Почему? Почему он молчит? Я так боялась физической боли, но теперь мне кажется, что лучше бы меня пытали. Ведь незнание хуже смерти! Теперь я, пожалуй, понимаю, тетю Тоню, знаю, что она чувствовала, когда я однажды не вернулась домой после школы. Тетка металась по дому, Ленька испуганно плакал, и даже кот Виталий не находил себе места. А я тем временем гостила у подруги. За испытанием новых фломастеров мы не заметили, как наступил вечер. Идти домой одной было страшно. Потому мы решили дождаться утра и вместе отправиться в школу. В мой бестолковый детский разум, занятый созданием шедевра современной живописи, никак не могла вклиниться мысль о необходимости поставить в известность домашних. Мы с Лидкой провели ревизию холодильника. – Вот! – с гордостью продемонстрировала она манную кашу, застывшую холодным комком в алюминиевой кастрюле. На ее счастье, я была поклонницей молочных каш. Потому, вооружившись ложками, мы с голодухи умяли целую кастрюлю остывшей манки. Заели ее колбасой и вернулись к творческому процессу. С тех самых пор я стала поклонником этого странного во всех отношениях гастрономического дуэта: сладкая каша и колбаса. Когда Лидкины родители вернулись домой, захмелевшие и довольные, мы уже мирно сопели в подушку, наблюдая десятый по счету сон. – Лида! Это кто? – услышала я сквозь сон незнакомый женский голос. – Это Нюра, моя подружка, – отчиталась Лидка. – А ее родители знают, что она здесь спит? – сурово спросил мужской баритон. Лидка не ответила, на что женский голос продолжил допрос: – Ну а ты знаешь ее домашний телефон? Лидка опять промолчала. Через пару мгновений я окончательно проснулась. Подруга трясла меня за плечи. – Нюра, ты сказала своим родителям, что будешь ночевать у подружки? – обратилась ко мне женщина. Она была невероятно красивая, как самая настоящая кукла Барби. Обтянутая тонким трикотажем фигура, длинные каштановые волосы и выразительное лицо. А вот отец Лидки красотою не отличался. Рыхлый и грузный мужчина сурово смотрел исподлобья. Куцая прическа больше походила на парик, а под носом, вторя ей, топорщились в разные стороны старомодные усы. Не получив внятного ответа, меня отправили домой, в сопровождении усатого мужчины. Он за ручку перевел меня через дорогу, уточнил номер дома и квартиры. А затем вручил озверевшей от ужаса тете Тоне. Та принялась кричать и звать милицию. Но Лидкин батя, словно не замечая ее криков, ушел также тихо, как и появился. – Теть Тонь, ну, чего ты орешь? – я возмущенно топнула ногой, – Это Лидкин отчим. Он просто некрасивый, так бывает. За то мама у нее знаешь, какая красивая? Но Лидка вся в отца. Тот тоже был страшненький. Почему-то ее мама всегда женится на таких. – Не женится, а замуж выходит, – рассеянно поправила тетя, пропуская меня в коридор. Я разулась, спокойно прошествовала в зал и скинула с плеч тяжелый рюкзак. – Нюрка! – в ужасе прошептал Ленька, – Ты что дура? – Сам ты дурак! – удивленно крикнула я. До сих пор моя пятая точка помнит звук хлестких ударов мокрого полотенца. Теть Тоня никогда не била меня всерьез, а лишь пугала и грозилась. И только раз от теории перешла к практике. Правда, после экзекуции долго целовала и гладила раскрасневшуюся кожу и даже выдала внеурочный конфетный паек. Эти погружения в детство что-то вроде спасательной палочки, вытягивающей меня наружу, из сумрака. Мне очень страшно! Так страшно, что сердце заходится каждый раз, когда я думаю о том, что меня ждет. Если я выберусь, если выживу… Что там, обычно обещают люди, прося Бога спасти их? Я брошу пить, курить и сквернословить. Я готова на все, лишь бы выжить! Знать бы только, что им нужно. Обычно похитители выдвигают требования. Их цель – нажива и шантаж. Какая цель у моего мучителя? Ведь должна же быть во всем этом хоть какая-то цель? Теперь я еще сильнее утвердилась в мысли, что похитивший меня человек – психопат. И от него можно ждать чего угодно. Сейчас он обрабатывает мне раны, а завтра заколет ножом. Хотя к чему такие сложности? Если он не даст мне воды, я просто умру от жажды. И не потребуется марать руки! Кстати о руках, которые нещадно болят. Мои безуспешные попытки выпутаться привели к тому, что веревка растерла кожу. За то я научилась менять позу. В моем случае это серьезное достижение! Незначительная длина веревки, удерживающей меня на «крючке», позволяет, однако перекатываться на другой бок. Что я и делаю. Осторожно, стараясь не навредить себе еще больше. Я приподнимаю свое тело на локтях и, минуя выпирающий над полом кусок металла, переваливаюсь на другой бок. Лежать так долго не получается, там нет подстилки и даже сквозь одежду я ощущаю холодную металлическую поверхность. Сколько себя помню, спина всегда была моим слабым местом. Еще в раннем детстве у меня обнаружили сильный сколиоз. Банальный диагноз, которому теть Тоня не придала значения. Тем временем коварный недуг скрючивал мою спину, смещал позвоночные диски. Я стала быстро уставать. Не могла подолгу гулять: уже спустя полчаса ходьбы ноги начинало ломить. Тетя забила тревогу и повезла меня в соседний город, возлагая надежды на некую целительницу. Когда я увидела эту древнюю бабулю, со сморщенным, как высушенный на солнце абрикос, лицом, то пала духом. Я не могла взять в толк, как моя тетка могла возложить свои надежды на бабку, которая и сама-то еле на ногах держалась. «Сейчас будет поливать святой водой, и читать молитвы», – решила я. И бабуля действительно прочла молитву и окропила меня водой из трехлитровой банки. Затем приказала лечь на пол, на живот. Она присела на стульчик рядом и принялась ощупывать мой позвоночник. Крючковатые и слабые на вид пальцы оказались на редкость сильными. Казалось, она проткнет меня насквозь и коснется клетчатого одеяла, на котором я лежала. – Я сосчитаю до трех, и ты должна резко выпустить из себя весь воздух, – проинструктировала меня целительница и встала со стула. «Любопытно», – подумала я и приготовилась к действу. Женщина поместила меня между ног, вернее, себя надо мной. Нагнулась и снова взялась ощупывать мою спину. Она двигалась удивительно ловко и проворно. Я даже не могла представить, сколько ей лет. Возможно, семьдесят, а может, и все девяносто. Казалось, что в этой изношенной временем оболочке живет совсем другой человек – молодой и полный сил. – Раз, два, три, – громко произнесла бабуля и в моем позвоночнике что-то хрустнуло. Я ойкнула, хватая ртом воздух. Она сместила руки ниже, и снова прокричала мне в самое ухо: – Раз, два, три, – и опять со всей силы навалилась на мой скелет. Мне почудилось, что на меня разом село с десяток пузатых мужчин. Позвоночник жалобно хрустел. Судя по звукам, там что-то ломалось. И на пятой попытке я уже сомневалась, что вообще смогу встать с пола. Однако же встала! И даже пошла. Но возвращаться к этому извергу в шкуре старушки наотрез отказалась. Вся спина ныла, ноги гудели, будто я прошла этот путь пешком. Не помню, как, но тетя Тоня уболтала меня! И уже спустя месяц мы снова сидели в коридоре старой хрущевки. Я нервно притопывала, косясь в сторону двери. Там, за мутным стеклом, кто-то стонал и охал. Я морщилась, жалея, что позволила себя уговорить. В этот момент входная дверь открылась и на пороге возникла инвалидная коляска. В ней сидел худенький паренек. Его ноги были прикрыты серым пледом. – Будете за девочкой, – сказала старушкина «секретарша». И колясочник устроился аккурат напротив меня. Он не выглядел беспомощным. Наоборот! Он улыбался… – Вы который раз? – спросил он. Его голос звучал так звонко и просто, что не верилось, будто он может принадлежать человеку, лишенному возможности ходить. Клетчатая рубашка с длинным рукавом, красивые густые волосы и живые, искрящиеся глаза. – Второй, – промямлила я и опустила взгляд. – Не бойтесь! – сказал юноша. – Я тоже сначала боялся, потом прошло. – Мы приезжаем седьмой раз. Ванечка уже встает с моей помощью. Еще год назад я бы не поверила, – принялась делиться женщина, которая, судя по всему, приходилась ему матерью. Глядя на него, я устыдилась собственной трусости. Слушая вполуха откровения его матери, я смотрела на его ноги, прикрытые серым пледом. Я не могла заставить себя отвести глаза! Наоборот, мне безумно хотелось сдернуть с него этот плед, и разоблачить его обман. В моей голове никак не вязался облик жизнерадостного юноши, который сидел напротив с инвалидной коляской, пленником которой он являлся. Я подняла глаза, чтобы еще разок посмотреть на его румяное с мороза лицо. И наткнулась на его взгляд. – Извини, – отчего-то смутилась я своего любопытства. – Ничего страшного, – ответил он и улыбнулся мне в ответ. И я тогда представила, как мы могли бы встретиться с ним спустя много лет. Где-нибудь в парке. И узнать друг в друге случайных знакомых. Как могли бы гулять, предаваясь воспоминаниям. И он бы смело вышагивал на своих здоровых ногах, а я семенила бы следом. Он наверняка был бы выше меня, и я не поспевала бы за его широким шагом. Моя спина, кстати, спустя десять сеансов, перестала мучить непрерывными болями. Ноги уже не так уставали. И отныне я ходила пешком не только до школы и обратно. Теперь обязательной ежевечерней процедурой стала гимнастика. Однажды, оставшись на ночь у одного из своих бывших, я устроилась на ковре посреди комнаты. Макс с интересом наблюдал за мной с дивана. – Йога что ли? – спросил он, лениво потягиваясь. – Гимнастика для спины, – уточнила я, – но что-то сродни йоге. – Так ты у меня гимнастка? – он уложил подбородок на подлокотник и уставился на меня. – Не смотри так, я стесняюсь, – улыбнулась я, усаживаясь в позу лотоса. – Не смотрю, – он притворно прикрыл глаза ладонью, но тут же растопырил пальцы. – Ну, Макс! – фыркнула я. С Максимом мы общались около года. Наши отношения как-то сами собой перешли в горизонтальное «русло». Но дальше секса дело не двигалось. «Зачем портить хороший секс плохим супружеством», – говорил Макс, и я не спорила. Пользуясь ситуацией, я решила впечатлить его и продемонстрировать растяжку. Я легла на бок, оперлась локтем о коврик и, помогая себе рукой, задрала вверх левую ногу. – Ух ты, – посерьезнел Максим, сползая с дивана на пол, – а можно я тоже займусь гимнастикой? – Макс, – одернула я, понимая, к чему он клонит, – мне правда нужно разминать спину. – Ну, мы сейчас разомнем, – он подполз ко мне, поймал за ногу и в два счета оказался сверху. Максим был хорош в постели. Он был стремителен, порывист и непредсказуем. Но даже его быстрый, спонтанный секс значительно уступал чувственным ласкам Вадима. «Вадим…», – размышляю я, – «да уж, сейчас я представляю собой жалкое зрелище». Неужели еще вчера меня заботила мысль, в каком виде я предстану перед ним? Сейчас мне плевать! Уже плевать. Когда… Ах, простите, если! Отныне все в моей жизни начинается словом «если». Так вот. Если я когда-нибудь снова увижу Вадима, едва ли меня будет волновать тот факт, что мои джинсы воняют мочой. Моя спина, лишенная движения, кажется скованной железным корсетом. Я ощущаю каждый мускул, каждый хрящик. Еще немного и позвоночник рассыплется на части. И все же, мне удается выпрямить ноги и руки, пошевелить пальцами, размять суставы. Я даже пыталась сесть. Но над этим стоит еще поработать. Если я сяду, если смогу принять вертикальное положение, то, возможно, получится сдернуть с лица эту тряпку. Что это даст? По крайней мере, я увижу, где нахожусь. Смогу оценить свои силы, смогу посмотреть в лицо тому, кто запер меня в этой ловушке! Глава 31. Рита Этой ночью Зойке снился кошмар. Она истошно кричала. Но мой принудительный сон никак не хотел выпускать из цепких объятий. Я вырвалась, бросилась к Зойкиной спальне. Щелкнул выключатель, и я увидела дочку на кровати. Она сидела, подтянув колени к груди, укрывшись по самые уши и испуганно выпучив глаза. – Ма, мам, – запинаясь, выдавила Зойка. – Где мой Кеша? Я растерянно стала искать плюшевого зайца повсюду. Заглядывала под кровать, шарила руками под одеялом, оглядывалась, пытаясь спросонья опознать очертания серых ушей. Игрушка исчезла. И тут я догадалась обойти кровать со всех сторон. Заяц обнаружился в зазоре между стеной и спинкой. Этакий камикадзе-неудачник, он лежал на полу, с распростертыми в стороны лапами. Чтобы достать его, пришлось изрядно попотеть. Я вручила Зойке игрушку, и улеглась рядом с нею на кровати, прижав к себе одетое в пижаму тельце дочери. – Ма, а давай посмотрим в соннике, к чему снится красная тряпка? – Тряпка? – переспросила я. – А как она тебе снилась? Детская комната, освещаемая розоватыми отблесками причудливой лампы, казалась похожей на домик сказочной феи. На стенах вырисовывались остроконечные звезды, с потолка свисали круглые, как черешня, светильники, на окне чуть шевелимые ночным сквозняком, тихо шуршали занавески. – Лежачей, – промычала дочка. – Это как? – озадачилась я. – Ну, она разлеглась на всю дорогу, и на нее нельзя было ступить ногой, – объяснила Зойка. – А почему нельзя? – Не знаю, – пожала плечами дочка, накручивая на палец длинное плюшевое ухо вновь обретенного друга. – А обойти? – пыталась я разузнать детали. – Неа, – покачала головой Зойка. – Почему?