Подобное обращение недопустимо с приличной женщиной вообще, а с побитой тем более. Что Агата хотела заявить со всей решимостью. Но решимости не хватило. В шубке стало жарко, в голове помутнело. Чтобы не упасть, она невольно ухватилась за тетушкино пальто. – Вам плохо? Такой интерес от ледяного чудовища дорогого стоил, но Агата не обольщалась. – Душно, позвольте пройти… Действительно, Дарья натопила от души. Тетушка не любила холодов и беспощадно жгла дорогие дрова. – Прошу вас, останьтесь… Ей показалось, что в этих словах слышна забота и даже тревога. Что было ново и довольно приятно. – Простите, но у меня важные дела, господин Пушкин, – сказала она, с некоторым волнением ожидая, что будет дальше. – К сожалению, не могу вас арестовать… Могу только просить: не покидайте этот дом. Для вашей безопасности. – Но почему, что случилось? – спросила Агата с некоторым беспокойством. Пушкин не был похож сам на себя. Неужели опять ночь не спал? – У меня есть гипотеза… – Что у вас есть? – спросила Агата, не готовая к уроку математики в такую рань. – Почему на вас напали на кухне кулинарных курсов… Надо ожидать, что сейчас начнутся новые издевательства. Агата приготовилась, как могла: – Хотели проверить прочность полена на моем затылке. Наверное, так, по-вашему? – Три дня в Москве вы посвятили урокам кулинарии, – продолжил Пушкин, не замечая женской иронии. – На четвертый отправились вечером к Валерии Макаровне… Она ждала, что будет дальше. – Вероятно, к дому приехали на пролетке… Агата невольно кивнула, перышко горделиво покачалось. – Зашли в прихожую, сняли шубку, поднялись в гостиную… – Допустим… И что такого? – В промежуток между подъездом к дому и вашим появлением среди гостей кроется причина нападения. Вы что-то видели… Гипотеза оказалась исключительно глупой. Агата прекрасно помнила, что видела себя в зеркале. О чем сообщила Пушкину. – И больше ничего? – спросил он. – Совершенно ничего… Ваша гипотеза бесполезна. Замечание пролетело мимо Пушкина, даже не заметил. – После того как расстались с Валерией Макаровной в «Эйнеме», что вы делали? Тут Агата подумала, что имеет право показать характер. Теперь ее черед. – Ну какое вам дело… – Дело серьезное… – Отправилась ужинать… Есть блины! – выпалила она резко. – Довольны? – С вами опять случилась неприятность? Каждая клеточка ее тела кричала: да, мне плохо, у меня все болит. Но Агата считала нужным слушать только свое сердце. Сердце ее, как всегда, советовало по-своему. – Ну с чего вы взяли! – с наигранным возмущением сказала она. – Вас не было на вечере Валерии Макаровны. Почему? – Потому что объелась блинами, мне стало дурно и я приехала сюда! Агата врала нагло и беззастенчиво, не боясь последствий. Главное, поскорее закончить, пока тетушка не проснулась, и выскользнуть на улицу. А потом он поймет, какой подарок будет приготовлен для него. Пушкин знал, что мадемуазель врет. Но ничего поделать не мог. Только еще раз воззвал к ее разуму. Хотя можно было и не взывать. Агата упрямо требовала ее выпустить. – Могу я попросить об одном одолжении? Только такой вопрос мог задержать Агату. – Не доверяйте слепо Валерии Макаровне. Она может оказаться совсем не тем человеком, за кого себя выдает. Это было столь неожиданно, что Агата не удержалась: – Каким человеком? – Вашей подругой… Будьте с ней осторожны. А вот с этим Агата как-нибудь сама разберется. Ее сердце умеет разбираться в людях. В чем она была совершенно уверена. Она так торопилась, так хотела уйти, что забыла о правиле сегодняшнего дня: попросить прощения. И чтобы у нее попросили тоже… И она, конечно, простит. От всей души… Слов у Пушкина больше не было. Оставалось только посторониться, открывая проход. Агата выбежала слишком торопливо, будто опасалась, что он ее остановит. Чего Пушкину очень хотелось, но он не мог позволить себе вольность, выходящую за границы служебных полномочий. Скинув пальто на вешалку, он спросил у Дарьи, где тетушка. Оказалось, что Агата Кристафоровна еще в постели. Что на нее совсем было не похоже. Мадам Львова хоть и была глубоко порядочной московской дамой, но вставала вместе с кухаркой. Правда, тщательно это скрывала. Постучав в дверь ее спальни, любимый племянник получил разрешение войти. Тетушка лежала в постели, натянув одеяло под шею. Вид у нее был немощный и болезненный. – Тетя, вы заболели? – с искренней тревогой спросил Пушкин. – Мне болеть некогда, мой милый, – отвечала она, тщательно придерживая одеяло у подбородка. – Зато теперь слова не скажу дурного про вашу полицию. Собачья у вас служба, мой милый. – Чем заслужили такую милость? – Представь себе: на старости лет решила поиграть в филера… – Следили за мадемуазель Керн? – Нет, за твоим обер-полицмейстером! – ответила Агата Кристафоровна, не принимая глупые вопросы от умного племянника. – Чуть не околела от холода и еле ноги волокла… Как ваши филеры сутками справляются? Пушкин не стал раскрывать маленькие секретики: настоящих филеров в московской полиции еще не было. В Петербурге был специальный филерский отряд при департаменте полиции, выученный великим Евстратием Медниковым. А в Москве – ничего. Так что справлялись собственными силами. – Все видели? – спросил он. Тетушка даже фыркнула. – О, какие тайны: ваша встреча с Агатой на Новинском, ваша поездка на Петровку в «Эйнем»… – Что мадемуазель Керн делала потом? Агата Кристафоровна вдруг поняла, что находится в шаге от того, чтобы нарушить данное слово: Агата взяла с нее чуть ли не клятву, что Пушкин не узнает о вчерашнем катании. Пока она сама не разберется: был Алабьев или ей показалось. – Она пошла в «Континенталь»… Есть блины. – А после блинов… Тетушка не смогла подслушать, о чем эти двое шептались в прихожей. И не знала, какую версию лучше сочинить. – Ну… Потом пошла на Красную площадь, там же масленичные гуляния. – Далее… – Далее… Да что ты мне, допрос, что ли, устроил?.. Мне надоело мерзнуть, нашла ее, и мы поехали домой. Есть блины. – После того как она наелась в «Континентале»? Тетушка поняла, что провалилась. Ну не умеет врать, хоть плачь. Позволить племяннику одолеть ее было категорически нельзя. И она перешла в наступление. – Представь себе! – заявила она. – Дарья такие блины печет, что умереть можно. Пушкин наблюдал за родственницей с холодным равнодушием. – Спасибо, тетя, что не умеете врать, – сказал он. – Что происходило на самом деле? Почему Агата выглядит так, будто тяжко больна?