— С мужчиной? — Да. — Кто же он? — Это все, что тебе нужно знать. — Но под «кое с кем» ты подразумеваешь кое-кого для того, чтобы с ним переспать? Урсула смогла лишь покачать головой в ответ. Он так старался. Но она понимала, что Себастиан попросту не может себя контролировать. Он не сознает, что обычным людям подобный комментарий кажется вульгарным и бесчувственным — ведь для Себастиана единственной причиной для встреч с представительницами противоположного пола в принципе является секс. — Пока, Себастиан, — сказала Урсула, и снова перевела взгляд на экран, давая этим понять, что разговор окончен. — Будь осторожна. Снаружи бродит по крайней мере один психопат. С этими словами Себастиан закрыл за собой дверь. Урсула не знала, как воспринимать сказанное им. Это могло быть выражением чистой заботы, но с тем же успехом могло оказаться попыткой внушить Урсуле ненужные подозрения по отношению к тому, с кем она собиралась встретиться, и тем самым саботировать их свидание. Чем бы это ни было со стороны Себастиана, но такие мысли посещали Урсулу и ранее. Не конкретно о ней и Петросе — Урсула была в состоянии о себе позаботиться. О Белле и Никко. Его полное имя было Николас Линтон. Когда Урсула позвонила дочери, чтобы поблагодарить за вчерашний вечер, она выразила свое неравнодушие, высказала заинтересованность и, пользуясь случаем, все выяснила. Урсула размышляла над тем, следует ли ей навести справки о бойфренде дочери. Просто чтобы быть спокойной на их счет. Чтобы знать, что он не какой-нибудь Тилльман. Таких Тилльманов вокруг полно. Ради Беллы. Ей вовсе не нужно об этом знать. А если Урсула раскопает что-то? Что делать тогда? Как рассказать Белле, чтобы она не догадалась, чем занималась ее мать? Для их хрупких отношений это будет равносильно смертному приговору. Урсуле необходимо было наглядно продемонстрировать, что она беспокоится о дочери, но способ она выбрала неверный. Доверительные отношения так не строятся. Ход ее мыслей был прерван звуковым сигналом с компьютера. Она открыла окошко чата, куда уже заранее успела ввести свой пароль. — Ты любишь тайскую кухню? * * * Поначалу Петрос предлагал встретиться прямо у нее в гостинице. По слухам, тамошний ресторан был неплох, да и Петрос там раньше не бывал. Урсула отказалась. Категорически. По двум причинам. Первая, возможно, была глупой, но Урсула не хотела оставаться в такой близости от своего номера. Ей хотелось иметь возможность сказать «спасибо» и «до встречи», садясь в такси, обнять его, поцеловать в щеку и на том расстаться. Так она поступала с Себастианом дома, в Стокгольме, когда он рассчитывал на большее. Может быть, из-за того, что она столько лет спала с Торкелем в гостиницах по всей стране, у нее и сформировалось мнение, что в сознании большинства мужчин гостиничные номера связаны с сексом. Вторая причина, которая была абсолютно оправдана, — это вероятность того, что Себастиан мог в любой момент спуститься в ресторан, а худшего кошмара Урсула и представить себе не могла. Так что сейчас они сидели за столиком в тайском ресторане, в названии которого содержалось невероятное количество гласных — практически одни только буквы «А». Она сама загуглила это место. Ресторан находился в двадцати минутах ходьбы от гостиницы — так что вне зависимости от того, чем закончится вечер, можно было рассчитывать на неспешную прогулку. Они договорились встретиться снаружи. Урсула явилась вовремя, но он уже был на месте с букетом в руках. На секунду она неблагодарно посетовала про себя, что будет делать со срезанными цветами у себя в гостинице, но отогнала эту мысль и поблагодарила, сказав, что они прекрасны. Очевидно, что Петрос в таких вещах смыслил больше, размышляла Урсула, проходя в дверь, которую он для нее придержал. Он приоделся, явно готовился к встрече. Урсула же явилась в ресторан прямиком с работы. Официант поводил их к столику, вручил каждому меню и поинтересовался, что они собираются пить. По дороге Урсула испытала странное чувство, которое не было ей знакомо. Сейчас, когда она сидела с меню в руках и обсуждала закуски и вино, Урсула поняла — она нервничает. Прошло много времени с тех пор, как ей в последний раз приходилось стараться быть интересной, если вообще когда-либо приходилось. Она уже не могла вспомнить, как все было с Микке. Они как будто просто стали парой, так ей казалось. Он существенно больше интересовался ею, чем она им. И в браке эта тенденция сохранилась. Они стали парой, съехались, родили Беллу, неплохо жили. У них была вилла в хорошем районе, материальное благополучие, интересная работа. Удавшаяся жизнь. Настолько, насколько вообще можно было ожидать. Но Урсула никогда его не любила. И тут в ее жизнь вошел Себастиан. Со всей определенностью дал понять, что заинтересован в ней, желает ее, взял на себя всю инициативу. Ей вообще ничего не пришлось делать. Он окружил ее своим присутствием так, как никогда не делал Микке, и по этому ощущению Урсула до сих пор тосковала. Себастиан стал первым, кого она действительно полюбила. Она разглядывала Петроса, сидевшего наискосок от нее. Сможет ли он так окутать ее собой? Достучаться до нее, несмотря на то, что она никому не позволяла приблизиться к себе, преодолеть дистанцию, которую всегда держала? Или научиться с этим жить. Даже ценить такой порядок вещей. Как научился Себастиан. Она осознала, что мысли о бывшем любовнике, очевидно, могут осложнить процесс, поэтому приказала себе перестать рассматривать ситуацию со стороны, анализируя все, словно она все еще была на работе, а ее личная жизнь была местом преступления, которое следовало скрупулезно изучить. Если, конечно, в этом контексте вообще можно было говорить про жизнь. Так она иногда думала. Может быть, она появится у Урсулы теперь, если только она перестанет подвергать все и вся излишнему анализу? Так что она постаралась расслабиться и отдалась процессу. Им принесли заказанную еду. Петрос оказался прав, она была чудо как хороша. И белое вино тоже. Урсула уже раздумывала над тем, чтобы заказать второй бокал. Беседа протекала свободно. В основном благодаря Петросу, который умело перемежал ничего не значащую болтовню интересными вопросами. Он выглядел заинтересованным, но при этом не старался выспросить лишнее, и их разговор не походил на собеседование. Очевидно, с домашним заданием он справился. Он запомнил все, что рассказывала ему Урсула, хотя справедливости ради нужно признать — рассказала она не так уж много. Сама же Урсула ни за что не смогла бы припомнить, как зовут его детей. В один из кратких моментов тишины, которая тем не менее не казалась неловкой, Урсула сделала попытку взять инициативу на себя, задать какие-то вопросы ему. Что ей было о нем известно? Имя, возраст, гражданский статус, профессия и то, что вчера он был занят. — Где ты был вчера? — спросила Урсула, довольная тем, что теперь тему для разговора выбрала она. — В Вестеросе, у нас там полно клиентов. — Однажды мы расследовали дело в Вестеросе, — сказала Урсула. — Вы нашли преступника? — Да. О расследовании он больше не спрашивал. Она это оценила. В том ограниченном кругу общения, в каком она вращалась последние годы, большинство людей жаждали узнать детали расследований, как только им становилось известно, где работала Урсула. Ее хотели прочесть, словно чертову газетенку «Преступления недели». Вестерос она помнила хорошо. Дело оказалось необычайно трагическим. Но в основном все это врезалось ей в память потому, что там она впервые за много лет вновь встретилась с Себастианом. На этом месте она помедлила. Выпила последний глоток вина. Однозначно решила заказать еще. Расслабиться и быть здесь. Не думать о Себастиане. * * * На этот раз сон был долгим и обстоятельным, с множеством деталей. Все началось в номере отеля поздним утром. Лили в спортивной форме машет на прощание рукой. Жар, обступающий влажной стеной на выходе из отеля. Решение пойти на берег, вместо того чтобы побыть у бассейна. Маленькая ладошка Сабины в его руке, большим пальцем он гладит дешевое маленькое колечко с бабочкой, которое дочь надела на указательный пальчик. Слова, которые она говорит, увидев по дороге на пляж ребенка с надувным дельфином. — Папа, я тоже такого хочу! Ее последние слова, обращенные к нему. Широкий обнажившийся берег. Себастиан ошибочно принимает это за отлив.