Как понял Вебер, с переходом в гимназию для Ребекки принципиально ничего не изменилось. Через месяц после того, как Ребекка сдала выпускные экзамены, умерли ее родители. Автокатастрофа. Машину занесло на встречную полосу, где ее смял лесовоз. Ходили слухи, что это было самоубийство. Местная церковь попыталась протянуть девушке руку помощи — Ребекка была единственным ребенком своих родителей — одиноким девятнадцатилетним ребёнком, которому была помощь и поддержка. Она, конечно же, эту руку не приняла. Она объяснила почему? Считала, что ей желают зла, что им что-то нужно от нее, что теперь, когда она осталась одна, они смогут использовать ее. Одна из женщин общины все-таки смогла наладить периодическое общение с Ребеккой. Она узнала, что Ребекка продала дом в Неше и переехала в Уппсалу. Ребекка собиралась изучать теологию, но по каким-то причинам ей пришлось доучиваться в Комвуксе[13]. Когда Вебер собрал воедино все сведения, он обратился к поисковой системе. Испытывала сложности с доверием. Негативно воспринимала происходящее, толковала любые события как угрозу или нападение. Не могла избавиться от воспоминаний о пережитых несправедливостях и перенесенных оскорблениях. Окружающими воспринималась с прохладой, испытывала сложности при необходимости с кем-либо сотрудничать. Вебер при помощи Гугла поставил Ребекке собственный диагноз — параноидальное расстройство личности. Но если за тобой и в самом деле следят — это не паранойя, — промелькнуло у него в голове. Цитата, кажется, из фильма[14], но Вебер не знал, из какого. Это было и не важно — никакого лучшего занятия Вебер придумать для себя не мог, а сейчас при хорошем раскладе он оказался на пороге чего-то значительного. Настоящей истории. Ход его мыслей был прерван, когда дверь в комнату распахнулась, и вошел мужчина на вид чуть старше сорока лет. Густая борода, кольцо в ухе, длинные волосы собраны в конский хвост за спиной. Свободный стиль одежды — джинсы и кеды. Он с успехом мог бы оказаться работником какой-нибудь крошечной пивоварни на Седермальме[15], если бы не белая полоска колоратки[16], выглядывавшая из-под ворота его винно-красной рубашки и пиджака. — Здравствуйте! Прошу прощения за то, что вам пришлось ждать. — Он сделал шаг к Веберу с вытянутой для пожатия рукой. — Корнелис Хед, пастор. — Аксель Вебер, газета «Экспрессен». Корнелис указал ему на одно из кресел у окна. Они сели друг напротив друга. — Когда вы позвонили, вы сказали, что дело важное, — констатировал Корнелис, положив ногу на ногу и сцепив руки в замок. — Ребекка Альм, — ответ Вебера был краток. Опыт подсказывал ему, что наилучшей тактикой было как можно меньше говорить самому, давая возможность высказаться собеседнику и наблюдая за ходом беседы. Следовать вместо того, чтобы вести. На удивление, те люди, которым было что скрывать, болтали больше всех. Но Корнелис оказался не из их числа. В наступившей тишине он пытался припомнить имя, отыскать его в памяти. — Я не уверен, что знаю, о ком идет речь, — наконец заговорил он, озабоченно наморщив лоб. Вебер достал фотографию Ребекки, ту же самую, которую вчера опубликовали в газете, и протянул ее собеседнику. Корнелис подался вперед и внимательно посмотрел на фото, очевидно, снова изо всех сил напрягая память, но в итоге лишь покачал головой. — Нет, я ее не узнаю. Она состоит в нашей общине? — Состояла. Она мертва, ее убили несколько недель назад. — Какой ужас… — Да, последние годы она жила в Евле. — Если она состояла в нашей общине раньше, как давно это было? Я должен был ее узнать? — Она без сомнения являлась активным членом общины в период с 2008 по 2010 год. Вы тоже были здесь, — констатировал Вебер. — Я служил в местной общине, но не в этой церкви. В церковь Фугеля я перешел весной 2011 года. Вебер замялся, ругаясь про себя. Он выяснил только основные факты, а детали упустил. Его оплошность. Согласно записям о регистрации по месту жительства, Ребекка покинула Уппсалу в конце августа 2010 года. За полгода до того, как здесь появился этот поп-хипстер. — Могу я спросить, почему вы интересуетесь этой женщиной и нашей церковью? Спросить он, безусловно, может. Но настоящего ответа не услышит. Опираясь на сведения, которые смог собрать Вебер, можно сделать вывод о том, что Ребекка продолжала изолироваться от общества. Редко принимала участие в чем-либо, в Комвуксе училась удаленно. За дверь Ребекка выходила в принципе лишь для того, чтобы посетить церковь. Та женщина в Неше поняла, что для Ребекки это оказалось важно, и всячески ее поддерживала. В 2010 году Ребекка посылает Веберу письмо о погибшей женщине. В июле, судя по штемпелю на конверте. Одновременно она оставляет не только церковь, но и сам город, забрасывает учебу и устраивается на неполный рабочий день в Евле. Что-то произошло, и, так как она мало с кем общалась вне церкви, можно предположить, что это произошло именно в церкви. Вот это был настоящий ответ. — Я пишу статью о насилии над женщинами, и хотел бы дать развернутый портрет Ребекки, — проговорил Вебер тот ответ, который предназначался его собеседнику. — Чтобы она не казалась просто безымянной жертвой, цифрой в статистике, а предстала живым человеком. Корнелис кивнул, по-видимому, удовлетворенный таким ответом. По крайней мере, он был согласен, что идея неплоха. — Мне жаль, что я не смог вам помочь. Я не был с ней знаком. — А кто был здесь главным с 2008 года и до того момента, как на службу заступили вы? — Моя предшественница, Ингрид Дрюбер. — Где я могу ее найти? — В Вестеросе, она там живет последние семь лет. В этом году она выставила свою кандидатуру на епископский пост. Больше говорить было особенно не о чем. Вебер поблагодарил собеседника и, выйдя из церкви, направился к машине. Немного злясь на самого себя. Можно было не делать такой огромный крюк, заезжая в Уппсалу. Он бросил взгляд на часы. Не позвонить ли ему Ингрид Дрюбер, попросить о встрече, возможно, даже этим вечером? Или просто поехать туда наудачу, явиться без предупреждения? Свои плюсы и минусы были у обоих вариантов. Если Ингрид не будет заранее знать о его визите, она не успеет подготовиться и с большей вероятностью о чем-то проболтается, или же вообще откажется с ним разговаривать, что лишь будет означать, что Вебер находится на верном пути и ему следует копать глубже. С другой стороны, если он назначит встречу, у нее будет время на подготовку и, соответственно, ощущение контроля над ходом беседы, что также может способствовать ослаблению защитного барьера. Подразумевая, что такой барьер имеется. Вебер решил, что для внезапного появления на пороге уже слишком поздно. Если он собирается позвонить и договориться о встрече, то сделать это можно и из машины по дороге обратно в Стокгольм. Еще ему пришлось пробежать глазами вчерашние статьи. Соня позвонила, еще когда он был на пути в Уппсалу. Газета «Бладет» написала о мешках на головах жертв, а сетевые издания уже окрестили преступника «Мешочником». Вебер ответил, что идет в данный момент по следу и в случае успеха откровения «Бладет» не будут стоить и выеденного яйца. Но это было еще до бессмысленной встречи с Корнелисом Хедом. А теперь у него на руках ровно то же, что и вчера. То есть ничего. Если не считать трогательного снимка молодой женщины, страдавшей от психического недуга и умершей в одиночестве в своей квартире в Евле. Но Вебер совсем не жаждал подобных описаний. Ему нужна была история. И он намерен был получить ее от Ингрид Дрюбер в Вестеросе. * * * Она сказала всем, что заболела. Отменила все встречи. Кроме одной. Христианская газета «Даген» хотела выпустить о ней статью. Они и раньше писали о ней в позитивном ключе, по-видимому, высоко оценивая ее взгляды на то, какое место христианская религия должна занимать в жизни шведского общества и как должна развиваться Церковь Швеции. Эти взгляды газета хотела донести до своих читателей. Скольким из них предстояло отдать свои голоса на выборах епископа, Ингрид не знала, однако ранее опубликованные материалы были встречены тепло и разошлись широко. Это не было в полной мере частью кампании, обычно между собственно выборами епископа и предшествующими им выборами кандидатов кампании не проводились, но тем не менее отношение к выборам все это имело самое прямое. Народ будет голосовать. Нужна победа. Все знали, кто она и на каких принципах стоит. У церкви есть единственная задача, порученная ей самим Иисусом Христом — распространять Евангелие, разносить благую весть. Церковь никогда не должна извиняться за то, что дает людям возможность меняться к лучшему — не только лишь в рамках отдельно взятой человеческой жизни, но и в масштабах всего мира. Нужно твердо стоять на том, что единственная и непоколебимая истина содержится именно в Библии. Никогда не помешает напомнить людям об этом. В любом другом случае Ингрид посвятила бы день попыткам забыть произошедшее. В первую очередь, произошедшее вчера. Но и события той летней ночи восемь лет назад Ингрид тоже очень хотела бы забыть. Вычеркнув лишнее из ежедневника и составив новое расписание, Ингрид отправилась на долгую прогулку. Прогулки ее успокаивали. Наблюдая за природой, ей было проще приблизиться к постижению величия Господа и красоты творения. Вернувшись домой, она слегка перекусила и остаток дня посвятила молитве и медитации. Потом Ингрид снова пошла в душ, сделала легкий макияж — ей казалось, что она выглядит усталой и постаревшей, а журналистка, с которой она собиралась встретиться, привезет с собой фотографа — и поехала в город. Встреча была назначена в кафе на берегу озера Меларен. Когда Ингрид появилась на пять минут раньше оговоренного времени, навстречу ей поднялась молодая женщина. Она представилась Эммой, и воодушевленно принялась рассказывать, как рада, что Ингрид согласилась встретиться, и с каким нетерпением ждала этой встречи. Наконец Эмма поинтересовалась, может ли она что-то предложить Ингрид. Когда перед ними поставили чашки с чаем, интервью началось. Эмма задавала хорошие, правильные вопросы. «Вот таких, как Эмма, епархии стоило бы привлекать к своим заслушиваниям», — думала Ингрид. Начитанная, живая, заинтересованная. Время промчалось быстро. — Ну что ж, я думаю, у меня есть все, что нужно, — резюмировала Эмма, глядя на дисплей диктофона, лежавшего на столе. 1 час 36 минут. — Обычно мы посвящаем еще полстраницы ответам на двадцать блиц-вопросов, просто в качестве забавного дополнения. Вы не обращали внимания? Ингрид покачала головой, да и на «забавное дополнение» у нее настроения не было. — А что за вопросы? — Любые, от вашей любимой еды до музыки, которую вы предпочитаете слушать, и так далее в том же роде.