Мама не сдавалась. – Тоня, ну что ты все преувеличиваешь? Какие мешки? В сумку дорожную сложим, вместе с соленьями. Обращенные друг к другу, они словно забыли обо мне. А я чувствовала себя зрителем, который смотрит сериал о собственной жизни. Я замерла у экрана, с улыбкой наблюдая очередную шутливую перебранку. Они случались регулярно и по любому поводу! Две хозяйки на кухне – это, в принципе сложно. Поэтому отправной точкой служила даже губка для мытья посуды, которую тетя Тоня старательно выжимала, избавляя от мыльной пены, а мама оставляла в лотке просто так. Часто я мысленно удивлялась, как настолько разные по темпераменту, характеру и внешности женщины могли быть сестрами. И тогда в моей голове зарождались сомнения – уж не имел ли место адюльтер в образцовой семье Амурских. Но, если и так, то это были дела давно минувших дней. И спросить об этом, увы, было некого. – Ой! – спохватилась мама и, торопливо простившись, убежала на кухню. – Вот, сгорели котлеты. Уже две сковороды испортила! – покачала головой тетя Тоня. – Теть Тонь, мне тоже пора, – за лицезрением семейной ссоры время пролетело незаметно. – Ой, Нюрочка, совсем забыла! – теть Тоня убавила голос и придвинулась к экрану. – Помнишь, я тебе про Женьку говорила? Белохвоста? Я рассеянно кивнула. – Так вот! – продолжила тетушка, – Он собирается на заработки ехать туда, к тебе. – В смысле ко мне? – я испуганно отшатнулась. – Нет! Ну, не прямо к тебе, – теть Тоня замялась, – просто я ему говорила, что ты там сейчас живешь и работаешь. И вроде как, он тоже планирует. И… я хотела дать ему твои контакты. Чтобы вы как-то встретились. Вдвоем ведь проще? Веселее… На последнем слове теть Тоня осеклась. Наверняка, увидев мою недовольную физиономию. – Теть Тонь! Никаких контактов! – отрезала я. – Ну, Нюр, – защебетала тетушка, и мне на секунду показалось, что мы вдруг поменялись ролями, – Ведь ты же там совсем одна. А то будете вместе? Авось как-то сложится. Квартиру вместе снимать проще, да и мужик какой-никакой рядом. – Теть Тонь! – перебила я. – Нет! С минуту она изучала меня, словно пытаясь отыскать на моем лице следы чужого присутствия. – Нюра, – шепнула она удивленно, – у тебя кто-то появился? Нетерпеливо отбивая пальцами ритм, я кивнула. Решив, что выдумывать оправдания для своего отказа было бы дольше. – Ой, Нюрка! – просияла тетушка, как будто я сообщила ей о предстоящей свадьбе. – Теть Тонь, рассказывать пока нечего. Мне пора! У меня свидание! – я показательно задрала нос. И тетушка понимающе закивала. – Конечно, конечно, иди! Я послала воздушный поцелуй. – Когда будет что, расскажешь? – бросила напоследок тетя Тоня. – Обязательно, – послушно кивнула я. Глава 17. Рита Утренняя суета отвлекла меня от предстоящей разлуки. Зойка, обрадованная законной возможностью пропустить школу, валялась в кровати, лениво поддразнивая Мурку бумажным бантиком. Вадим пил кофе, не отрывая глаз от монитора ноутбука, в ожидании важного звонка. Я увидела в коридоре уже готовый к отъезду чемодан. – Вадик, – обратилась я к мужу, – ты у меня самостоятельный такой! Даже рубашки сам погладил? Вадим отрешенно кивнул. Я осторожно подошла к нему с тарелкой сырников в руках. – Перекуси немного, – попросила я, – свежие! С этими словами я призывно поводила перед носом Вадима тарелкой, на которой еще дымились только что снятые с огня румяные лепешки. – Соблазнила! – кивнул муж и схватил двумя пальцами верхний блинчик. – Горячий, осторожно! – предостерегла я. Ноутбук издал противный гудок, и Вадим, спешно проглотив недожеванный кусок, обтер руки о бумажное полотенце. Я вернулась к сервировке утренней трапезы для Зойки. Самочувствие дочки улучшалось, и она заметно воспрянула духом. Видимо, ночная горячка стала апогеем недуга, который теперь пошел на убыль. – А кого здесь ждут свежие сырники с малиновым джемом? – бодро прокричала я. Зойка, не обращая внимания на мое вторжение, изучала Муркино светло-серое пузо. Кошка, довольная происходящим, блаженно вытянулась поперек кровати. – Ма! А кошки могут болеть ветрянкой? – осведомилась дочка. Я, поразмыслив, ответила: – Маловероятно! Думаю, ею болеют только двуногие, то есть мы. Зойку мой ответ не устроил, и она, обогнув край кровати, заглянула кошке в глаза. – Мне кажется, Мурка заразилась от меня, – заключила Зоя, – у нее блестящие глаза, сухой нос и белесый язык. Я поставила поднос на тумбочку и, на всякий случай, потрогала кошкин нос. Та недовольно фыркнула. – Зайка, я думаю, Мура в порядке. – Нет! – Зойка деловито покачала головой и привела неопровержимый аргумент, – она не реагирует на колбасу. Я погладила кошкину спину, ощущая рукою привычные вибрации. – Я думаю, Мура просто не выспалась сегодня, – заверила я Зою, – как и все мы! – Ладно, – дочка озабоченно вздохнула, – будем наблюдать! Она поставила на колени поднос и стала с аппетитом уплетать сырники, макая их в ягодный джем. И я, боясь сглазить, про себя отметила наличие здорового аппетита. Впервые за последние дни! Вдохновленная увиденным, я вернулась на кухню, где Вадим все еще вел переговоры. – Договорились, вечером отзвонись. И отправь бумаги в Nск, – он формально попрощался и захлопнул крышку ноутбука. Я потрогала остывшие сырники: – Подогреть? Он был чем-то обеспокоен и, кажется, ему не было дела до моих тщетных попыток угодить. – Не, – наконец-то ответил он, – и так вкусно! Вадим схватил с тарелки сырник, и целиком запихнул его в рот. С удовольствием наблюдая за торопливой манерой мужа завтракать на ходу, я обернула палец салфеткой, и аккуратно коснулась уголка его измазанных маслом губ. Вадим улыбнулся. – Чем тебя накормить вечером? – поинтересовалась я. Перед отъездом мужа в командировку я, как правило, старалась приготовить нечто особенное. Мне казалось, что ужин накануне расставания непременно должен остаться в памяти. Чтобы, лежа в пустом номере незнакомого отеля и питаясь шаблонным ресторанным меню, он вспоминал его, и скучал по дому. Вадим откашлялся, вздохнул и залпом выпил остатки кофе. – Ритуль, рейс перенесли, – он взял меня за руку, – улетаю вечером. – Вечером… во сколько? – встревожилась я. – Сразу после работы в аэропорт. Только что узнал, – сказав это, он встал из-за стола, избегая дальнейших объяснений. – И что? – не поняла я. – Ты не будешь ужинать дома? – И ночевать, и ужинать буду в самолете, – подытожил он. Я сделала глубокий вдох. Не удостоив мужа ответа, взяла со стола испачканную посуду и понесла ее в сторону мойки. От этой новости сердце тоскливо сжалось! Как будто в том, что рейс перенесли, была его вина. Разумная часть меня понимала, что он, вероятно, расстроен не меньше моего. Но я была слишком сильно поглощена своими чувствами, чтобы думать об этом. К тому же, вечер сулил ему очередную поездку. А я оставалась здесь, в четырех стенах, с пока еще нездоровой дочерью. Я подумала о Зойке, о минувшей ночи, о предстоящих проблемах, с которыми придется справляться в одиночку. И к горлу подступил комок. Как будто муж намеренно решил бросить нас именно сейчас. Сбежать подальше от семейных проблем! – Солнце, ну прости. Я сам расстроен, – он приблизился и взял меня за плечи. Я вздрогнула и прикусила губу. Психологи советуют в моменты крайнего раздражения, оживлять в памяти периоды близости. Уповая на то, что приятные воспоминания смогут уберечь от скандала. Любопытно, они сами-то пробовали? Так сложно пересилить эмоции и воззвать к своему рассудку, когда память, как будто нарочно, блокирует все хорошее, выставляя напоказ негатив. – Я почему-то не удивлена! – швырнула я в сторону кухонное полотенце. – Может быть, ты сам поменял билеты? Намеренно? – Рит, не сходи с ума! – лицо Вадима изменилось, от чувства вины не осталось следа. – Наверное, ты устал от нас? – я вернулась к мытью посуды. – Наверное, тебе поперек горла ночные бдения у постели больной дочери! Вадим развернул меня лицом к себе.