Что в данном случае было правдой. — Нет, не понравится, — уверенно подтвердил он. Она несколько мгновений смотрела ему в глаза, а потом развернулась, подхватила круассан с блюда, и покинула Себастиана. Контролировать. Его жизнь. Она могла бы с тем же успехом просить его взойти на Эверест. * * * — Мне потребуется адвокат? Дан Тилльман оказался крупным мускулистым мужчиной, выше ростом, чем Ванья себе представляла, точно выше метра девяноста, а в остальном был похож на свое паспортное фото. Единственное различие составляла татуировка, выглядывавшая из-за ворота свитера. «Должно быть, свежая», — предположила Ванья, иначе они бы ее видели на фото. — А у вас есть адвокат? — удивленно спросил Карлос. Он не переставал удивляться, как сильно люди подвержены влиянию американских полицейских сериалов. Насколько лучше они осведомлены об американской правовой системе и юридических процедурах, чем о шведских. — Меня должны обеспечить услугами адвоката. Государственного. Вы должны мне его предоставить. Когда они остановились у трехэтажного дома из светлого кирпича на Венуртсгатан, у Ваньи сразу возникло чувство, что разговор предстоит непростой. Коллекция постов Тилльмана с его страницы на Фейсбуке вкупе с его женоненавистничеством и расизмом свидетельствовали о его презрении, которое частенько перерастало в настоящую ненависть к властям и политикам, в особенности левым. Полиция, хоть и относительно нечасто там упоминалась, никогда не обсуждалась в позитивном ключе. Ванья уже практически раскаялась, что не взяла с собой Себастиана — так хоть был бы один говнюк против другого. Поднимаясь по лестнице, она поделилась с Карлосом своим беспокойством. Тот в ответ посоветовал Ванье не поддаваться на провокации. О том, что это удается ей не слишком-то хорошо, и размышляла Ванья, нажимая на кнопку звонка. Они представились Тилльману и предъявили ему удостоверения, а тот немедленно поинтересовался, понадобится ли ему юридическая поддержка. — Вас ни в чем не подозревают, — с самым дружелюбным видом пояснила Ванья. — Что вам тогда нужно? — Поговорить. — А если я не хочу с вами болтать? Было очевидно, что он не хочет. По расчетам Ваньи, дверь должна была захлопнуться через пару секунд, но тут Карлос сделал шаг вперед. — Тогда мы уйдем и продолжим расследование, но вы станете уже более подозрительны в наших глазах, поэтому мы будем искать очень тщательно, и что бы мы ни обнаружили — даже самую малость, — мы вернемся, задержим вас, допросим — в присутствии адвоката, если пожелаете — и тогда уже посмотрим, что будет дальше. Он сделал небольшую паузу, а затем, словно вдруг вспомнил что-то, поднял вверх указательный палец. — Или вы можете уделить нам несколько минут прямо сейчас. Поможете прояснить пару моментов, и мы, смею надеяться, больше вас не потревожим. Пока Тилльман размышлял, воцарилась тишина. Ванья услышала, как в квартире поблизости безутешно плачет ребенок. Она пребывала под впечатлением. До сей поры Карлос еще не внес сколько-нибудь ощутимого вклада в расследование, однако красноречивое описание того, что должно произойти с Тилльманом, приправленное вежливо закамуфлированной угрозой, было просто фантастическим. С недовольной гримасой Тилльман отступил в сторону, пропуская их в квартиру. Карлос сунул руку в карман, и незаметно включил мобильник в режиме диктофона. Интуиция подсказывала ему, что предстоящий разговор лучше записать. Они проследовали за Даном через темную прихожую прямо в кухню. Светло-голубые обои, белый кафель над мойкой и рабочими поверхностями. Сбоку от духовки, под которой помещался винный шкаф — отдельно стоящие холодильник и морозильная камера из нержавеющей стали. Мойка пустая, столешница чиста и насухо вытерта, специи в горшочках у плиты. Чистота и порядок. Никаких следов пребывания детей по выходным или чего-то похожего. Никаких фотографий, рисунков, игрушек, расписаний или стикеров на дверцах холодильника и морозилки. Ванье показалось, что она различает слабый запах аммиака, но в кухне не было ничего, что указывало бы на проживание в квартире кота. — Так чего вы хотите? Тилльман не предложил им сесть. Сам он оперся о дверной наличник, скрестив руки на груди. Не нужно быть экспертом по языку тела, чтобы правильно истолковать это дистанцирование. — У нас с собой несколько распечаток из Фейсбука — комментарии, оставленные вами… — Карлос без спросу вытащил стул, уселся и разложил бумаги на кухонном столе. На мгновение им показалось, что Дан собирается запротестовать, но тот сдержался. — «Эта чертова левая шлюха раскаялась бы, если бы большой афганский член порвал ей жопу». — Карлос спокойно поднял глаза от распечатки. — Это о женщине, которая около года назад занялась помощью одиноким детям-беженцам. — Я этого не писал. — Разве это не ваша страница? — спросила Ванья, показывая Дану распечатку. — ДаннТилльман1, в одно слово, и человек на аватарке очень похож на вас. Дан кинул быстрый взгляд на бумагу, а затем на Ванью. На его губах заиграла полуулыбка, глаза же, напротив, потемнели. — Я не говорил, что она не моя. Если бы ты лучше слушала и меньше выпендривалась, ты бы услышала, что я сказал, что я не писал этого. — Выпендривалась? Я выпендривалась? — Ванья обернулась, ища поддержки у Карлоса, который был доволен, что разговор записывается. Все слишком быстро пошло не по плану. — Если это не вы, то кто это сделал? — спокойно поинтересовался Карлос, пытаясь вернуть разговор в верное русло. — Без понятия. Кто-то, наверное, меня хакнул. — Значит, этого вы тоже не писали? — спросила Ванья, едва сдерживая готовые прорваться наружу гнев и презрение. Она вытащила из принесенной Карлосом пачки один лист и прочла: — «Надеюсь, что эту маленькую тупую шлюшку жестоко отымеют и бросят где-нибудь истекать кровью». Дан все еще стоял, опершись на стену, и непонимающе качал головой. — Это о шестнадцатилетней девочке, которая боролась за то, чтобы одному из ее одноклассников позволили остаться в стране. — Вашу страницу взламывают на удивление часто, — констатировал Карлос, обводя широким жестом стопку материалов перед собой. — А здесь ведь только малая часть. — Может, так и есть, я туда редко захожу, — отозвался Тилльман тоном, который ясно говорил: он понимает, что они знают о его лжи. — И вас не волнует, что некто на регулярной основе пишет подобные вещи от вашего имени? — Мне пофиг, — заявил Тилльман, оттолкнулся от стены и картинно потянулся. — Вы поэтому здесь? Это — взгляды. Свобода самовыражения, слыхали о таком? Она касается всех, не только богатеев, хоть в это чертовски сложно поверить. — Так это ваш взгляд на проблему насилия? Вы считаете, что определенные женщины заслуживают этой участи? — спросила Ванья, на сей раз даже не пытаясь скрыть эмоции. — Серьезно? Вы здесь из-за этой херни? Какое-то чертово гестапо нравов. Они поэтому не послали настоящих легавых? — Настоящие легавые… что вы подразумеваете? — спросила Ванья, заранее зная, каков будет ответ, но желая услышать его. — Вас двоих по квоте, что ли, взяли? — Потому что я — женщина, а он… — Обогатитель нашей культуры, ага. — Собственно говоря, мы здесь, чтобы поговорить о вашем автомобиле, — от кухонного стола донесся спокойный и предметный вопрос, словно Карлос каким-то невероятным образом упустил последние тридцать секунд беседы. — Разговор окончен, — отрезал Дан Тилльман. — Убирайтесь отсюда. — Ваша ауди Q3 2015 года была замечена вблизи двух мест преступления за прошедший месяц. — Ванья сделала шаг по направлению к Тилльману и остановилась так близко, что могла почувствовать его дыхание. — Этого для вас достаточно? Они стояли, сверля друг друга взглядами. Ванья не опускала глаз. Не уступала ни на миллиметр. Она не позволит ему одержать верх. — Это неправда. — Она попала на записи камер видеонаблюдения. — Хорошая попытка, только вот мой номер не читается на камерах, — уверенно ответил он, явно довольный тем, что может поставить их на место. — В самом деле? — Он обработан светоотражающим спреем. Я постоянно мотаюсь в Стокгольм и, черт возьми, не намерен платить больше, чем уже плачу за право управлять машиной. Вполне законно, если что. — Но лицо вы спреем не обрабатываете, верно? — солгала Ванья, как ей показалось, вполне уверенно. К своей большой радости, она отметила, что взгляд Тилльмана забегал. — Вы можете объяснить, что делали в этих местах в указанное время? — спросил Карлос, демонстрируя Тилльману документ с точными датами и временем, когда были совершены нападения на Иду и Клару. Тот подошел к столу, взял распечатку и прочел. — Позавчера вечером я играл в хоккей с мячом в гимназии Буланда, у нас там забронировано время по вечерам раз в неделю. 18 сентября… Он выудил из кармана телефон, открыл календарь и зашарил пальцем по экрану, отсчитывая месяц назад. — Тогда я ужинал в Стокгольме с коллегами. — Нам понадобятся их имена, — констатировал Карлос. Дан кивнул, и Карлос протянул ему ручку. На первый взгляд, на два случая у него есть алиби, думала Ванья. Но изнасилование не занимает много времени. Риск быть застигнутым слишком велик. Пять, десять минут максимум. Если Дан Тилльман на десять минут опоздал на игру, или ушел с ужина пораньше на четверть часа, он все еще остается подозреваемым. Ванья действительно хотела, чтобы Тилльман оказался тем, кого они разыскивают. Она ничего не хотела сильнее, чем засадить его за решетку. Запереть его и выбросить ключ.