— Совсем недолго, — отвечает Джойс. — Примерно часа три. Звучат первые такты музыкальной темы, открывающей игру. Глава 50 Они оба борются за трудную ничью. Богдан — с оставшимися слоном и пешками, Стефан — с одной ладьей. Они сыграли достаточно партий друг с другом, чтобы точно знать, к чему все идет, однако каждый, несмотря ни на что, получает от игры удовольствие. Стефан немного похудел. Он забывает есть, когда остается в квартире один, а Элизабет в последнее время довольно занята. Он с жадностью проглотил бутерброды, приготовленные для него Богданом. На кухонном столе стоит наготове пастуший пирог[98], который Богдан сунет в духовку примерно через час. — Могу я спросить тебя кое о чем как друга? — спрашивает Стефан, не отрывая взгляда от шахматной доски. — Все что угодно, — отвечает Богдан. — Вопрос будет странный, — говорит Стефан. — Просто предупреждаю. — Я уже привык, — отвечает Богдан. — Ты бесподобный человек. Стефан кивает и переводит взгляд со своих фигур на фигуры Богдана, ища возможность для выигрыша, которой нет. Затем продолжает, не поднимая глаз: — Как думаешь, со мной все в порядке? Богдан немного выжидает. У них уже происходил такой разговор раньше. И не в одной вариации. — Ни с кем не все в порядке. Но это нормально. — Как скажешь… — говорит Стефан, по-прежнему избегая смотреть в глаза. — Но что-то где-то перепутано. Что-то будто идет не так. Тебе знакомо это чувство? — Конечно, знакомо, — отвечает Богдан. — Ну, например… — Стефан выдерживает небольшую паузу, — я не знаю, где сегодня Элизабет. — Она уехала на съемки телешоу, — отвечает Богдан, — вместе с Джойс. — О, я видел Джойс, — оживляется Стефан, — на днях. Только откуда она знает Элизабет? — Она живет неподалеку, — говорит Богдан. — Очень милая женщина. — Это бросается в глаза, — соглашается Стефан. — Но тем не менее странно, что я не знал, где Элизабет. Это необычно. Богдан пожимает плечами. — Может, решила тебе не сообщать? Ей нравится играть в секретики. — Богдан… — Стефан поднимает наконец глаза, — я не дурак. В смысле, не глупее, чем любой другой. Но иногда будто что-то теряю и не совсем понимаю окружающих меня людей. — Богдан кивает. — Мой отец, упокой его Господь, стал терять память незадолго до смерти. Тогда говорили, что он сошел с ума. Наверное, теперь это называется как-то по-другому? — Наверное, да, — соглашается Богдан. — Иногда он спрашивал меня: «Где твоя мать?» — Стефан передвигает фигуру по доске. Ничего не значащий ход, без риска и приобретений. — Только моя мама уже много лет лежала в могиле. Теперь очередь Богдана смотреть на доску. Пусть Стефан выговорится. Пока вопрос не задан, на него лучше не отвечать. — В общем, ты понимаешь, — продолжает Стефан, — почему меня беспокоит то, что я не знаю, где сегодня Элизабет? Ну ладно, это прозвучало как вопрос. Богдан поднимает глаза. — Что-то мы помним, Стефан, а что-то забываем. — Хм. — Когда-то я впервые влюбился, — признаётся Богдан. В последнее время он только об этом и думает. — Ну, знаешь, когда аж подташнивает… — Можешь не объяснять, — отвечает Стефан. — Девочка была из моей школы, нам было по девять лет, мы вместе посещали класс мистера Новака. Она сидела передо мною, чуть левее, и очень аккуратно расставляла карандаши. Когда она писала, то высовывала между губ кончик языка. Она жила на соседней улице, и мы возвращались домой вместе, когда была возможность. Туфли ее были с серебряными пряжками, поэтому она не любила ходить по лужам. А я, наоборот, любил, но когда шел с ней, то притворялся, будто мне тоже не нравятся лужи. Я потерял голову, Стефан, абсолютно потерял. Ее отец был военным летчиком, и когда его перевели за границу, она покинула школу, даже не попрощавшись. Да и зачем ей это? Она даже не знала, что между нами была какая-то любовь. Но я помню ее до сих пор. Помню, что чувствовал. Помню, как она пахла, ее смех, все до мельчайших деталей. Я помню… Стефан улыбается. — Ах ты, старый романтик, Богдан. Как ее звали? Богдан поднимает глаза от доски и, медленно разведя руками, пожимает плечами. — Всегда что-то забывается, Стефан. Стефан улыбается и кивает. — Весьма разумно. Но ты бы сказал мне? Ты бы сказал, если бы что-то случилось? Я не могу просить об этом Элизабет. Я не хочу, чтобы она волновалась. И этот вопрос Стефан задает Богдану уже не первый раз. Богдан всегда отвечает одинаково. — Сказал бы я тебе? Если честно — не знаю. А как бы ты поступил, если бы речь шла о том, кто тебе дорог? — Наверное, если бы я чувствовал, что это поможет, то я сказал бы, — говорит Стефан. — А если бы чувствовал, что не поможет, тогда не сказал бы. Богдан кивает. — Ответ мне нравится. Наверное, это правильно. — Но, по-твоему, со мной все в порядке? Я зря переживаю из-за пустяков? — Именно так я и думаю, Стефан, — кивает Богдан, передвигая вперед одну из своих пешек. Стефан смотрит на доску. — Но это подводит меня к другому вопросу. И он гораздо сложнее. — У нас впереди целый день, — напоминает Богдан. — С Элизабет все нормально? — Конечно, — отвечает Богдан. — В смысле, с Элизабет никогда не бывает все нормально, ты же знаешь. Но с ней все в порядке. — Она очень расстроилась, — говорит Стефан, — прошлым вечером. Говорила что-то бессмысленное о библиотеке и Викинге, и когда я спросил, что это значит, она замолчала. Потом ее как прорвало. Она пыталась скрыть от меня слезы, но я же видел ее глаза. Это совсем на нее непохоже. Что это было, как думаешь? — А ее слова тебе совсем ни о чем не напомнили? — интересуется Богдан. — На самом деле это хороший вопрос, — отвечает Стефан, делая следующий ход. — Я бы сказал, вопрос дня. «Викинг» — тут ни ты, ни я не сможем ничего сказать, но библиотека… Вчера я не подумал, но недавно я действительно был в библиотеке. Хотя уверен, что не говорил об этом Элизабет. — В какой библиотеке? — спрашивает Богдан. — У своего друга, — отвечает Стефан. — У Билла Чиверса. Ты его знаешь? — Билл Чиверс? Нет, — говорит Богдан. — А откуда я знаю тебя, Богдан? — спрашивает Стефан. — Как мы познакомились? — Я пришел починить кое-что у вас в квартире, — отвечает Богдан. — Потом увидел шахматную доску, и мы начали играть. — Именно так, — говорит Стефан. — Именно так. В таком случае ты точно не знаешь Билла Чиверса. Он торговец книгами. Крученый как поросячий хвостик, откровенно говоря. Крученый как поросячий хвост. Богдан любит открывать для себя новые интересные идиомы. — Недавно он приглашал меня к себе… Я забыл — куда. В голове почему-то крутится «Стаффордшир», но это не может быть правдой. Он успешно работает на себя, и денег у него куры не клюют, но видел бы ты его библиотеку… Я внимательно ее осмотрел, Богдан. Я любопытный, ты же знаешь… — Никогда не угадаешь, что увидишь, — говорит Богдан. — Вот именно, — соглашается Стефан. — Но, как бы то ни было, меня наконец осенило: на полках стояли книги, которых там быть не могло. — Почему это? — Они дорогие, — отвечает Стефан. — Эпически дорогие. Это даже не первые издания, а единственные. Они должны храниться в музеях, но единицы есть и в частных коллекциях. Цена им — десятки миллионов, если сложить вместе, и почему-то они стоят в библиотеке Билла Чиверса. Ну и как это следует понимать? — В библиотеке, в большом доме в Стаффордшире? Ты там видел эти книжки?