– Ну, слава богу! Встать можешь? Где болит? Кости целы? Ничего более удивительного придумать было нельзя. Над ней склонилась Агата Кристафоровна. Откуда взялась тетушка здесь, на Красной площади, в этот час, Агате не хотелось гадать. Главное, что увидела милое и доброе лицо. Конечно, она мечтала увидеть немного другое лицо, но тетушка оказалась очень кстати. – Откуда вы взялись? – спросила Агата, пробуя встать, о чем тут же сообщила ее спина, отказавшись поднимать хозяйку. Боль в животе еще можно было терпеть. А в побитой голове звенело и кружилось кувырком. – Господа, помогите барышне встать! – крикнула тетушка. Чьи-то добрые руки подхватили Агату и поставили вертикально. Стоять оказалось труднее, чем лежать. Пасть на глазах тетушки и публики Агата не могла себе позволить. И незаметно ловила равновесие. – Твой кувырок с горки надо в цирке показывать, – приговаривала Агата Кристафоровна, заботливо стряхивая с нее ошметки снега. – Смертельный номер. Что тебя понесло на горку? Объяснить, почему полезла наверх, у Агаты не хватило сил. Она поправила шапочку, которая чудесным образом уцелела. Перышко, немного помятое, опять встрепенулось. Коснувшись воротника полушубка, Агата уколола палец, охнув от неожиданности. Хотя умела терпеть боль. – Где болит, дорогуша? Может, прямиком к доктору? – Благодарю, Агата Кристафоровна, нет нужды… Занозу подцепила с горки… Нащупав в меху посторонний предмет, Агата вытянула булавку с круглым наконечником. – Чего только дамы не теряют на горке, – сказала она, швыряя находку в снег. – Кто голову, а кто булавки… – Твоя головушка цела? – Я так благодарна, что вы со мной, – Агата порывисто обняла тетушку. – Какая счастливая случайность! Агата Кристафоровна не стала объяснять, что ради этой случайности убила весь день, перемерзла, истоптала ноги, потратила все силы и деньги на извозчиков. Чтобы следовать за неугомонной мадемуазель. Эксперимент с филерством вышел на славу. Отныне тетушка зареклась следить за кем-нибудь. Пусть сыск развлекается. Если им не лень. А с нее хватит. – Объясни мне, дорогуша, зачем на горку забралась. Мало у нас развлечений? – Я следовала за мужчиной, – сказала Агата, не понимая, как странно это звучит. – Ну да: порой мужчины следуют за нами, а порой мы за ними, – сказала тетушка с легким оттенком ревности в голосе. – Кто таков? На всякий случай Агата оглянулась. Вокруг бурлили темень и толпа. – Вы не поверите, – ответила она. – Я и сама себе не верю. – Что за загадка? – В том-то и дело… Знаете, кого видела? Самого господина Алабьева… Тетушка не сразу поняла, что в этом такого. Господин Алабьев имеет право появляться где ему вздумается. Зачем за ним следовать, а тем более залезать на горку? Но тут она вспомнила, что хозяина страхового общества вроде не должно быть в Москве. Значит, прибыл… – Не стоило того, чтобы сломать шею, – сказала тетушка. – Но ведь в доме думают, что Алабьев вернется на будущей неделе, в Великий пост. А он уже здесь. Можно было припомнить десятки историй, когда мужчины говорили в семье, что отбывают в поездку, а сами весело проводили время. Тетушка слушала их сквозь слезы обманутых подруг. На ее взгляд, ничего удивительно в этом не было. – Ну допустим, Алабьев приехал раньше, чем обещал. И что такого? Агата не знала. Она вообще была не уверена, видела Алабьева или ей показалось. Все-таки прошло больше полугода. В чем она честно призналась. И невольно скривилась от боли. – Что такое, тебе плохо, дорогуша? – Нет, ничего… Немного голова кружится… – Агата потрогала голову, которую крутил вихрь. – Еще бы: съехать кувырком с ледяной горки. – Я не хотела… Меня толкнули. Тетушка не слишком поверила: чего только барышни не придумывают в свое оправдание. Что происходило наверху горки, она не могла разглядеть. Объяснение могло быть самым простым: в толчее чего только не случается – и прижмут, и пихнут. – Кто же это посмел? Алабьев? – Он такой большой, что на горку не заберется… Перед тем как толкнуть, меня ударили в живот, – Агата невольно прикоснулась к больному месту. – Очень страшно, почти потеряла дыхание. Оказалась беспомощна. Этим воспользовались. – Видела, кто тебя толкнул? – Нет… Чудом не упала через перила, а полетела с горки… Я так благодарна, что вы оказались рядом, но мне… Мне надо спешить. – Спешить? После таких кувырков? – Отлично себя чувствую… Поеду, – сказала Агата, оседая на тетушку. Та еле успела подхватить. – И думать не смей… Агата стала убеждать, что дала слово Валерии быть вечером. Визит чрезвычайно важен, пропустить не может. Убедить не получалось, силы ее были на исходе. Да и тетушка ничего не желала слушать. Сообразив, что мадемуазель излишне ударилась головушкой и несет глупости о визите, который и завтра не поздно сделать, Агата Кристафоровна заявила, что они едут домой. Немедленно. Дарья обещала к вечеру свежие блины. А блины, как известно, лучшее лекарство от грусти, сомнений и всяческих болезней. • 46 • На фоне снега черное одеяние виднелось тенью. Монахиня шла по улице тихо, боясь поскользнуться. Грузное тело переваливалось на каждом шагу. – Матушка… Прошу прощения… Она величаво оглянулась. Догнав, Пушкин нарочно медленно подошел, чтобы его не приняли за злодея, и поклонился так низко, как не кланялся начальству. – Ты кто такой будешь? – Пушкин, Алексей Сергеевич, чиновник московской сыскной полиции… Повстречать на ночной улице полицейского матушка, как видно, не ожидала. – Алексей, значит, – проговорила она, будто пробуя на вкус. – Защитник[17] то есть. Хорошее имя для службы. Меня можешь величать Евгенией… Как в том доме оказался? Духовному лицу Пушкин не мог сказать правды. – Матушка Евгения, позвольте проводить до Зачатьевского, ночь темная, улицы в Москве ненадежны, – и, как галантный кавалер, он предложил руку. Поколебавшись, монахиня приняла помощь. – Ну пойдем… Доброму делу нельзя отказывать… Опиралась матушка крепко, Пушкину пришлось подсобрать силенки. Путь до Зачатьевского был не близкий. – После отъезда господина Алабьева в его семье начали происходить странные события, – сказал он, тщательно выбирая слова. – Меня просили разобраться. Чтобы не случилось чего-то очень дурного… – Куда уж дурнее… Таких грехов Макар в жизни натворил… А что случится-то? – Есть подозрения, что может погибнуть кто-то из членов семьи. Матушка покачала головой: – Ах, что удумали… Неужто на Матвея замышляют? – Мне неизвестен этот человек… – Не человек еще, а ребенок, отрок… Младший сын Полины, покойницы… Смышленый, науками занимается, а ведь не разговаривает… Мычит только… Бабочек собирает… Бедное дитя, достался мачехе… – Простите, что спрашиваю: почему вы приехали? Она ответила не сразу, Пушкин терпеливо ждал. – Вижу, что ты, Алексей, чистая душа, хоть и служишь в полиции, – проговорила она. – Тебе скажу… Недели две назад Макар прислал слезное письмо: молил приехать. Мы с ним лет пять как в ссоре. После его третьей женитьбы, думала, ни за что не поеду. Но письмо такое, что не смогла отказать. Как кровью писал: дескать, столько зла натворил, столько грехов на душе камнем лежат, что нет больше сил терпеть, хочу покаяться, дело продать и удалиться на покой… – Господин Алабьев просил вас принять исповедь? – Братец мой у причастия с юношеских лет не был, не то что в церковь ходить. Забыл, что исповедь только священник принять может. Решила, что отведу его в Москве к знакомому настоятелю. А он взял и струсил: уехал… Я же его насквозь вижу… Оба брата мои в грехах жили, и от цепей этих им никуда не деться… Пушкин на себе ощутил, как нелегко прогуливаться с пожилой женщиной. – Чем занимается брат Макара Ивановича?