Человек, представившийся нотариусом, протягивает листок с надписью крупными буквами: «ЗАВЕЩАНИЕ». Рене становится понятнее, кто он, вернее, она. Он видит красиво выведенные строки: Графиня Леонтина де Виламбрез Замок Виламбрез, 1785 Дальше идет длинный список построек, земельных угодий, лошадей, ослов, кур, а также всяческих карет, плугов, предметов обстановки и столового серебра. Глаза снова пробегают список, дрожащая рука неуклюже выводит подпись, нотариус бормочет слова благодарности и исчезает. Потом подходит кюре с предложением «облегчить душу исповедью». Она припадает к его уху. – Исповедуюсь в том, что много времени потратила на попытки уклониться от положенных мне по рангу светских обязанностей: всех этих балов, светских глупостей… Меня часто не хватало на мужа и детей! – Отпускаю ваши грехи. – Это не все. Исповедуюсь, что имела плотскую связь с садовником, ибо муж мой давно утратил мужскую силу, а я всегда сохраняла тягу к плотским утехам. – М-м-м… И этот грех отпускаю вам. – Знайте, как это ни тяжко, что я вступала в связь не только с садовником, но и с конюхом и со многими лакеями, чего не стыжусь: почему только у мужчин должно быть право не стесняться своих побед, хотя у нас, женщин, тоже есть стремление к противоположному полу? Богу угодно, чтобы настал день, когда женщины станут равными мужчинам и тоже смогут по своему усмотрению покупать любовь, отбирая тем самым у мужчин одну из их многочисленных привилегий. Удивленный кюре покашливает, надеясь, что остальные ничего не слышали. – Еще я должна сказать вам, святой отец, что презираю всех святош, верящих в суеверия, коими Церковь кормит наивных и доверчивых ради своего собственного обогащения… – Полагаю, все уже сказано, – прерывает ее священник. Он молится на латыни, перекрывая голос старухи. Потом крестит ей лоб. – Отпускаю вам ваши грехи, графиня. Да пребудет ваша душа в раю. После ухода нотариуса и кюре к ней подходит граф. – Что ж, любимая, теперь самое время сказать мне… где? Он гладит ее по лбу. – Что «где»? – Где вы зарыли ларец со слитками? – Знаете, Гонзага, я терпеть не могу эти упоминания вашей любви ко мне: «любимая», «дорогая»… Мы не на конюшне! – Прекрасно, Леонтина. Скажите нам, где ларец. Если не скажете, то вся семья лишится родового достояния. По словам врача, вам остались считаные часы. – Отчасти это наследство, оставленное мне родителями, а они, если вы не забыли, Гонзага, в конце жизни относились к вам неодобрительно. Передать эти деньги вам значило бы проявить неуважение к ним. – Речь не об одном мне, любимая, есть еще дети! Дети мои, скажите вашей матери и бабушке, как она вам дорога. Подходит старший сын. – Ну же, матушка, говорите! – произносит он с угрозой. – Известно, что ларец где-то в парке, за замком, но где? У озера? В лесу? – Где золото, мадам? – пристают внуки. – Где слитки? Мы хотели бы на них взглянуть… – Итак, вы собрались здесь, вокруг меня, только из-за наследства. Как стервятники, дожидающиеся, пока зверь издохнет, чтобы разорвать его на части. – Для нас позор, что вы можете так думать! – Дражайшая супруга! – Матушка! – Мадам! Все пытаются схватить ее за руку, но она всех отталкивает. – Такими вы мне отвратительны. Ваша любовь ко мне – лицемерие! Леонтина разглядывает свое семейство. Все притворяются, будто ничего не слышали, и продолжают подлизываться. – Ну же, скажи, любимая! Где сокровище? – Где сокровище, матушка? – Где сокровище, мадам? – Марсу, – бормочет графиня. – «Марсу»? Это название коммуны, где спрятан ларец? – «Марсу»? Это какое-то диалектное словечко. – А по-моему, это латынь, надо вернуть священника, вдруг он поймет? Старуха с трудом приподнимает голову: – Позовите горничную, мне надо облегчиться. Прибежавшая горничная помогает ей добраться до чулана, где стоит кресло с дыркой и таз. Графиня закрывает дверь и самостоятельно справляет нужду. К удивлению Рене, когда она молчит, ему доступны ее мысли. Дурак на дураке. Делают вид, что меня любят. Но я-то их не люблю, а презираю. Ненавижу. Лучше лишить их моих денег, чем отдать на таких условиях. Лучше уж так, я заранее смеюсь, представляя, как они раскапывают все имение. А я зарыла ларец под большим дубом в глубине парка, в левой его части. Потом из туалета доносится ее вопль: – Марсу! Она шлепается на пол. В коридоре слышны шаги. Родные находят ее безжизненное тело. Душа старухи покидает бренную телесную оболочку и образует эктоплазму, полностью повторяющую видом бывшее тело. Дух Леонтины видит дух Рене и удивленно щурится. – Вы кто, черт возьми? Учитель истории застигнут врасплох. – Я тот… То есть я… В общем, однажды в будущем вы станете мной… – Что вы здесь делаете именно сейчас? Надеюсь, вы-то хоть не охотитесь за моими слитками? – Я – нет… я… то есть вы… Но душу Леонтины влечет далекий свет, и она отправляется туда, откуда он льется. Все ее семейство тем временем кричит, вопит, рыдает, тряся ее опустевшую телесную скорлупу. За спиной у учителя истории появляется дверь. Он выходит в нее, попадает в коридор, доходит до двери под номером 112. Открыв ее, он поднимается по лестнице, на женский голос, звучащий все громче: – …четыре, три, два, один, ноль. Открывайте глаза, мсье Толедано. Сухой щелчок пальцами. 14. Рене хлопает глазами. – Ну, что? – спрашивает его Опал с любопытством вперемешку с тревогой.