Ида удивила меня. Но журналист… Нельзя было позволить ему рассказать людям то, что он раскопал. Но его смерть была случайностью. Ты знаешь. Ты сейчас возненавидела бы меня. За мои поступки. За то, кто я теперь. Он заставил меня это понять. Журналист. Ни в чем не повинный. Но прошло уже одиннадцать дней. Я все еще здесь. Никто не явился за мной. А Тереза сегодня вечером будет одна. Самое время продолжить. * * * Рабочий день завершился в Комнате. Билли отпросился час назад, ему нужно было что-то уладить. Остальные уже бы тоже могли разойтись по домам, но Розмари Фредрикссон настояла на проведении рабочего совещания. Госкомиссия все еще являлась официальным участником расследования. Они постоянно были на связи с Анне-Ли и Карлосом, но за прошедшие десять дней практически не бывали в Уппсале, за исключением нескольких кратких визитов. На данный момент все, что они могли сделать, они могли делать и на своей территории. Откровенно говоря, сделать они сейчас могли не так уж много. Точка. В принципе, они до сих пор находились в ожидании того, что один из предполагаемых преступников вновь совершит нападение, и у них появятся новые улики, новые свидетели, новые возможности. Они надеялись, что преступники совершат промах. Нападение на Клару Вальгрен произошло четырнадцать дней назад, и с тех пор преступники затаились — новых заявлений в полицию не поступало. Если бы преступники снова перебрались в другой город, в Госкомиссии об этом уже знали бы. Подробности, касающиеся способа совершения преступлений, были переданы во все полицейские округа, и даже Урсула была вынуждена согласиться, что такие нюансы, как мешок и шприц, были в достаточной степени специфичны, чтобы даже самый некомпетентный провинциальный полицейский не смог пройти мимо них. Если же по какой-либо причине нападения не возобновятся, существует риск, что расследование затянется. До тех пор, пока спустя время эти люди не будут схвачены и задержаны по совершенно другому поводу, и рутинное ДНК-тестирование не выявит совпадения с существующими образцами. Случись так, для полиции это стало бы чистейшей удачей. Но такого развития событий не желал никто. А меньше всех — Торкель. У Госкомиссии был высокий процент раскрываемости. В том числе и благодаря этому факту Торкель мог руководить своим подразделением без излишнего вмешательства внутриполитических сил. Нужно было только терпеть Розмари, женщину, которая считала, что главное условие успешной службы — не выходить за рамки бюджета. Время от времени она проявляла интерес к их деятельности. Обычно это случалось, когда речь шла о громком запутанном деле, расследование которого широко освещалось в масс-медиа. Торкель отлично знал, что информация ей требовалась лишь для того, чтобы на всех возможных уровнях продемонстрировать свою вовлеченность и активность, и в то же время, в случае необходимости, не раздумывая и секунды, возложить на Торкеля и его команду вину за отсутствие прогресса. Она являла собой классический пример Ж.П.Л.З. Жертвы привычки лизать зад. В этом она преуспела. К Розмари необходим подход, нужно давать ей то, в чем она нуждается, чего хочет. Торкелю обычно это неплохо удавалось. Он, конечно, мог бы злиться, раздумывая над тем, каким образом Розмари смогла получить эту должность, но этим он все равно ничего бы не изменил; к тому же Торкелю было даже немного жаль Розмари. Все ее поступки можно было объяснить низкой самооценкой. Она плохо справлялась со своей работой и знала об этом. Нужно было благодарить судьбу за то, что Розмари была чересчур неуклюжа, чтобы представлять реальную угрозу в подковерных играх. Сегодня, однако, Торкель никак не мог перестать раздражаться. Розмари заставила Урсулу заново сделать пошаговый обзор технических улик. Несколько недель назад, еще до Уппсалы и до Анне-Ли, как-то вечером, когда Торкель и Лисе-Лотте уже лежали в постели, он поделился с ней своим намерением уйти со службы. Не выйти на пенсию, а сделать шаг в другом направлении. Найти себе иное занятие. Что-то менее ответственное, с девяти до шести, и поменьше разъездов. Больше времени посвящать Лисе-Лотте и их отношениям. Торкель и вправду считал, что работа послужила одной из причин того, что два его предыдущих брака развалились. А Лисе-Лотте он потерять не хотел. Она сказала, что с его стороны это очень мило, но призвала его тщательно обдумать, того ли он на самом деле желает. Ее бывший муж многое поменял в своей жизни, приспособился к тому, что, как ему казалось, было нужно ей, что было лучше для них как пары. В итоге, лишившись слишком многого, он потерял себя, а обвинил в этом жену. Торкель никак не мог перестать об этом думать. Желание покинуть Госкомиссию не казалось ему плохой идеей. Торкель все еще считал свою работу стоящей, захватывающей и интересной, однако она больше не представлялась ему столь значительной, как в былые годы. Торкель занимал эту должность уже много лет, и если он в принципе желал попробовать чего-то иного, чего-то нового — сейчас как раз настало подходящее время. Он собирается пойти на этот шаг не ради нее, не только ради нее, но для них обоих. Лисе-Лотте распахнула перед ним новую дверь, подарила ему шанс на новую жизнь — на что, по правде говоря, он и надеяться не смел. Так почему не пойти на большее, не изменить вообще все? В самом деле начать все сначала, выстроить нечто прочное на новом фундаменте. Но все это было до. До того, как Анне-Ли, не скрываясь, бросила ему вызов, стремясь заполучить его должность, и прозрачно намекая, что пользуется поддержкой его непосредственного начальника. Сегодня же вечером, в Комнате, идея уйти из Госкомиссии больше не приходила ему в голову. Теперь Торкель никуда не уйдет. По крайней мере, до тех пор, пока у Анне-Ли Юландер есть шанс занять его кресло, как только оно окажется свободным. Урсула завершила обзор технических улик: мешок, шприц, снотворное, отпечаток подошвы, ДНК, способ совершения преступления — в общем, все, чем они располагали, ничего нового. Чем, разумеется, осталась недовольна Розмари. Преисполненным разочарования взглядом она заскользила по столу и под конец уперлась в Торкеля. — И что вы теперь собираетесь делать? Как планируете продвигаться дальше? Торкель откашлялся в надежде, что голос его обретет профессиональную объективность. Он постоянно держал ее в курсе дела. Ей были известны их дальнейшие планы. Возможно, в Торкеле проснулся конспиролог, но у него вдруг возникло чувство, что Розмари намеренно заставляет его произнести это вслух — ведь то, что он скажет, в действительности прозвучит так, словно они не особенно продвинулись. — Мы выступили с очередным призывом к общественности, чтобы получить новые свидетельские показания в отношении актуальных дат и мест, повторно проанализировали всю полученную нами в первый раз информацию, а также повторно опросили жителей интересующих нас районов. Однако до сих пор эти меры не дали какого-либо результата. — Что с этим Сайласом? И вновь ничего, что могло бы стать для нее новостью. Если, конечно, она вообще знакомилась с информацией, которую ей отправлял Торкель — что, разумеется, было вовсе не обязательно. Или же она хотела услышать отчет об очередной неудаче именно из уст Торкеля. — Мы больше не рассматриваем его в качестве подозреваемого. Его ДНК совпало с образцами, взятыми в связи с нанесением побоев несколько месяцев назад, но на этом все. — Таким образом, он арестован за покупку секс-услуг, грубые нарушения ПДД, хранение наркотиков и нанесение тяжкого вреда здоровью, — резюмировала Ванья, и у Торкеля возникло ощущение, что сделала она это из чувства солидарности — с ним и с командой — чтобы доказать, что прогресс в их расследовании — пусть и не совсем в нужной области — очевиден. — Но не за изнасилования и убийство Ребекки Альм, — констатировала Розмари. — Нет, он арестован за покупку секс-услуг, грубые нарушения ПДД, хранение наркотиков и нанесение тяжкого вреда здоровью, — повторила Ванья, и в наступившей тишине ее слова прозвучали, как выражение сомнения в дееспособности Розмари. — Извините, я ведь не совсем поицейский… — вступил в разговор Себастиан, намеренно кивая в сторону Розмари. — Но не кажется ли вам, что, если бы этот человек был арестован за изнасилования и убийство, мы бы об этом сообщили? Себастиан одарил ее улыбкой, одновременно обезоруживающей и очаровательной, и равно намекающей на полный идиотизм собеседницы. — В таком случае дело уже было бы раскрыто, а вы могли бы заняться тем, что получается у вас лучше всего — лизать зад начальству и следить за тем, чтобы во время пресс-конференции вас сфотографировали в выгодном ракурсе. А все мы могли бы тогда оказаться подальше от места, где мало-помалу теряется воля к жизни. Торкель уставился на Себастиана, сидевшего подле Урсулы с противоположной стороны длинного стола. Если бы Торкель не знал его как облупленного, он мог бы подумать, что даже Себастиан принял его сторону. Но изначально враждебно настроенная Розмари в итоге лишь сильнее разозлилась. Когда часть расследования, находившаяся в ведении Госкомиссии, была перенесена обратно в Стокгольм, они обсуждали, продолжит ли Себастиан принимать в нем участие. Анне-Ли настаивала на том, чтобы принять его, боролась за это. Торкель считал, что, если уж Себастиан остается, ему следовало находиться в Уппсале. Но вышло иначе. Как всегда, когда дело касалось Себастиана. Мнение Торкеля не учитывалось. Вечером, к примеру, Себастиан придет к нему на ужин. — Какой конкретно вы вносите вклад в расследование? — резко спросила Розмари, стараясь ничем не выдать, как ошарашена оказанным ей отпором. — Вот уже неделю не обновлялся психологический профиль предполагаемого преступника. — Больше недели, я полагаю, — согласно закивал Себастиан. — Как такое может быть? Себастиан совершенно точно знал как, но притворился, что вопрос его озадачил. Он пытался, насколько возможно, быть полезным, но, поскольку чисто полицейская работа более или менее зашла в тупик и Себастиан перестал получать новые сведения для анализа, профиль до сих пор пребывал в своем изначальном, довольно неточном виде. Себастиан и сам был этим недоволен, но в отсутствие новой информации сделать ничего не мог. — Попытаюсь подобрать слова, чтобы вам было понятно… — наигранно задумчиво произнес он, усилив впечатление картинным почесыванием подбородка. — Вот как-то так. Вы знаете, что это называется «Психологический профиль преступника». Он строится на основе совершенных преступлений. Преступление — это… как бы сказать попроще… противозаконный поступок. Или еще проще… То, что они делают. Преступники. Если они не делают ничего, значит, анализировать тоже нечего, и потому нечего и обновлять. — Если ему недостаточно сведений для работы, возможно, вам следует пересмотреть его контракт, — заявила Розмари, повернувшись лицом к Торкелю, явно решив полностью игнорировать Себастиана. — На его присутствии настаивала Анне-Ли, — ответил Торкель. — Формально он является ее подчиненным, и все расходы несет она, а не мы. Если вас это не устраивает, следует поговорить об этом с ней. Торкель очень надеялся, что так она и поступит. В таком случае, будет хоть какая-то польза от того, что Себастиан довел ее до бешенства. Пусть идет к своей подружке Анне-Ли и попросит ее о дружеской услуге. Избавившись от Себастиана, она одним махом решит всеобщую проблему. — Так, значит, все, чего вам за две недели удалось достичь, — это нашумевшая погоня в густонаселенном районе, — резюмировала Розмари, явно пытаясь оставить за собой последнее слово. Чтобы никто не вынес из Комнаты ощущение, что действительно чего-то достиг. — По вине двух подчиненных Юландер, нарушивших приказ, — отозвался Торкель в чуть более оправдательной манере, чем ему бы хотелось. Казалось, Розмари уже хотела напомнить Торкелю, что вся полнота ответственности лежала на нем, но внезапно осознала, что в данном случае это не так. В первый и, вероятно, в последний раз Торкель был этому рад. — Как вам известно, не я отвечаю за данное расследование, поэтому я связан по рукам теми решениями, которые принимаются на местном уровне, — пояснил Торкель на тот случай, если неверно истолковал ее намерение что-то сказать. Розмари бросила взгляд на документы, лежавшие перед ней на столе. Очевидно, список раздражающих-вопросов-для-разговора-с-Госкомиссией был исчерпан, потому что она встала, кратко поблагодарила за встречу, еще раз подчеркнула, как важно постоянно и своевременно информировать ее о ходе расследования, и вышла из Комнаты. Когда дверь за Розмари закрылась, все как по команде выдохнули. В их глазах без слов читались эмоции, которые они испытывали в течение последних сорока пяти минут. Прежде, чем все разошлись, Урсула еще раз уточнила назначенное время ужина у Торкеля, а остальные выразили свое нетерпение по поводу предстоящего вечера.