— Шумовой эффект, — заявила Серафима. — Что? — проявил любопытство Владимир Петрович. — Человек поворачивается на шум. Значит, ты подъезжаешь на машине. Тут включилось мое воображение, с этим ничего не поделаешь. Оно включается, и я начинаю мыслить сценами. Может, во мне гибнет режиссер? — Что-то я эту церковь плохо помню, — задумчиво сказала я. — Ступени там есть? — Есть. Высоченная лестница. А что — говорят, величественная походке мне особенно удается при подъеме. — Ага, — взвизгнула тетушка бог знает чему радуясь. — Если завтра день будет солнечный, значит, белое платье. В церковь простоволосой нельзя, нужен легкий шарф, тоже белый. Нет, не шарф, что-нибудь большое, наподобие древнего мафория. — Это что? — удивился Владимир Петрович. — Что-то вроде платка, как у богородицы на иконах. Володя присвистнул. — Так вы его до смерти напугаете. — И машина, — не обращая внимания на его слова продолжила я, — тоже белая, и не мне вас учить: “Жигулями” впечатление не произведешь. Нужно что-то такое… новенькое и блестящее. — Обязательно белую? — проявил любознательность наш эксперт. — Лично я в городе знаю только одну машину, способную вогнать в дрожь любого бандита. Ее неделю назад пригнали. — Что значит “знаю”? — передразнила Серафима. — Я тоже много чего знаю. Организовать сможешь? — Отчего ж не смочь. Принадлежит она моему знакомому, мужик нормальный… — Кто такой? — Тарханов Илья Сергеевич. — Знаю. “Мишка на Севере”. — Это конфеты? — полюбопытствовала я. — Нет, мороженое, — ответила тетушка. — Фирма такая, Илья Тарханов ею заправляет. Год назад его компаньона убили, месяц назад другого. Он машину на помин души пригнал? — Сие мне неведомо. Думаю, если я попрошу у него машину на пару часов вместе с шофером, он мне не откажет. — Какое там, рад будет услужить, — усмехнулась тетушка. — Все под Богом. А ты никак завтра с нами собрался? — Конечно. Во-первых, жутко интересно, что у вас получится, во-вторых, если Циркач клюнет, мое присутствие внесет большую путаницу. И опять же пыль в глаза пустить: актриса к нам приехала, да такая, что сопровождать ее должен по меньшей мере начальник спецподразделения. — Головастый ты мужик, Вова, — сказала Серафима уважительно. — Давай решай вопрос с машиной. — Илья сейчас скорее всего в офисе, позвоню… Илья точно оказался в офисе, хотя для меня никаким Ильей он не был, да и Владимир Петрович, общаясь с ним по телефону, обращался уважительно: Илья Сергеевич. — Кулагин беспокоит, — сообщил он. — Как здоровье? Видно, Илья Сергеевич стал о здоровье рассказывать, а Володя кивать и улыбаться, когда ему это надоело, он сказал: — А у меня просьба личного характера. Если не возражаешь, я сейчас к тебе подъеду… да… и не один… две красивые женщины… просто жаждут познакомиться… — В этом месте Владимир Петрович хохотнул и повесил трубку, и мы стали собираться в гости, хотя, с моей точки зрения, идти в гости в чей-то офис довольно странно. Серафима готовилась к встрече с неведомым мне Тархановым с большим усердием, чем вызвала смутные подозрения. В конце концов мы покинули квартиру и вышли во двор, где под раскидистой липой укрывалась от зноя машина Серафимы — “Жигули” шестой модели. Владимир Петрович был “безлошаден”. Как сообщила Серафима, в его задрипанной “трешке” стуканул мотор, теперь она спокойно сгниет в гараже: новый мотор он не купит, а починить старый руки не дойдут. Позлорадствовав вволю, она сказала верному другу: — Садись за руль, терпеть не могу, когда мужики без дела сидят. Владимир Петрович возражать не стал, и мы отправились к Тарханову. Его офис размещался в девятиэтажном здании, в котором несколько лет назад был какой-то институт и неведомые конторы. Теперь же пустующие площади расхватали “всякие шустрые”, опять же заботливо сообщила тетушка. Вообще в ней чувствовалась некоторая нервозность, впрочем, вполне объяснимая в данных обстоятельствах. Припарковав машину на специальной стоянке, мы вошли в огромный холл и поднялись в лифте на пятый этаж. Здесь нас ждала ковровая дорожка необыкновенной ширины, стоившая, надо полагать, немалых денег, а также улыбающийся молодой человек за столом стерильной белизны, навевающий мысль об операционной, язвах желудка и аппендиците. Но молодой человек вид имел цветущий. При нашем появлении он поднялся и с радостью шагнул навстречу, точно ждал нас целый год, как дети ждут елку или поездку к морю. — Прошу вас, — сказал он, поздоровавшись, и указал рукой в сторону белоснежной двери. Все здесь выглядело белоснежным, а жест ухоженной руки с безукоризненным маникюром был так изящен, что меня тут же потянуло к зеркалу: повторить и вообще потренироваться. Я обвела взглядом холл, но зеркала не обнаружила. Дверь перед нами предусмотрительно распахнули, и мы оказались в коридоре. Ковер здесь был поуже, зато чудовищной длины. Все это впечатляло, причем не только меня и Владимира Петровича, неискушенного в коврах, но и тетку Серафиму, отчего та начала хмуриться, презрительно вздернув нос. Зная ее с пеленок, я поняла: это рвется наружу желание поскандалить. Миновав приемную, где за компьютером сидела секретарша, кстати, красивая, что всегда немного раздражает, мы под ее пристальным взглядом вошли в кабинет хозяина. Взгляд, которым она нас проводила, воодушевлял: выглядели мы, судя по сведенным бровям, весьма впечатляюще. Кабинет тоже был белоснежным: стены, шторы, мебель и даже ковер казались девственно чистыми, как первый снег. Ума не приложу, как люди умудряются работать в такой обстановке? Пока мы пытались прийти в себя от невиданной роскоши, хозяин поднялся нам навстречу из-за своего неописуемо прекрасного стола, сделанного не иначе как из слоновой кости или бивня мамонта. Поднялся и лучисто улыбнулся, правда, до того парня в коридоре ему было все-таки далеко. Илья Сергеевич оказался высоким, полноватым, с намечающейся лысиной блондином, одетым по случаю жары в легкий светлый костюм. Костюм не был белоснежным, и это радовало: мужчины в белом ассоциируются у меня с зубными врачами” что вряд ли способно согреть душу. — Добрый день, — поздоровался Илья Сергеевич, едва заметно картавя. — Очень рад. Он приложился к моей ручке, чем порадовал: приятно иметь дело с галантным мужчиной. Серафима облобызать свою не дала, что было странно: чего ж жадничать? — Знакомься, Илья Сергеевич, — сказал Серафимин верный друг, с легким недоумением взирая на тетушку. — Это Серафима Павловна… — А мы знакомы, — улыбнулся Тарханов. — Помните, Серафима Павловна, на презентации… — Помню, — сурово кивнула та, а Илья Сергеевич засмеялся. — Ловко вы меня тогда отшили. — Что ж, теперь не поможете? — Помогу, — усмехнулся он. — Я не злопамятный. Илья Сергеевич повернулся в мою сторону. — Лика, — скромно представилась я. — Лика? — спросил Тарханов, жестом пригласив нас присесть. — А как, простите, полное имя? — Давайте приятельствовать, — дружелюбно предложила я, — и полное имя не понадобится. — Приятельствовать с превеликим удовольствием, только отчего ж не дружить? — Это как получится, — сказала я, потому что не люблю загадывать. Свое имя я тоже не люблю. Илья Сергеевич оказался дотошным парнем. — Лика — это Анжелика, верно? — Верно, — покаялась я. — Красивое имя и вам очень идет… — Все так говорят. — Нет, в самом деле. — Давайте отвлечемся от моего имени, — начала раздражаться я. — Мама обожала французские фильмы. Встречаются вещи похуже, хотите расскажу? Илья Сергеевич засмеялся. — Я просто хотел сказать, что вы очень красивая. Честное слово, красивее настоящей. — Мама всегда рада кого-нибудь переплюнуть, — кивнула я. — Мы пришли по делу. Правда, я уже забыла по какому, но точно помню, что по делу. Ухмыляющийся Владимир Петрович счел нужным подать голос: — Илья Сергеевич, не мог бы ты завтра на пару часов одолжить свою прекрасную машину вот этим женщинам? Конечно, вместе с шофером. Тарханов был слегка удивлен, смотрел на Владимира Петровича так, точно ждал, что тот засмеется и скажет: “Шутка”, но не дождался и кивнул: — Конечно, а можно узнать зачем? Владимир Петрович хихикнул с некоторым ехидством. — Да вот, задумали они авантюру. Довольно сомнительную, ежели честно. Но чем черт не шутит. Видишь ли, — доверительно понизил он голос, — Лике понравился один мужчина, и она хочет произвести впечатление… — Моей машиной? — засмеялся Илья. — Это шутка. Зачем такой женщине машина? Достаточно просто войти и сказать: а вот и я. — Я намерена произвести сокрушительное впечатление, — разозлилась я. — Ваша машина плюс мои небесные черты… — А это стремление никак не связано с неприятностями Серафимы Павловны? — спросил Тарханов. — О моих неприятностях, кажется, знает весь город, — заметила тетушка.