Я поморщилась от серьезности ее тона. Когда она успела так вырасти, и почему я это пропустила? Я все еще помнила тот день, когда пришла в больницу, чтобы увидеть ее. Папа положил мне на руки маленький сверток. Она спала, и ее светлые волосы были едва видны на бледной коже. Я думала, что буду ее ненавидеть, но в тот момент чувствовала лишь любовь и желание всегда защищать ее, что бы ни случилось. По мере того как Рейчел росла, она становилась все больше похожа на маму. Мама выросла на Внешних Отмелях, но она терпеть не могла воду: у нее постоянно случалась морская болезнь. Поэтому у мамы была Рейчел, а у нас с папой – океан. Всех устраивал такой расклад, пока я все не испортила. Я нащупала руку Рейчел и сжала ее пальцы. – Я не могу тебе сказать, – мой голос надломился. – Пожалуйста, не спрашивай. Ее глаза вспыхнули яростью. – Ты мне не доверяешь. – Нет. Не в этом дело, – я отпустила ее руку, чувствуя, как меня поглощает чувство вины. – Я ничего тебе не рассказываю, потому что это ужасно. Узнай ты правду – стала бы по-другому ко мне относиться. Может, даже возненавидела бы меня. Рейчел обвила мои плечи руками и посмотрела мне в глаза. – Это неправда. Что бы ни случилось, я всегда на твоей стороне. – Тогда не спрашивай меня, пожалуйста. Не сейчас. Может, когда-нибудь. Она кивнула и отстранилась. – Мама с папой на кухне, – в ее голосе слышалось разочарование. – Я их отвлеку, а ты проскользнешь через входную дверь. Я поцеловала ее в лоб. – Ты – самая лучшая сестра на свете, и я тебя не заслуживаю. – Да, да. Но имей в виду, что они будут ждать тебя здесь, когда ты вернешься. – Я знаю. По крайней мере, у меня в запасе было несколько часов, чтобы продумать историю, которую я расскажу родителям. Рейчел выскользнула из моей кровати, а я натянула самые теплые легинсы для бега, свитшот и кроссовки. На голову повязала бандану, чтобы челка не спадала на лицо. Моим завтраком стал помятый батончик мюсли, который валялся на дне рюкзака. Я торопливо проглотила его и сделала быструю остановку в ванной. Из-за темных кругов под глазами, мои зрачки казались больше фиолетовыми, чем голубыми. У мамы и Рейчел были изящные черты лица, светящаяся кожа и вьющиеся светлые волосы. По сравнению с ними, мой нос был слишком большим, а губы слишком широкими. После часов, проведенных в океане, моя кожа обычно была загорелой. Но теперь я тоже стала бледной. А еще изможденной, обессиленной и усталой. Бен заставлял меня чувствовать себя красивой, но я всегда считала, что только он видит меня такой. И все же вчера вечером Уайт тоже назвал меня симпатичной. Я отогнала эти мысли, подавив глупую улыбку, и осторожно спустилась по истертым деревянным ступеням. Бену всегда приходилось нагибать голову, чтобы не удариться о низкий потолок внизу лестницы. Когда-то наш дом принадлежал моим бабушке и дедушке, и, когда они решили переехать во Флориду, его купили мама с папой. Мы немного обновили обстановку: перекрасили стены свежей краской и поставили на кухню новые шкафчики, но дом все еще оставался старым, беспорядочным и очень уютным. Почти спустившись вниз, я схватилась за толстые перила и перепрыгнула через предпоследнюю ступеньку. Она скрипела громче всех. Остановившись возле шкафа в прихожей, я достала свою куртку для бега. Окна задрожали от сильного порыва ветра. С кухни слышался голос Рейчел: судя по всему, она старательно поддерживала разговор. Я потянулась к дверной ручке. – Куда-то собралась? – Господи, – я подпрыгнула и обернулась. На меня смотрела моя мама. – Ты меня до чертиков напугала. – Правда? – Она сложила руки на груди. – Мне знакомо это чувство, потому что ты пугаешь меня до чертиков уже не первый месяц. Ее слова были резкими, а глаза покрасневшими. – Это еще почему? Со мной все в порядке. Я просто иду на пробежку. Я снова потянулась к дверной ручке, но меня остановили мамины слова: – Мередит Холл, не смей даже думать о том, чтобы выйти из дома. Отправляйся на кухню сейчас же. Я посмотрела через ее плечо: в конце коридора стояли папа с Рейчел. Папа должен был выглядеть рассерженным, но почему-то на их лицах было виноватое выражение. Мама отступила на шаг, и, пройдя мимо нее на кухню, я скользнула на свое обычное место за деревянным столом: стул возле стены, на котором я когда-то вырезала свои инициалы в страхе, что моя будущая сестра решит его отобрать. – Рейчел, не могла бы ты нас оставить? Нам нужно поговорить с Мер. Рейчел грустно мне улыбнулась и беззвучно прошептала извинение. В ответ я пожала плечами. Она сделала все что смогла. Папа молча подошел к ящику и достал мою кружку. Он налил в нее кофе, добавив две ложки сахара и много сливок. Затем он поставил кружку передо мной и сел напротив. – Спасибо. Мама всегда ставила на стол вазу со свежими цветами, даже зимой. Она говорила, что при взгляде на них ей хочется улыбаться. Обычно она собирала цветы в саду, но когда наступали холода, ей приходилось покупать их в магазине. Этим утром цветы оказались недостаточно высокими, чтобы скрыть за собой разочарование на папином лице. Я сжала пальцы на кружке с кофе и обожгла ладони, но руки не убрала. Мама достала из печки тарелку с панкейками и поставила ее рядом с моей кружкой. Это напомнило мне о том, что она останется моей матерью, что бы ни произошло. Даже приготовившись прочитать мне нотацию, она хотела убедиться, что я сыта, но мне кусок в горло не лез, ведь я знала, что меня ожидает. Говорят, что лучшая защита – это нападение. – Я хотела рассказать вам про работу, но… Что? Я использовала ее как прикрытие для тайных встреч. Я замолчала на полуслове и посмотрела на отца. Он вздохнул и опустил голову. Мой отец был похож на более добрую и мягкую версию Гризли Адамса[2], и его темная борода сливалась со взлохмаченными волосами. Все лето он носил карго-шорты, майки и резиновые шлепанцы. Зимой он всегда выглядел немного потерянным, как будто не понимал, чем ему заняться в джинсах и фланелевой рубашке. Мама сидела, ровно выпрямив спину и положив обе ладони на стол, словно собиралась отчитать своих второклашек. – Ты принимаешь наркотики? Я знала, что она спросит об этом, и все-таки у меня перехватило дыхание от ее уверенного тона. – Нет. – Дети постоянно врут своим родителям, – мама переплела пальцы и сжала их с такой силой, что ее костяшки побелели. – Откуда нам знать, что ты говоришь правду? Может, мы должны отправить тебя сдать тест на наркотики. – Джесс! – папа бросил на нее неодобрительный взгляд. – Что? Она уже не раз нам лгала. Мы больше не можем засовывать головы в песок, притворяясь, будто ничего не происходит. – Если она говорит, что ничего не принимает, – я ей верю. Я слабо улыбнулась папе, прекрасно осознавая, как ему трудно идти наперекор маме. Она всегда настаивала на том, что они должны оставаться на одной стороне и представлять одну точку зрения. Мама вскинула руки. – Ладно, раз ты ей веришь, то, будь добр, выясни, чем она занималась каждый вечер на протяжении последних месяцев. Папа отставил вазу с цветами в сторону. – Может, нам просто спросить ее? Я видела в глазах отца надежду: он все еще верил, что, несмотря на все случившееся, я – та маленькая девочка, которая следовала за ним к океану, с восторгом слушала все его истории и разделяла страсть к спорту, игравшему важную роль в его жизни. Мой отец – тихий оптимист. – Я не делала ничего плохого. Я не принимала наркотики, не пила и не занималась сексом. Папа отвел взгляд, а мама воскликнула: – Мередит! – Что? Вы же хотели честный и «настоящий» разговор. Вы оба знаете, что я не девственница, так что я решила прояснить и этот вопрос. – Тогда чем ты занималась? Я пожала плечами и сфокусировалась на нетронутой тарелке с панкейками. В этой ситуации самой лучшей ложью была правда. – Я хожу на пляж. – Всю зиму? И ты думаешь, что мы тебе поверим? – Да, мама, потому что это правда. Я хожу на пляж и сижу там. Я читаю, слушаю музыку и стараюсь ни о чем не думать. В этом нет ничего преступного, но я знала, что ты не поймешь. Ты бы снова отправила меня к тому терапевту, но я больше не хочу говорить о своих чувствах с незнакомцами. Я просто хочу их испытывать. Сама по себе. И не чувствовать, будто все, что я делаю, – неправильно. Кажется, у всех есть мнение насчет того, что мне делать со своей жизнью. Мой кулак ударил по столу, и мы все вздрогнули. Черт. Мое сердце билось с такой скоростью, словно я пробежала стометровку. Похоже, в моей отповеди действительно оказалось больше правды, чем лжи. – Мер… – мама нахмурилась. – Я знаю, что тебе сложно, с тех пор как Бен… К моему горлу подбирались слезы. – Не надо, мам. – Я ненавижу плакать на глазах у других. – Я просто хочу выйти на пробежку, ладно? Она подняла подбородок и открыла рот. Мама готовилась произнести свою любимую речь о том, как я молода, и что потеря Бена – не конец света, даже если мне иногда так кажется, и что я справлюсь с этим, если изменю свое отношение к ситуации. Но в этот момент отец поднялся с места и положил руку ей на плечо. Она с удивлением подняла на него глаза. – Она ответила на твои вопросы, Джесс. Дай ей пойти на пробежку. Не дожидаясь маминого ответа, я вскочила из-за стола, на секунду задержавшись возле папы. Я порывисто его обняла, и он поцеловал меня в лоб.