Пока история называется «Кровавая баня каннибалов», но я подумываю поменять на что-нибудь другое, поскольку это слишком явно раскрывает сюжет. Глава 62 Итак, они решили, что знают, где может быть похоронена Бетани. Похоронена. Об этом даже думать невозможно! Ох, Бетани, во что, черт возьми, ты ввязалась? Майк Вэгхорн наливает себе стакан сидра. Честно говоря, он не пьет сидр на людях, это выглядит неподобающе. На публике он пьет шампанское или хорошее вино — то есть то, чего люди ожидают от Майка Вэгхорна. Иногда пиво, если надо пообщаться с парнями на корпоративе. Но когда Майк был еще подростком, он пил только сидр, а сделавшись старше, обнаружил, что стал к нему возвращаться. Он пробовал дорогой сидр — теперь он может себе это позволить. В «Уэйтроузе» продают такой, но на самом деле чем дешевле сидр, тем вкуснее. То, что пьет он сейчас, приобретено в двухлитровой пластиковой бутылке. Он перелил его в тяжелый графин из граненого стекла — просто для вида, — но, возможно, скоро перестанет заниматься ерундой. Кого он пытается обмануть? Здесь нет никого, так что он может обманывать только себя. Он запивает сидром таблетки от артрита, затем бета-блокаторы и лекарства от подагры. На самом деле алкоголь не рекомендуется употреблять ни с одним из этих лекарств, но кто посмеет его остановить? Он смотрит «Останови часы» на очень большом телевизоре. Фиона Клеменс выглядит чудесно. Он подумал, что ему, вероятно, стоит глянуть ее шоу, после того как Джойс о нем упомянула. Следует признать в себе некоторую профессиональную ревность, проглотить гордыню, коей у него предостаточно, и посмотреть хотя бы раз. Посмотреть, хороша ли в самом деле Фиона Клеменс. Он надеялся, что нет. Досадно, но он посмотрел один эпизод и теперь подсел. С Фионой все в порядке: она достаточно обаятельна, хорошо произносит текст — но что это за странная викторина? Майк представляет, что мог бы многое там поправить. Всякий раз, когда кто-либо из участников что-нибудь говорит, Майк думает о том, как отреагировал бы лично он. Раз-другой Фиона Клеменс проговаривает ровно то, что сказал бы он сам, и его это немного раздражает, но в целом он считает, что мог бы вести шоу чуточку лучше. Но разве не в этом вся проблема, Майк? Можешь думать все что заблагорассудится, но ты никогда не пытался осуществить это на практике, ни разу не рисковал. Однажды Майк снялся в пилоте подобного шоу — в конце восьмидесятых, кажется. Все прошло хорошо, все согласились, каналу ITV материал понравился, шоу было заказано, однако с одним небольшим условием. Нельзя ли найти другого ведущего? Кого-то моложе, кого-то — и эти слова надолго запечатлелись в памяти — «более аутентичного, что ли, более настоящего». Майк никогда больше не высовывал свою идеально ухоженную голову над бруствером, не покидал привычную нору, как бы усиленно он ни принюхивался к ветру. «Более аутентичного, более настоящего» — в течение многих лет он пытался смыть с себя это оскорбление. Майк и был настоящим, он был подлинным, и если какие-то двадцатилетние выскочки из Лондона с модными прическами и в кроссовках не смогли этого разглядеть, то проблема не в Майке, а в них. И вот он сидел за своим столом из года в год, рассказывая жителям Кента и Сассекса о пожарах в домах престарелых, об ограблениях жилищных кооперативов в Фавершеме или о человеке из Гастингса, который утверждал, что у него самый большой в мире надувной батут. И он достаточно реален и аутентичен для жителей Кента и Сассекса, между прочим. Прогуляйтесь по улицам Мейдстоуна или Ист-Гринстеда и поспрашивайте, считают ли люди Майка настоящим. Спросите у каждого! Поступала еще пара предложений от национального телевидения — ничего конкретного или особо интересного, — но тем не менее предложения-то были! Майк отказался их даже рассматривать. Он был счастлив оставаться там, где был, спасибо вам большое. Вот только, глядя на сидр в нелепом графине, Майк думает, что вовсе не был счастлив. Знал ли он тогда, что он несчастлив? Да нет, у него было достаточно выпивки и лести окружающих, чтобы оказывать на него седативное воздействие, чтобы удержать его поезд на рельсах. Конечно, он стал чуть раздражительнее, немного требовательнее к тем, с кем работал. Возможно, с ним уже не так весело находиться рядом. Но это, по его мнению, издержки профессионального опыта в мире, где люди вокруг делаются моложе и моложе. Стало еще хуже, когда команды, с которыми он привык работать, начали перебираться на более крупные проекты: в Лондон или, как в одном особо неприятном случае, в Лос-Анджелес. Так что Майк не был счастлив. И причина, по которой он был несчастлив, заключалась в том, что Майк не был подлинным, Майк не был настоящим. И кто же преподал ему этот урок? Бетани Уэйтс. Сколько ему было лет, когда он познакомился с Бетани? Вначале она работала в информационном отделе, так что, может, это был 2008 год? Википедия расскажет вам, что Майку Вэгхорну в 2008 году исполнилось пятьдесят шесть, но на самом деле шестьдесят один. Бетани, по его оценке, могло быть чуть за двадцать, она приехала из Лидса, где отучилась на специалиста по массовым коммуникациям. Она готовила ему чай, а он рассказывал, какая пустая трата времени — эти их «массовые коммуникации». Потом она подкидывала ему истории, на которые не обратили внимания ее более опытные коллеги. Он угощал ее пивом после работы. Она тормошила его, подстрекала и поощряла, а он следил, чтобы она благополучно доехала до дома на такси в конце вечера. Примерно через год Майк объявил Бетани, что она достойна работать в эфире. Бетани, естественно, не согласилась с такой оценкой. Так что сначала она снимала лишь небольшие репортажи. Затем время от времени она стала появляться в студии, когда эти репортажи требовалось обсудить. И вот однажды, когда соведущая Майка опрометчиво ушла в отпуск, на ее место села Бетани, и, прежде чем кто-то что-либо понял, Майк и Бетани стали постоянной парой ведущих «Вечернего Юго-Востока». Однажды вечером они, как обычно, выпивали по пинте пива в пабе возле студии, и на стойке бара лежал экземпляр журнала «Самое важное в Кенте». Это был местный журнальчик: фотографии с разных событий, реклама спа-салонов, рассказы о дорогих домах и все такое. В журнале оказалось фото Майка. Он выглядел очень элегантно. Одетый в смокинг, он присутствовал на каком-то важном мероприятии: кажется, на вручении премии Кента в области бухучета. Он запомнил это, поскольку почти сразу фатально неправильно произнес название премии, заслужив бурное одобрение толпы. Он взял Полин на мероприятие в качестве своей «спутницы», что часто проделывал в те времена. Да и немудрено: она любила выпить, а его устраивало, что есть еще кто-то, с кем можно пообщаться, кроме бухгалтера из Севеноукса, который о нем не слышал, но требовал селфи. Бетани указала на фотографию, на которой он держал Полин за талию, а Майк улыбнулся и рассказал ей о промахе с «Бухпремией Кента». С этого момента Бетани начала долгий процесс превращения Майка в лучшего и более счастливого человека. — Ты должен был пойти туда со своим другом, — сказала она. От неожиданности Майк порвал пакетик и рассыпал арахис на столе. Кажется, его тайна — уже не тайна. Они выпили еще по пинте, а потом еще и еще. Майк никогда раньше по-настоящему не признавался в своей ориентации. Тем более так открыто: в пабе, коллеге. Он был достаточно взрослым, чтобы скрывать это как свернутый платочек в глубоком кармане. Его тайна никогда еще не показывалась на дневном свету. Почему же? Да по сотне причин. По тысяче причин. И все эти причины были связаны вместе узлом стыда. Именно этот узел и начала распутывать Бетани. Она запретила Майку чувствовать стыд. Она была из другого поколения. Из того поколения, которому Майк завидует. Он иногда видит их на улицах. Он уверен, что у всех есть уязвимые места и неуверенность и молодым людям, конечно, есть еще с чем бороться. Но радость, с какой они умеют себя преподносить, заставляет Майка одновременно и гордиться, и ревновать. Процесс не был быстрым и легким, но все это время Бетани оставалась с ним. Майк признался друзьям, коллегам. Он помнит, как впервые рассказал об этом Полин: был очень серьезен, торжественен, когда раскрыл перед ней свой секрет. Полин крепко обняла его и просто сказала: «Наконец-то, дорогой. Наконец-то». Майк задается порой вопросом, почему Полин так легко это восприняла, но, опять же, — разные поколения. Майк никогда не делал официальных каминг-аутов на публику, хотя об этом мог узнать любой, кто захотел бы по-настоящему. Он по-прежнему бывает на мероприятиях с Полин, но также и со Стивом, Грегом или любым другим мужчиной, которого ему удалось зацепить, но не удержать. Постепенно, шаг за шагом, он осознал, что меняется внутренне. Конечно, он по-прежнему выглядел потрясающе, носил костюмы, укладывал волосы лаком и флиртовал с женщинами, но начал становиться самим собой. Стал подлинным, настоящим. И, вы знаете, за этим последовало счастье. Он стал лучше: как человек, как друг, как коллега, как ведущий. Если бы на ITV снимали тот пилот сейчас, то Майк, без сомнения, получил бы там работу. Ирония заключалась в том, что Майк больше этого не хотел. «Вечерний Юго-Восток» больше не был убежищем, в котором прятался Майк Вэгхорн; он превратился в место, где Майк процветал — среди ограблений жилищных кооперативов, надувных батутов и двадцатипятилетних кошек. Он вел новости потому, что ему было не все равно. Он чувствовал ответственность и за себя, и за окружающее его общество. Майк должен был поблагодарить за это Бетани. Вел ли он временами себя как идиот? Конечно. Бывал ли он труден в общении? Да, особенно когда был голоден. Но теперь он мог смотреть на себя в зеркало не отворачиваясь. Майк делает еще один глоток сидра. Он ждет, когда начнется бокс, и оттого вынужден просматривать бесконечные рекламные ролики игорных компаний. В одном из них снялся сын Рона, Джейсон Ричи. Когда-то он был прекрасным бойцом. Майк получил сообщение от Полин примерно час назад. Завтра они начнут искать тело. Будут рыть землю в поисках тела Бетани. Тела его замечательной, талантливой, упрямой подруги. Она могла бы добиться чего угодно, стать кем угодно! Мир обязательно узнал бы ее имя. Бетани спасла Майку жизнь, но Майку так и не удалось вернуть ей этот долг при жизни. Но он может оплатить его сейчас. С помощью «Клуба убийств по четвергам». Он способен найти ее убийцу, и Бетани обретет покой. Но кто это? Хизер Гарбатт? Джек Мейсон? Кто-то, с кем им еще предстоит столкнуться? Майк чувствует, что близок к разгадке как никогда. И это самое меньшее, что он может сделать для Бетани Уэйтс. Глава 63 Дом Хизер Гарбатт расположен возле уродливой дороги с красивым названием. К воротам ведет подъездная дорожка, обсаженная живой изгородью: теперь запущенной и разросшейся во все стороны, скрывающей дом от уличного движения. Можно было бы проезжать мимо этого места каждый день и не видеть постепенного разрушения некогда красивого здания. За домом разбит сад, после которого начинается лес, отделяющий жилой участок от муниципального поля для игры в гольф. Сам дом одноэтажный, с верандой. Когда-то он выглядел достаточно приятно — они просмотрели фотографии агента по недвижимости, продававшего его в последний раз на сайте «Удачный переезд». Четыре спальни, большая гостиная с видом на сад и кухня, которая, по словам агентов по недвижимости, «нуждается в модернизации», однако Джойс очень понравилась и так. Возможно, это и не дом богача, но однозначно того, кто работал с кем-то богатым. Он был удобен во всех смыслах. Указанная цена составляла триста семьдесят пять тысяч фунтов, но быстрый поиск по фактическим ценам на жилье показал, что Джек Мейсон заплатил за дом четыреста двадцать пять тысяч. Он явно очень хотел его купить, что немудрено. Джойс поступила бы точно так же, если бы в саду были зарыты улики, способные упечь ее в тюрьму. И все это место теперь в запустении. Джек Мейсон хоть и купил его, но, похоже, совсем не посещает. Рон позвонил Джеку прошлой ночью, чтобы узнать, сможет ли он дать им ключи, но тот не ответил. Может, он уже жалеет, что рассказал Рону и Виктору о теле? Он не сообщил имени сообщника, но тем не менее оказался в опасной близости к разоблачению. Рон понимает, что это не случилось бы само по себе. И если они действительно что-нибудь откопают, чем это станет для Джека? Два констебля с усилием открывают ворота, проталкивая их по груде скопившейся почты. «Зачем сюда до сих пор возят почту?» — задумывается Джойс. Разве одного взгляда на этот дом, — который явно заброшен и медленно срастается с природой, — не хватит, чтобы отказаться доставлять сюда рекламу пиццы? Джойс видит на вершине почтовой кучи несколько выпусков журнала «Национальный фонд». Она начинает думать, что ей могла бы понравиться Хизер Гарбатт. Элизабет обходит здание сбоку с главным констеблем Эндрю Эвертоном, однако Джойс решительно направляется через парадную дверь, потому что ей очень любопытно. Самое замечательное в расследовании убийства то, что вы можете дать полную волю любопытству, называя это работой. Однако Джойс разочаровывает тот факт, что смотреть здесь особо не на что. Все следы Хизер Гарбатт пропали. Единственный намек, что она когда-то тут жила, — это бледные квадраты обоев в тех местах, где раньше висели картины. Хотя нет никакой нужды проявлять осторожность, ходить на цыпочках и не прикасаться к чему-либо. Джойс дана полная свобода действий. Дом, конечно, обыскали много лет назад, и все улики, которые могли тут быть, давно изъяты. Но никто не обыскивал сад. Да и зачем, собственно? Если тело унесло в море, то что можно выкопать в саду? Джойс заходит в гостиную и видит прекрасные двери патио, обрамляющие вид на большой желтый экскаватор, хлопающую на ветру полицейскую ленту и главного констебля Эндрю Эвертона в форменной фуражке и светоотражающей куртке, который принимает командование на месте происшествия. Один из констеблей открывает двери, и Джойс ступает на деревянный настил патио. Ей приходится шагать осторожно, ведь покрытие стало чрезвычайно скользким. Каменное, по ее мнению, было бы лучше. Однако она вынуждена признать, что настил хотя бы выглядит приличнее, чем остальная часть заросшего сада и увядающего дома. Экскаватор здесь находится с восьми утра. Сад и даже отдельные участки леса за его пределами испещрены ямами. Двое мужчин в касках начинают разбирать настил патио. Крошечные цветные флажки отмечают места, где были вырыты ямы и где их еще предстоит вырыть. Джойс замечает Элизабет. Она — сюрприз, сюрприз! — не отходит от главного констебля. — Как много ям, — замечает Джойс. — И я была права насчет кухни. Она даже сейчас вполне пригодная. Очень много мест для хранения. — Не все ямы наши, — говорит Эндрю Эвертон. — Кто-то — положим, Джек Мейсон — тут годами копал самостоятельно. Особенно это заметно, когда заходишь в лес. Джойс смотрит в лес за садом. Там полицейские в форме копают лопатами. — Как много полицейских, — замечает она. — Я главный констебль, — отвечает Эндрю Эвертон. — Люди, как правило, бегут исполнять то, о чем я их прошу. Мне сказали, что единственный найденный пока скелет принадлежал морской свинке. — Однажды мы копали во Владивостоке, — рассказывает Элизабет. — Я забыла зачем: то ли некий атаман что-то зарыл, то ли вроде этого. Но, как бы то ни было, мы обнаружили доисторического лося. Целехонького, с рогами и всем прочим. Мы уже готовы были закопать его обратно, но глава русского отдела в то время входил в правление музея естествознания, и в конце концов мы обменяли русского шпиона из тюрьмы Белмарш[110] на того лося. Он выставлен на всеобщее обозрение, его можно видеть в музее. — Ничего себе, — говорит Эндрю Эвертон. — Через некоторое время вам надоест ее слушать, — замечает Джойс. — Она постоянно что-нибудь выкапывает или огорчает русских. А вы верите в историю Джека Мейсона о таинственном партнере? Эндрю Эвертон обдумывает вопрос. — Довольно нестандартный сюжет для выдумки. Если он лжет, то делает это по какой-либо причине, и я был бы рад выяснить, в чем эта причина заключается. — Есть какие-нибудь новости о смерти Хизер Гарбатт? — осведомляется Элизабет. — Может, пришли результаты экспертизы? Эндрю Эвертон пожимает плечами. — Тут вот какое дело: когда снимаешь со стен тюремной камеры отпечатки пальцев, то их оказываются сотни, большинство которых принадлежит людям с криминальным прошлым. Элизабет фыркает. — Серьезно, не обращайте на нее внимания, — говорит Джойс. Со стороны дома в сад заходит женщина. На ней белый комбинезон и полиэтиленовые бахилы поверх обуви. Криминалистка. Именно криминалистов искала Джойс. Она даст ей поработать, а потом пойдет и поговорит. Никогда ведь не помешает спросить, верно? В лесу происходит некое движение, и из-за деревьев к ним выбегает констебль в перепачканной форме. — Сэр, — сообщает он, — мы кое-что нашли.