— Почему? — Потому что твоя, якобы, «дочь» всё ещё ходит по городу. И каждый думает: «Раз он молчит, то и я промолчу». «Где одно отродье, там и два…» — рассуждают они. «Всего одно исключение!» — говорит себе каждый. Но их много, друг. И если мы не вычистим их сейчас, то они вырастут и не дадут вычистить следующих. А те, что придут потом, вычистят уже нас. И не будет в нашем городе никого, кроме отродий, и тогда горе тому, кто свернёт с дороги в твой трактир. Подумай об этом, старый друг. Подумай и поступи правильно… *** — Вы должны сказать ей! — возмущённо ворвалась в бар Ведьмочка Кофе. Девушка пылает праведным негодованием, отчего разрумянилась и стала необычайно мила. Панк за моей спиной поставил на пол пивную кегу, шумно вздохнул и сглотнул слюну: — Рили отпад герла, чел… Блонда тянет за руку Швабру, которая имеет вид даже более унылый и несчастный чем обычно. — Скажите же ей! — Что сказать? — Что она должна, просто обязана купить то платье! — Я уже купила платье, — возражает хмуро Швабра. — Это не платье! Это гадкая уродливая тряпка! — Значит, мы просто созданы друг для друга. — Боже мой, в кои-то веки в лавке нашлось что-то твоего размера, что-то, что тебе идёт, что-то, в чем ты отлично выглядишь, и ты вместо него покупаешь какое-то рубище? — Оно дешевле. В пять раз. — Его кто-то уже носил! — Не придётся разнашивать. — Оно на кого-то с грудью пятый номер! — Буду носить там тетради. Чтобы в них не насрали снова. — Боже, я этого просто не понимаю! — всплёскивает руками блонда. — Это такой шанс! — Шанс на что? — зло спрашивает Швабра. — Ты веришь, что в том платье я услышу что-то кроме: «Смотрите, что нацепила эта уродина! Думает, что её примут за нормальную? Вот же идиотка!» А потом мне выльют клей на юбку и подпалят подол, чтобы знала своё место. Я не хочу быть идиоткой за такие деньги. — Да причём тут школа! Ты должна надевать это платье и стоять у зеркала. Ты не должна стоять у зеркала ни в чём, кроме этого платья! Ты должна смотреть на девушку в зеркале и думать: «Блин, да я же офигенная, как я этого не видела раньше?» Это платье изменит твою жизнь, поверь мне. — Мою жизнь изменит только одно, — жёстко сказала Швабра. — И ты знаешь, что это. Но на это нужны деньги. И я не буду их тратить ни на что другое. — Даже ради меня? — Это нечестный приём. — Я готова на любые, лишь бы ты его купила. Ну, скажите же ей! — блонда умоляюще уставилась на меня. — Дресс-код в нашем трудовом договоре не прописан, — покачал головой я, — уборщица может выходить на работу в любой одежде, лишь бы она была чистой и не оскорбляла общественную нравственность. — Та поношенная тряпка оскорбляет моё эстетическое чувство! — Я уже семнадцать лет оскорбляю эстетическое чувство всех, кто меня видит, — отмахнулась Швабра. — Пусть терпят дальше. Мне плевать. И давай уже закроем эту тему. — Ты как хочешь, — решительно сказала Ведьмочка, — но я сейчас вернусь в лавку и попрошу, чтобы платье отложили. Потому что ты передумаешь. Просто не можешь не передумать. Тебе ещё на осенний бал идти, между прочим! Девушка развернулась, встряхнув белыми волосами, и вышла на улицу. — Рили отпад герла, чел… — повторил панк, вздыхая как всплывший кит. — Что там с ребёнком учительницы? — спросила Швабра, отмывая посуду. — Не нашёлся? — Нет. Но полиция работает. — Угу. Знаешь, что странно, босс? — Что? — Моего сраного братца нет дома уже двое суток. Такая благодать, ты не представляешь. Не помню, чтобы он не ночевал дома хоть раз. Даже вусмерть пьяный, с обгаженными штанами, и то приползал. На биологии нам говорили, что чем меньше мозг, тем сильнее инстинкты. Вот, это как раз про него. — Волнуешься? — Я была бы счастлива никогда больше его не видеть. Я бы помолилась какому-нибудь богу, чтобы тот его прибрал, но где найти настолько небрезгливого бога? Я волнуюсь только, какое говно он притащит, когда наконец заявится. — Может, он просто нашёл себе женщину? Некоторые дамы бывают не слишком разборчивы. — Не, босс, нет на свете такой женщины, которая польстилась бы на это чмо. Даже слепоглухонемая и та поняла бы, с кем имеет дело. По запаху. Так что никуда он не денется, это было бы слишком хорошо. Я обречена на него, босс. — Всё меняется. — Кроме говна. Оно пребывает вовеки. *** — Я вам скажу. Всё правильно Директор придумал! — распинается в зале Помойка Бурбон, размахивая стаканом одноимённого напитка. Третьим стаканом, проявляя нехарактерную для него несдержанность в употреблении. Возможно поэтому он так говорлив, обычно воняет в уголке тихо. Посетители слегка морщатся от въевшегося аромата, но слушают внимательно. — На кой чёрт им ещё год школы? Вот у меня — два пацана, здоровенные парняги, да вы знаете. Зачем таким лбам штаны за партой просиживать? Лучше бы мне помогали, мусора на наш век хватит. Или на Завод. А чем плох Завод, ну вот скажите мне, я хочу слышать? — А кто говорит, что плох? — интересуется кто-то из слушателей. — Да учительница эта, чтоб её… «Детям, мол, нужен выбор». Я вам так скажу — глупости это. Ну, чего умного они могут выбрать в восемнадцать лет? По танцулькам слоняться? Так я не против, танцульки — дело хорошее, сам плясал. Мы с женой там познакомились, милое дело. Отработал смену и скачи, сколько сил осталось. Но она же упёрлась: «Учиться, мол, надо». Чему? Я своих с мусоровозом управляться и сам научил. Читать-писать-считать умеют? И хорошо, спасибо школе. Но на кой чёрт им эти литературы с географиями? — Ты чего раскричался сегодня? — спрашивает его кто-то. — Случилось чего? — Да школа эта, чёрт бы её драл… — поворачивается к нему Помойка Бурбон. — Учительница упёрлась, что надо полный год доучить. Да ещё и хочет организовать этот… как его… колледж, во! Типа, ещё годиков несколько чтобы бездельничали. Мол, есть умные ребята, им бы учиться… А я вам скажу — умных и на Заводе чему надо научат. Там, поди, тоже не одни грузчики. — Так пусть её уволят, да и всё тут, — подают идею из зала. — Не, там без её подписи чего-то не срастается, — с досадой сказал Помойка. — Ну да ничего, авось уговорим. Уговорим же? — Само собой! — смеётся кто-то. — Это мы умеем. Уговаривать. Внезапно в баре воцаряется тишина. Так резко, как будто кто-то звук выключил. От входной двери, через весь зал, морщась от висящего в воздухе табачного дыма, идёт, решительно закусив губу, Училка. — Налейте мне виски, — говорит она, дойдя до стойки. — Никаких мохито? — уточняю я. — Да. Виски. Чистый. Я так хочу. — Уже делаю. Она берет стакан, отхлёбывает, кривится от непривычной крепости. В зале всё так же висят тишина и дым. — Зачем вы так? — говорит женщина негромко, обращаясь к собравшимся. — За что вы так со мной? Ответа нет, и она продолжает: