В этот раз собеседникам было не до вина и не до сплетен. Бокалы стояли полными, но никто даже не попытался к ним прикоснуться. После того как де Камбре объявил, что подозревает новоявленного королевского бастарда в самозванстве, о легкой болтовне не могло быть и речи. Такое самозванство каралось смертью жуткой. Но ненамного легче была участь того авантюриста, что посмеет напрасно обвинить в этом преступлении члена королевской семьи. А доказательств не было. Родственные ауры? Какие такие ауры? Кто их видел? Ах вы, дорогой виконт, единственный и неповторимый на весь мир? А почему вы такой уникальный? А чем докажете? Говорите, говорите, не стесняйтесь. Только не нам, а палачам. Долго говорите, пока не признаетесь, наконец, что клеветали на честного бастарда с целями гнусными и его величеству сугубо враждебными. Тем более что для эликсира принцев вы, простите, рылом не вышли, а заклятье правды для такого дела тоже не доказательство. Бывали уже прецеденты, знаете ли. – Общался я с де ла Сьотом – вполне достойный господин, даже приятный. Жан, ты уверен, что не ошибаешься? – после долгого молчания начал обсуждение Транкавель. – Не более чем в ущелье близ Фаджа, Сен-Беа, да и в прошлом году, когда приглашал тебя помочь маркизу. Но, как и в тех случаях, доказать ничего не могу. – Если бы услышал такое от кого другого, немедленно арестовал бы, – вступил в разговор де Фронсак. – Но не имею права отмахнуться от ваших слов. Тем более что… его преосвященство, как лицо духовное, не жалует эти балы. И уж точно никогда не настаивал, чтобы кто-либо их посещал. Де Камбре внимательно посмотрел на маркиза. – Тоже полагаете, что отправил он меня специально, взглянуть на этого де ла Сьота? – Помилуйте, кто может знать мысли господина епископа? Впрочем, если вспомнить, какую проверку он организовал при вашем знакомстве, я бы такое предположение не спешил отвергать. – Что за проверку? – поинтересовался Транкавель. – Его преосвященство представил ему четырех человек и попросил определить, кто из них под заклятьем. Наш друг не ошибся. «Дважды не ошибся, – подумал де Камбре. – Указал на того, кто был под нестрашным заклятьем Тихого Слуги, и догадался не указывать на даму, находившуюся под заклятьем Черной Розы. Где уж впоследствии она нанесла свой удар – неизвестно, но кто-то очень важный точно жизни лишился». – По-моему, господа, мы не о том говорим, – перевел он разговор к главному. – Чего бы ни хотел дю Шилле, влезать в эту историю премьер-министр не будет. Но как вообще этот господин оказался при дворе? Я знаю, что еще три года назад по всей Галлии искали незаконнорожденного брата короля. Транкавель все-таки пригубил вино и начал рассказ. – Двадцать два, если быть точным. И не только в Галлии. Это заклятье королевской крови. Оно тесно связано с заклятьем безопасности его величества. Отслеживает существование всех детей монарха, не делая различий между законными и незаконными. К сожалению, оно лишь определяет наличие живых потомков, но не указывает, где они находятся. Он сделал еще один глоток, поставил бокал на стол и продолжил: – Поэтому розыском и контролем за бастардами занимается служба дворцовых церемоний, есть там группа опытных специалистов. Но иногда и у них происходят сбои. Двадцать два года назад заклятье показало, что где-то родился мальчик, зачатый от батюшки Эдмонд IV. Но где? За девять месяцев до этого его величество наведывался в Марсель и вроде бы одарил своим вниманием некую девицу де ла Сьот. Других связей зафиксировано не было, да и сам король ничего такого не вспомнил. Хотя… пьяный он был, если честно. Поехала высокая комиссия на розыски, но не тут-то было. Оказалось, что почти сразу после той ночи на побережье напали магрибские пираты, пограбили от души и многих угнали в полон, в том числе и эту красавицу. – То есть искали-искали и недавно нашли неведомо кого? – удивился де Камбре. – Но проверяли же наверняка?! – Да уж проверяли, будьте уверены. Самому пришлось в той проверке поучаствовать, – недовольно проворчал де Фронсак. – Мамаша де ла Сьот и бумаги предоставила: мол, когда ее на невольничьем рынке купил приказчик тунисского паши, когда сынка родила, да как того в десять лет от матери забрали и в янычары отправили. Знаешь, кто такие янычары? – В Клиссоне рассказывали. Пехота османского султана, которую из рабов набирают. – Вообще-то да, но этот оказался в роте личной гвардии самого султана, – продолжил маркиз. – Так вот, все документы изучили, специально целое посольство посылали – никаких сомнений. Всех кади лично опросили, их книги проверили, печати сверили – все точно. Да и свидетели нашлись, так что никаких сомнений. Впрочем, попробую прислать тебе копию заключения комиссии. Официально мне ее никто не разрешит снимать, но, надеюсь, не будет и прямого запрета. Это если не просто так ты вчера на балу оказался. – А сам дю Шилле с господами де ла Сьот встречался? – спросил де Камбре. – Нет, – уверенно ответил де Фронсак. – Не встречался и, по-моему, не собирается. – Кроме этой комиссии, кто-то проверкой занимался? Де Шутт, например? – Нет. – Транкавель пожал плечами. – Ни он, ни военная разведка. Не успели. Эдмонд IV родственника признал и обижать его подозрениями запретил категорически. Так что у нас теперь новый фаворит, всеобщий любимец, между прочим. Который, конечно, никуда не лезет, но это пока, а уж что дальше будет – лишь Спасителю известно. – Кстати, – добавил маркиз, завершая разговор, – тебе, как слуге короля, в это дело тоже влезать нельзя. По тому же самому приказу. * * * Перед самым отъездом в Амьен лихой гвардеец в красном плаще передал де Камбре запечатанный личной печатью дю Шилле толстый конверт. В нем оказалась исписанная мелким почерком тетрадь. Копия заключения высокой комиссии. Стало быть, епископ в деле. И что там говорил де Фронсак? Встречаться с новоявленным бастардом не собирается? С чего бы? Тоже полагает, что тот сильный ментальный маг? Боится попасть под его воздействие, как, похоже, попал король и многие его приближенные? Вон даже Транкавель отозвался о де ла Сьоте как о достойном и приятном человеке. А ведь если этот достойный господин подчинит себе короля, станет фаворитом, история Галлии может повернуться в любую сторону. И первым, кого снесет этот приятный человек, будет дю Шилле. А вот вторым, точнее вторыми – его ставленники, среди которых обязательно окажется и некий бывший российский полковник. А уж потом из желающих предъявить счет очередь выстроится. И император Острова будет в ней первым. Нет, от этой схватки отвертеться нельзя. И проиграть в ней нельзя. Значит, думай, голова, картуз куплю. Не будешь думать – последний пропью. Зачем он покойнику? Всю дорогу, проведенную, слава богу, в удобной карете, де Камбре читал. И чем дальше читал, тем больше поражался. История выглядела фантастической, но тем не менее убедительной. Буквально через неделю после бурной ночи с королем уже не девицу де ла Сьот действительно похитили магрибские пираты (подтверждается многочисленными свидетельствами) и продали в Тунисе на невольничьем рынке визирю тунисского паши (подтверждается копией договора покупки, идентичность проверена, достоверность абсолютная). Ладно, допустим. Далее красавица Дениз попадает в гарем самого паши (подтверждается частично сохранившимся архивом паши и опознанием по портрету двумя евнухами, проведенным под заклятьем правды). Рожает сына. Правда, здесь уже имеется загвоздка – ребенок сразу становится рабом. Как так? Да и документ лишь пять лет назад выписан. А, вот разъяснение… отдан в янычары как султанская доля. Документ об изъятии движимого имущества не сохранился, а имеется… по сути, приказ о его передаче от одного материально ответственного лица другому. Далее. Тогда же… ни хрена себе! Налет кочевников на Тунис. Дворец паши захвачен и разрушен, как мир насилья, до основания, архив спалили, но часть подшивок лишь обуглилась, потому кое-что осталось. И гарем, стало быть, поменял хозяев. Ага. Но двое евнухов сбежать умудрились, целые и невредимые. Да, именно так, вот и бумаги соответствующие, надлежащим образом проверенные. Как это, интересно? Так. Еще через пять лет госпожу де ла Сьот кочевники продают в рабство стамбульскому кубе-визирю, где ее сразу в гарем, к привычному делу приставляют. Ну да, вот и подтверждение статуса – хазнедар, не хухры-мухры. Казначей гарема, однако. Не у султана все-таки, но и у премьер-министра, что тоже неплохо. Во дворце того визиря, стало быть, и встречает сынка, который рос-рос да и дорос до чурбачея. Офицера, стало быть. И вот где-то пару месяцев назад мамаша с сыном воспылали любовью к исторической родине, да и рванули в славный град Париж, наплевав на все погони и не забыв обложиться бумагами. Круто, надо признаться. Поверить в эту сказку – надо быть или наивным ребенком, либо… да, либо оказаться под таким внушением – Вольф Мессинг отдыхает. Документы, конечно, железные, но, учитывая магическую силу «сынка», и второй вариант более чем возможен. И теперь эту проблему надо решать. Ему, бывшему российскому чекисту, бывшему амьенскому полицейскому… Только вот нынешнему королевскому интенданту этим заниматься нельзя. Категорически. Сюзерен, черт возьми, не велит. Об этом де Камбре думал всю дорогу, и лишь на подъезде к Амьену помаленьку стало вырисовываться решение. Вначале как пунктирный набросок, оно стало проявляться, принимать все более четкие контуры, пока не сформировалось в полноценный план. Который должен был предусмотреть все и неминуемо привести к победе. Только кто и где такие планы видел? * * * Вновь светлый и солидный кабинет королевского интенданта в Амьене. Юный долговязый секретарь де Сите, смешно надувающий щеки, стремясь придать себе хоть каплю солидности, поставленным, почти оперным баритоном докладывает: – Лейтенант де Савьер к его сиятельству! Громко докладывает. Настолько, что сразу захотелось почесать в левом, к секретарю обращенном ухе. Но нельзя – протокол свят, как воинский устав. – Проходите, шевалье, присаживайтесь. Смешно – все трое знают, что посетитель и хозяин кабинета друг с другом на «ты», общаются по именам, но вынуждены изображать прямо-таки дворцовые церемонии. – Благодарю, ваше сиятельство. Изящный поклон, скользящие шаги лейтенанта перед лицом начальствующим. Хорошо хоть лицо не делает придурковатым. – Шевалье, – это уже к де Сите, – оставьте нас. И лишь когда массивная, начисто блокирующая звуки дверь закрылась за секретарем, де Камбре облегченно выдохнул. – Серж, садись, разговор будет долгим. – Интересно, о чем? Опять в капитанов играть или очередную пиратскую базу громить предстоит? А корабли будем захватывать? Если что – имей в виду, мне сейчас некогда. Шишки из Совета Магов потребовали отчет по моим действиям на море, так что пару дней буду занят. – Ну, пару дней я потерпеть смогу, но вот дальше… ваше высочество… Де Савьер ошарашенно посмотрел на друга. – Как ты меня назвал? – Правильно назвал. – Де Камбре стал абсолютно серьезен. – Помнишь наш разговор в Сен-Беа? – Помню, хотя всегда считал его глупой шуткой. То есть тетка рассказывала, что у матушки вроде бы что-то такое было, но знаешь, эти семейные сплетни… Тем более что мама умерла при родах, так что доказательств никаких. Да и не стремлюсь я ко двору! Денег мне и так хватает, а самому лезть в гадюшник, где каждый мечтает сожрать каждого?! Спасибо, на войне или магической дуэли куда как безопасней. Де Камбре взял паузу, глубоко вздохнул. А потом начал рассказывать. О новом «брате» короля, о его магической силе, о том, что помаленьку двор попадает под его обаяние или, что более вероятно, под ментальное воздействие. – Это, стало быть, кто-то должен съездить в Магриб, возможно, заскочить в Стамбул и вернуться с доказательствами обмана? Путешествие не обещает быть скучным. А почему обратился ко мне? – Потому что со времен своей поездки в Морле твердо помню – магов учат языкам крепко. В том числе и османскому. Или я неправ?