Я это осознавала. Я ничего не могла с этим сделать. Как в кошмарном сне. Когда ты стоишь, не в силах даже пошевелиться. И вдруг внезапно, совершенно неожиданно, твой убийца замирает, изумленно глядя на свою грудь. Грудь, на которой столь убийственно красиво и так кошмарно завораживающе, как цветет только смерть, расцветает алый цветок крови… Изаму рухнул. Сначала на колени, потом повалившись на бок, почти беззвучно хрипя и заливая кровью мокрую террасу… Едва ли я это заметила. Я стояла, глядя на асина, затянутого в черное так, что были видны только глаза. Но я знала эти глаза. Я знала этот взгляд. Я слишком хорошо знала своего монстра. – Жива? – глухо спросил он. Я улыбнулась. Все так же шел дождь, с деревьев, как опадающие по осени листья, валились шиноби из охраны императора. Сам император содрогался в агонии на деревянном полу террасы… А я стояла, смотрела на своего монстра и не могла перестать улыбаться. Мое кровавое сюрреалистичное счастье… * * * Из поместья императора Чи унес меня практически на руках. Я пыталась возразить, но хватило одного его взгляда, чтобы я попросту заткнулась, прижимаясь к нему и не желая думать ни о чем другом вообще. Гонка по императорскому лесу среди падающих дронов, флайтов, шиноби из охраны. Казалось, весь мир летел к чертям, а мне было хорошо, как никогда. Просто хорошо. Потому что Чи рядом. Для меня он был рядом, даже когда время от времени оставлял одну, стремительно расчищая путь. Мой смертоносный монстр. Неизменно побеждающий, неизменно возвращающийся, неизменно снова прижимающий к себе монстр. Когда он усадил меня во флайт, стало даже как-то грустно от ощущения потери его прикосновений. Не знаю, как Чи это понял, но, – едва взлетели, он снял перчатку с правой руки, схватил за руку меня, переплел наши пальцы, сжал… И я отчетливо поняла – мне больше вообще ничего не нужно. Ничего, кроме ощущения его руки, сжимающей мою ладонь, ничего, кроме понимания, что он рядом, ничего, кроме него… – Я люблю тебя, – прошептала, даже понимая, что у меня нет никакого права говорить ему это. Но на мои слова Чи отреагировал, не скрывая собственной глухой рвущей изнутри боли: – Мне хуже, Кей, я без тебя не живу, я без тебя подыхаю. И его ладонь на миг чуть крепче сжала мою. Мое счастье. Мое абсолютное счастье. И ничего больше не нужно. Ничего. Просто вот так лететь рядом с ним, пусть и в пропасть, но рядом. Не задавая вопросов, не думая о будущем, не спрашивая, без слов, в маленькой вселенной нашего счастья. * * * Мы летели долго. Достаточно долго, чтобы я, даже не отрывая взгляда от Чи, определила направление полета – космопорт контрабандистов. Адзауро собирался в очередной раз просто избавиться от меня. Кажется, у него, как у типичного яторийского социопата, появилось новое увлекательное хобби – сначала меня спасать, а потом от меня избавляться. – Чи, – позвала я, когда он пошел на снижение. – Не говори ничего, – сдавленно попросил он, – вообще ничего, Кей. А я не могла. Не могла больше молчать. Не смогла удержаться от вопроса: – Ты ее любишь? Адзауро ударил по тормозам. Флайт тряхнуло с такой силой, что от травм спасли лишь ремни безопасности. Резкий поворот штурвала, и вместо базы контрабандистов мы рухнули где-то в лесу, сломав несколько веток в результате падения. Включилась тревожная система, замигали датчики, раздался звук второй сирены, похоже, у нас полетели еще и стабилизаторы, но мы не обратили на это внимания. Ни я, ни он. Адзауро откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и сидел несколько секунд, пытаясь сдержаться, успокоиться, или я не знаю что… мне хватало лишь того, что он продолжал держать меня за руку, и я даже не знала, как сказать ему о том, что мне этого достаточно… Что мне больше вообще ничего не нужно. А он… Он повернул голову, посмотрел в мои глаза и тихо произнес: – Я дышу тобой, Кей. Я живу тобой, Кей. Я готов мучительно и медленно подыхать, только бы знать – что ты жива, что ты живешь, что у тебя все хорошо. Ты спрашиваешь, люблю ли я ее? Как, Кей? Как я могу любить кого-то другого, когда не справляюсь с собой, не справляюсь с тем, что меня неумолимо тянет к тебе? Когда по ночам я как в бреду шепчу твое имя, едва сдерживая крик… Он судорожно выдохнул, отстегнулся, склонился надо мной и, прижав мою руку к своей груди, прошептал: – Для тебя с самого начала все это было игрой, заданием, работой, а для меня… Для меня давно нет разницы, где ты и где я. Я чувствую себя частью, просто частью тебя, у которой нет даже шанса быть с тобой рядом. А ты рискуешь собой, Кей, бездумно, без оглядки, наплевав на собственную жизнь и не отдавая себе отчета в том, что, пусть и лишенный возможности быть рядом, я схожу с ума от тревоги. Я ведь живу тобой, Кей. Я тупо живу тобой с того момента, как увидел. Он отстегнул ремни безопасности, рывком пересадил меня к себе на колени, сжал, зарываясь лицом в мои волосы, согревая дыханием шею, и прошептал: – Я никогда не верил в любовь. Я не верю в нее и сейчас. Потому что это не любовь, Кей, это что-то страшное. Это выворачивает душу наизнанку, это разбивает реальность на острые осколки, и они впиваются в сердце, оставаясь там глухой болью неудовлетворенной потребности. Ты моя потребность, Кей. Ты моя самая важная потребность. Ты мой воздух, ты моя еда, ты мой сон… Это уже не чувства, Кей, это хуже смертельной болезни. Это мания. Это что-то неправильное, нездоровое, страшное… И я действительно монстр, Кей. Ублюдочный малодушный монстр, который вколол тебе фолиевую кислоту с витаминами вместо контрацептива. Я замерла. Он выдохнул совершенно без чувства вины: – Прости. Сжал чуть крепче и зло продолжил: – Подлый поступок, я знаю. Я знал и тогда. Я прекрасно отдавал себе отчет в этом… но я не смог поступить иначе. Не сумел. Намеревался, планировал, просчитал все… и не смог. На что-то надеялся… На что?! Хриплый стон и озлобленное: – А теперь мне нужно как-то собраться с силами, не сдохнуть, увидев презрение в твоих глазах, и отпустить. Снова. Я сидела, ощущая тепло, надежность и силу его объятий и… О каком презрении может идти речь, если я понимала его, как никто другой?! Я тоже не смогла. Стояла на террасе под дождем, осознавала всю логичность, разумность и необходимость убийства императора и… ничего не могла сделать. А вот сейчас смогла. – Не отпускай меня, – тихо попросила, почти без надежды, что услышит и послушает, – все, что угодно, только не отпускай меня. И ощутила, как он перестал дышать. Как на миг замерло его сердце. Как забилось затем в бешеном сумасшедшем темпе и с его губ сорвалось хриплое: – Кей, ты осознаешь, что сейчас сказала? Я не стала отвечать на его вопрос, задала встречный: – А ты? Он резко отстранился от меня, схватил за подбородок, заставляя запрокинуть голову и встретить его пристальный, испытывающий, проницательный взгляд. Несколько безумных, долгих, тянущихся вязкой патокой секунд… Любимый мужчина, вглядывающийся в мои глаза и, кажется, не способный осознать, что в них увидел. И хриплый вопрос моего монстра: – Ты останешься со мной? – Да, – едва слышно прошептала я. Он сглотнул и уточнил: – После… всего этого? – Да… Мне казалось, я слышу, как его сердце начинает биться все быстрее и быстрее, почти на грани безумия. – Кей, – его черные глаза, как два магнита, притягивали и пугали одновременно, – я могу остаться без всего, Кей. Без денег, положения, рода… И мне плевать на это, понимаешь? Мне уже давно и на все плевать, но ты… ты, Кей, нужен ли я буду тебе, если потеряю абсолютно все? Я улыбнулась. Просто улыбнулась, я не знала, как это объяснить, я едва ли могла подобрать слова, я не умела красиво говорить, все, что я могла, только честно признаться: