— Кто? — Тебе не о чем беспокоиться. — Я сама разберусь, о чем беспокоиться, — резко отвечает Хизер. Конни это нравится. Наконец-то Хизер проявила хоть немного мужества. — Ты права, справедливое замечание. Хизер, послушай, я человек с очень тяжелым характером. Хизер кивает. — И я буду приходить сюда каждый день до конца твоего срока, пока ты мне все-таки не расскажешь, кто убил Бетани Уэйтс. — И каждый раз ты будешь получать один и тот же ответ. — Я умею проявлять терпение. В следующий раз я принесу что-нибудь для тебя. «Кит-кат»? Колу без сахара? Пистолет? Хизер впервые слегка улыбается. «Совсем другое дело, — думает Конни, — наконец-то». — Я люблю вязать, — отвечает Хизер. — У моего крестника недавно родился ребенок. Я бы хотела связать для него что-нибудь, но… — Но тебе не дают спиц? Не вини их за это. Мальчик, девочка? — Мальчик, — отвечает Хизер. — Назвали Мейсоном, представь себе. — Я соберу тебе посылку: с голубой пряжей и всем таким прочим, — обещает Конни. — Посмотрим завтра, как пойдут дела. — Спасибо, — отвечает Хизер. — Мне трудно начать доверять людям. На это требуется время. — Ну, мне-то доверять я вообще не советую, однако время — это единственное, чего у нас в избытке, — резюмирует Конни. — Я буду просто продолжать приходить: люблю доводить работу до конца. Конни встает, намереваясь уйти. Она протягивает руку, и Хизер ее пожимает. — Буду с нетерпением ждать новой встречи, Конни, — обещает Хизер. — Но все равно не скажу то, что ты хочешь узнать. — Это мы еще посмотрим, красотка, — подводит итог Конни и слегка подмигивает на прощание. Глава 17 Четверг. Мозаичная комната. — …Но у вас всю ночь горел свет, — говорит Джойс. — Не приставай, — отвечает Элизабет. Она расскажет Джойс о похищении, но не раньше, чем придумает, как справиться с Викингом. В то же время она рада, что можно отвлечься на убийство Бетани Уэйтс. — Я не пристаю, — ворчит Джойс. — Просто это необычно. Со Стефаном все в порядке? — У нас был романтический вечер, — отвечает Элизабет. — Свечи в ванной и постель пораньше. Джойс на такое не купится, но Элизабет надеется, что на время она отстанет. Рано или поздно ей придется рассказать. Но теперь к делу. — Итак, что вы приготовили для нас, мистер Вэгхорн? Майк Вэгхорн и Полин присоединились к ним в Мозаичной комнате. Полин наливает полный бокал Майку. — Просто я кое-что вспомнил, — отвечает Майк. — Кто-то регулярно подкидывал Бетани угрожающие записки. Ерунда, как в школьной раздевалке. Наверное, ничего важного. — Это буллинг. — Терпеть не могу травлю, — признаётся Рон. — И вы выяснили, кто это был? — спрашивает Ибрагим. — Нет. Бетани над этим просто посмеялась, — отвечает Майк. — Она присылала мне СМС с содержанием записок, но мы так и не докопались до сути. — Они у вас сохранились? — интересуется Элизабет. — Конечно, — подтверждает Майк. — Ее сообщения я буду хранить вечно. — Как я вас понимаю, — кивает Джойс. — Письмо Джерри однажды напечатали в «Радио Таймс»[34], и я до сих пор храню тот номер. Майк начинает пролистывать на телефоне сообщения. — Письмо было о «Кегни и Лейси»[35], — продолжает Джойс, — что на него совсем непохоже. Наконец Майк находит сообщения Бетани. — «Сегодня еще одна записка, шкипер. Подкинули в сумку. “Если не уберешься, то я заставлю тебя уйти”». Всегда было что-то вроде этого: «Убирайся. Все тебя ненавидят». Казалось бы, с одной стороны, детский сад, но с другой — кто его знает? В то время я даже не подумал рассказать об этом полиции. — А могла ли писать записки Фиона Клеменс? — гадает Джойс. — Я очень надеюсь, что нет. — Полин, есть какие-нибудь идеи? — спрашивает Элизабет. — Я даже не помню тех записок, — отвечает Полин. Джойс кладет руку на плечо Майка. — Еще вина, Майк? — Да, прошу вас, — отвечает Майк, и Джойс наливает ему второй бокал. — А разве вы не читаете сегодня новости, Майки-сорвиголова? — спрашивает Рон. — Нужно выпить гораздо больше, чем три бокала, чтобы Майк не смог читать новости, — сообщает Полин. — Покажи свой трюк, Майк. Майк садится, выпрямляется так, будто только что проглотил шомпол, и смотрит Рону прямо в глаза. — Тем временем в Боснии и Герцеговине продолжаются военные учения, поскольку представитель сербских сепаратистов инициировал вмешательство заинтересованных посредников. Рон поднимает бокал. — Парень умеет пить. — Спасибо, Рональд, — отвечает Майк. — Я хорошо его выдрессировала, — добавляет Полин. — Что ж, до чего мы все потрясающие! — восклицает Элизабет. — Однако было бы неплохо продолжить. Давайте соберем в кучу все, что нам точно известно. Мозаичную комнату недавно перекрасили. Или, по крайней мере, одну из ее стен. Теперь это так называемая «стена для записей», и она голубая, как утиное яйцо. Идея принадлежала Джойс: она увидела, как кто-то делал такое, по телевизору, после чего подняла вопрос в комитете отдыха и досуга. Были выдвинуты возражения — с точки зрения как стоимости, так и эстетики, однако, по мнению Элизабет, возражающие только зря потратили силы. Если Джойс нужна стена для записей, то у Джойс будет стена для записей. Стена, которая, честно говоря, выглядит довольно неплохо, в настоящее время увешана фотографиями и документами. Среди них фото Бетани Уэйтс, а также разбитой машины у подножия утеса Шекспира. Имеются и зернистые снимки с камер видеонаблюдения. Вперемежку с фотографиями висят финансовые отчеты и тщательно составленные графики, распечатанные и ламинированные Ибрагимом. Раньше они раскладывали подобные вещи непосредственно на столе для сборки пазлов, но недавно Джойс наткнулась в магазине на крючочки на липучках, которые можно клеить на стены, а потом отклеивать, не оставляя никаких следов. Элизабет нравится, что все стало именно так. Комната напоминает ей теперь отдел крупных происшествий, то есть то самое место, где она провела немало счастливых часов. — По причинам, известным только ей самой, — говорит Элизабет, — или, возможно, ее убийце, Бетани решает покинуть квартиру. Камера видеонаблюдения в вестибюле дома зафиксировала ее в десять пятнадцать вечера, а через несколько минут мы видим, как ее автомобиль проезжает мимо фасада здания. — Затем машина, кажется, исчезает, — продолжает Ибрагим. — Она пропадает на несколько часов, пока наконец ее снова не фиксирует другая камера, в два сорок семь утра, примерно в миле от утеса Шекспира. — А это значит, ей потребовалось более четырех часов на то, чтобы одолеть расстояние, на которое обычно уходит сорок пять минут на авто, — поясняет Элизабет. — Это говорит о том, — продолжает мысль Ибрагим, — что она, должно быть, останавливалась где-то по пути. Чтобы встретить кого-то, что-то сделать, возможно, умереть. И когда камера снова фиксирует машину недалеко от обрыва, видно, что в ней две человеческие фигуры, а не одна. — Хотя и в ужасно размытом виде, — констатирует Полин, — по правде говоря. — На следующее утро, — продолжает Элизабет, отмечая для себя вмешательство Полин, — автомобиль Бетани находят у подножия утеса. Тела в нем больше нет, что в общем-то вовсе не удивительно. Однажды мне довелось столкнуть в карьер джип с трупом на переднем сиденье, и тот всплыл почти сразу. Майк удивляется.