— Правда? — В феврале. Аманда сейчас на пятом месяце. Урсула помедлила с ответом. Она совершенно точно не ревновала и даже не была удивлена. У Микке появился шанс все исправить, переписать начисто — логично, что он им воспользовался. Ее беспокоило что-то другое. — Здорово, — произнесла она наконец. — Поздравь их от меня, когда увидишь. — Конечно. Но эта усмешка Беллы… Может, она и ожидала появления братишки с нетерпением, и радовалась за Микке. А может быть, ее так позабавила перспектива рассказать матери нечто такое, что, по ее мнению, Урсула не хотела бы слышать. Урсула сделала выбор в пользу первого варианта, чтобы не думать, что дочь намеренно хотела ее ранить. Она бросила взгляд на многолюдный бар. Неважно, что оно кислое и теплое. Она выпьет еще бокал вина. Как минимум. * * * Бармен поставил перед ним очередную порцию имбирного эля. Себастиан благодарно кивнул, и со вздохом поднял бокал. Раздражение, нервозность, недовольство — вот что примерно он ощущал. Он немного полежал у себя в номере, вернувшись из офиса, поразмышлял над делом и уже собирался уснуть, но поборол себя. Не хотел видеть сон. Просыпаться в поту, со стиснутой в кулак правой рукой. До звона в ушах продолжая слышать гул водной стихии. Едва дыша от ощущения пустоты и горя внутри. Если он сейчас позволит сну завладеть собой, тогда этой ночью он больше не сможет уснуть. Так что Себастиан встал, наскоро принял душ и пошел стучаться в номер к Урсуле. Тишина. В номере никого не оказалось. Себастиан разочарованно спустился в бар. Заказал первый бокал имбирного эля и огляделся вокруг. Определенный потенциал имелся. Не так уж много вариантов, но он определенно мог рассчитывать, что сможет с кем-то переспать. К примеру, с женщиной, которая в одиночестве сидела с раскрытым ноутбуком за одним из столиков в глубине зала. Лет сорок пять. Внешность невыразительная. Ни одежда, ни прическа не выдавали в ней уверенного в себе человека. Несколько лишних килограммов на талии. Себастиан уже представил, как подходит к ней. Начинает разговор. Как через несколько минут изначальное сопротивление женщины неожиданному знакомству угасает, и он приглашает ее что-нибудь выпить. Принеся выбранный ею напиток, спрашивает ее имя. Интересуется, что за работа заставляет ее заниматься делами в такой вечер в Уппсальском отеле. Заинтересован, чуток, желает узнать больше. Полностью сконцентрирован на женщине напротив. Игра. Соблазнение. Как танец. Нужно попеременно вести и следовать. Сделать все, чтобы она почувствовала себя привлекательной, притягательной, манящей, чтобы разжечь в ней желание чего-то большего, чтобы женщина была уверена — это она его соблазняет, а не наоборот. Предложение покинуть бар будет исходить от нее, а он уже предложит пройти в ее номер. Это определенно должно было сработать. Себастиан проделывал это уже сотни раз. Но не сегодня. Он обещал исправиться. Себастиан 2.0. Новый и улучшенный. Он уже раскаивался. Раздражение вытесняло нервозность и недовольство, становясь доминирующим чувством. Это вина Анне-Ли. Целибат. Ее чертовы условия. Он не должен спать с фигурантками расследования, но какое значение может иметь для дела его связь с сорокалетней помощницей ревизора из Венерсборга, или что там есть подходящее для женщин поблизости? Никакого. Но он не решился попытать удачи. Если это всплывет, его выгонят из команды. А этого не должно случиться. Урсула могла бы его спасти. Они должны были поужинать вместе, но у нее, очевидно, появились какие-то другие, более существенные дела. Она бросила его в одиночестве. Так что это и ее вина тоже. Какое-то движение рядом с входной дверью привлекло его внимание. На ловца и зверь бежит. Урсула вернулась. Он позвал ее и помахал рукой. Когда она подошла и села на барный стул подле него, Себастиан понял, что она немного пьяна. Возможно, это будет не самый пропащий вечер. — Где ты была? — Я встречалась с Беллой… С моей дочерью, — пояснила она, заметив, что Себастиан никак не прореагировал. — Она здесь учится. — Я знаю, — солгал Себастиан. Она определенно это когда-то упоминала, он просто не слушал. — Но зачем? — Она сюда поступила. — Нет, зачем вы встречались? — Что значит «зачем»? — Урсула все еще недопонимала его. — Она моя дочь. — Это раньше не имело для тебя никакого значения. Разве не ты — худшая мать в Швеции? Урсула уставилась на него. Окей, такой уж выдался вечер. Было две альтернативы. Она может выйти из бара и подняться к себе в номер. Или же можно попытаться проигнорировать оскорбления и повернуть разговор в другое русло. К чему-то настоящему. Рассказать о встрече с Беллой, о том, как весь вечер они лавировали между взаимным комфортом и неудобством, о том, что Урсула не может дать адекватную оценку прошедшей встрече, не понимая, что каждая из них вынесла из беседы. Но Себастиану это не интересно. Не интересно в принципе, а сегодня, когда он явно пребывает в дурном расположении, и подавно. Может быть, он и притворится заинтересованным, но только в случае, если сочтет реальной возможность затащить ее к себе в постель. — Что это за чертова критика? — с металлом в голосе спросила она, избрав для себя третий путь: остаться, но четко обозначить границы. — Ты хочешь, чтобы я ушла? — Нет, — коротко отозвался Себастиан, отведя взгляд. — Тогда уймись. — Почему? Это же правда. — Это не значит, что можно бросать ее мне в лицо. Короткий кивок, а затем тишина. В ситуации, когда нормальные люди говорят «прости», пытаясь загладить вину. Нормальные люди, не Себастиан. — Что с тобой такое? — наконец спросила Урсула. — Почему ты такой кислый? — У меня по твоей вине выдался дерьмовый вечер. — При чем здесь я? — Мы собирались вместе поужинать, но ты просто исчезла. — Правда? — Ты сама предложила. Вчера. Точно. Разговор в Скайпе. Но она это предлагала, когда они оба думали, что будут в Стокгольме, да и Себастиан выказал весьма среднюю заинтересованность, насколько она могла вспомнить. — Но сегодня не вышло, — ответила она со вздохом, — так что уймись. Прекрасная новая возможность для Себастиана попросить прощения. — Ну и черт с ним, сейчас-то ты здесь, — сказал Себастиан вместо извинений, и кивком подозвал бармена. — Вечер только начинается, ты еще можешь меня порадовать. Он с улыбкой глянул на Урсулу. Во взгляде оттенок ожидания и надежды. Или она себе напридумывала лишнего просто потому, что так хорошо его знает? Уж лучше все говорить напрямик. — Чтоб ты знал, я не собираюсь с тобой спать. Она буквально почувствовала, как в нем поднялось раздражение, но это были проблемы Себастиана, а не ее. Она осторожно накрыла его ладонь, покоившуюся на стойке бара, своей. — Я могу сесть рядом и выпить с тобой бокал вина, если тебе нужно общество. Так поступают друзья. Проявляют участие. Дарят свое время. Делятся своим теплом и заботятся. Несмотря ни на что, когда-то Урсула любила его. Это, конечно, не могло быть аргументом для Себастиана Бергмана. Урсуле стоило бы догадаться об этом до того, как он отдернул руку. — Потому что ты меня жалеешь. — Потому что мне нравится общаться с тобой, когда ты не ведешь себя по-свински. А ты так ведешь себя чересчур часто, просто для сведения. Себастиан встретился с ней взглядом. Он раскаивался в том, что открылся ей тогда, у себя на кухне на Грев-Магнигатан. Показал свою уязвимость, создал у нее впечатление, что в ком-то нуждается, что хочет человеческих отношений. Попросту дал ей возможность использовать его слабость. — Уж лучше я побуду в одиночестве, чем стану каким-то чертовым проектом по состраданию. — Окей, поступай как знаешь, — ответила она, слезая со стула и забирая сумку. Граница пройдена. Уже давно. Она дала ему больше шансов, чем мог дать кто-либо другой. — Сегодня с Идой Риитала ты был хорош. Эту свою сторону тебе нужно культивировать. — Тонкий, мягкий и милый. У таких мужчин есть имя. Их обычно зовут Торкелями.