— Почему ты не приехал? — тихо спросил Даг. Он держался за руль, будто еще вылетал со двора со включенной сиреной и маячками. — Сердце, — ответил Ингеманн. — Думаю, теперь тебе придется все делать одному. — Сердце? — переспросил Даг, словно не понимая. — Теперь ты — начальник пожарной команды, Даг, — сказал отец и положил руку на руль. Он постарался улыбнуться, но Даг сделал вид, что не заметил. Глядя куда-то вперед, он сказал: — Не волнуйся, папа, больше пожаров не будет. Это был последний. Забрезжил рассвет, солнце уже поднималось над восточными склонами. Там, где раньше стояли два амбара, остался только теплый липкий пепел. Пепел и четыре камня на дне ущелья Лейпланнсклейва. Весь день подходили зеваки. Новость разлетелась быстро. Еще один пожар? Быть не может! Автомобили медленно проезжали мимо, тормозили, окна открывались, запах свежего пожара врывался в салон, и машины продолжали движение. Несколько мальчишек приехали на велосипедах, они нашли пустую бутылку из-под лимонада, разбили ее о камень, испугались и укатили обратно. Муравей карабкался по осколкам. Мухи и комары кружили над влажным пеплом. Наступил вечер. Солнце зашло за склоны. Был май, почти летний вечер. И все равно стемнело быстро. Около полуночи весь поселок затих. Белый, почти прозрачный туман висел над землей. Непонятно, откуда он взялся. Между деревьев замер зверь. Глаза смотрели прямо в темноту. В окнах еще был свет. Люди укладывались спать, оставляли свет, закрывали глаза, складывали руки. И что? Вдалеке двигался автомобиль. Приближается он? Едет сюда? Нет. Он очень далеко. И все стихло. Все как обычно. Что случилось, то случилось. Давайте все забудем. И не будем больше об этом думать. Теперь — только спать. 2 Я нашел свидетельство о крещении, оно лежало в картонной коробке на чердаке в коричневом конверте вместе с множеством других документов, сохранившихся с детства. На чердаке я еще нашел темно-синюю дорожную сумку, в которой я лежал в машине перед сгоревшим хутором Ольги Динестёль. Сумку я оставил, а коробку с документами взял с собой вниз. Сидел и смотрел на конверт, на котором на машинке было напечатано мое имя. Внутри лежало свидетельство о крещении, подписанное помощником приходского священника Трюгве Омланном, там же — имена моих родителей и дата: воскресенье, 4 июня 1978 года. Среди прочих документов была маленькая зеленая тетрадь, сохранившаяся с той зимы, когда я ходил к Терезе учиться музыке. Я хорошо ее помню, она была в клеточку, а на обложке было написано: «Тетрадь оценок». После каждого занятия Тереза что-то туда записывала, и я забирал тетрадь домой. Не помню, чтобы я там что-то читал сам, только показывал родителям. Каждое занятие заканчивалось в основном «хорошими успехами». Иногда «надо заниматься больше». Последнее занятие было перед Рождеством 1988 года. Тогда она написала: «Играет бегло, но немного напряженно». Характеристика была вполне исчерпывающей. А потом занятия кончились. Той же осенью умер дедушка. Еще на чердаке были бабушкины дневники. Они лежали в прозрачной пластиковой коробке рядом с дорожной сумкой, коробка была похожа на те, в которые пассажиры в аэропорту складывают ключи, бумажники, ремни, часы, куртки и обувь, а потом такие коробки проскальзывают за пластиковые жалюзи, и их просвечивают. Я и раньше листал бабушкины дневники, но никогда не думал, что они пригодятся, уж точно не по этому поводу. Оказалось, что бабушка писала о пожарах и еще, конечно, о самой себе, и о дедушке, и о горе, которое разрывало ее душу после его смерти. Она часто говорила о дневниках. Я до сих пор помню последний вечер у нее дома, помню, как у нее блестели глаза, словно бриллианты. Бриллиант попал туда после операции катаракты, не думаю, что она сама это замечала. Может, такой бриллиант был у всех, кого оперировали? А может, он был там всю жизнь, просто я не обращал на него внимания до самого последнего вечера? Помню, что дневник лежал у нее на кухне, на столе, слева от раковины, спрятанный под стопкой счетов. Уезжая, она всегда брала дневник с собой. Когда она навещала меня в Осло, это было перед тем, как папа заболел, дневник лежал у нее в сумке, и перед сном она записала, что мы ходили в Национальную галерею и в Исторический музей, в музей Мунка и в крепость Акешхюс, а еще она написала обо мне и папе, что Господь должен помочь нам обоим. Обычно она писала по утрам, убрав со стола, помыв посуду и добавив дров в печку. Она садилась за стол и ждала, что время пройдет и день закончится. Часто она записывала короткие наблюдения за погодой, кто приходил в гости, что она готовила или куда ездила, с кем ездила и что видела. Иногда зимой она записывала в дневник, какая птица прилетала к кормушке. Например, вот так: Суббота, 5 февраля 2003 года Маленькая птичка, каких я раньше не видела. Посидела чуток среди других. Потом улетела посреди дня. Она так любила птиц. Она гордилась своими дневниками, но держала их в секрете, доступ к ним был запрещен, и я понятия не имел, что она там писала. Она иногда говорила, что хочет все сжечь и что никто ни при каких обстоятельствах не должен их читать, разве только после ее смерти. И вот время пришло. Так она писала, когда умерла соседка Эстер: Воскресенье, 9 мая 1999 года Снегопад. Эстер в больнице без сознания. Господи, помоги нам всем. Четверг, 13 мая Вознесение Христово. Солнечно, но холодно. Эстер умерла в 15 часов. Тяжелый день. Пятница, 14 мая Солнечно и холодно. Красила крышу. На дворе пусто и тихо. За полтора года до этого, в полчетвертого ночи, сразу после папиной смертью: 15 сентября 1998 года Ему вкололи морфин, и стало немного легче, но отпустило только после второго укола. Он заснул и больше не проснулся. Последние его слова были, что теперь ему божественно хорошо. После визита приходского священника восемью годами ранее: 11 мая 1990 года Стало прохладнее. Облачно. Ауста в гостях. Вечером дождь. И еще двумя годами ранее, когда дедушка внезапно упал перед зданием суда: Четверг, 3 ноября Я резко просыпаюсь, мне приснилось или отец на самом деле умер? Да, так и есть, мне так плохо, в груди просто физическая боль. Холскуг заходил посреди дня, он займется похоронами. Все должно быть как можно проще. Спросил, хочу ли я посмотреть на покойного в гробу. Я ответила — нет, хочу запомнить его ладным, моложавым мужчиной, которого я так любила. Зашла Анна, все как в тумане. Солнце, кажется, светило, но я не видела. Горе. Пятница, 4 ноября Здесь было так много народу, я так устала. Ночью стало лучше, благословенная таблетка подарила мне несколько часов забытья. На некоторое время забыла о горе. Воскресенье, 6 ноября День невыносимый. Все, за что я себя корю, все мои оплошности так велики, что пригибают к земле. Вечер и короткий сон пришли как добрые друзья. Она никогда не писала так много, как в год после дедушкиной смерти. Мысли приходили сами собой, вырывались наружу словами, выплескивались из нее. Жизнь казалась невыносимой, спасала только возможность писать, делать это было легко и естественно, это помогало держаться. Она изливала горе на бумагу. А потом я перелистал дневник в обратную сторону, к марту 1978 года. 13 марта Мальчик. Родился сегодня, чуть раньше шести. Все прошло хорошо. Завтра с Кристеном поедем на него посмотреть. Это был я. Она коротко описывает визит на следующий день, а потом уже почти ничего не пишет о новорожденном. Я пролистал страницы до апреля, потом до мая. Май 1978 года в Норвегии, месяц, когда всю страну потрясло убийство в Фредрикстаде, которое не могли раскрыть 29 лет, до апреля 2007 года, когда кто-то вдруг признался. В этот месяц неожиданно нашелся гроб Чарли Чаплина, исчезнувший бесследно из церкви Корсье-сюр-Веве в Швейцарии. Месяц чемпионата мира по футболу в Аргентине. А в Кристиансанне соборный кантор Бьярне Слёгедаль готовил фестиваль церковной музыки, который должен был открыться концертом церковного хора, городского оркестра Кристиансанна и английского баса Кристофера Кейта. Позже, 3 июня, Ингрид Бьюрнер предстояло исполнить Stabat Mater Перголезе, а завершал фестиваль концерт с участием Кьелля Бэккелюнда и Харальда Братли, исполнявших «Искусство фуги» Баха. В Норвегии май месяц и весна. Весна пришла поздно, но погода стоит прекрасная, легкая облачность, солнечно. А потом приходит настоящее тепло. Листва распускается. Тракторы тянут за собой плуги, вспахивая землю. Холмы зеленеют, коров выпускают пастись, ласточки летают высоко. Наступает лето. 3 Кто же был этот мальчик, появившийся на свет? Когда я оказался дома, мне было всего нескольких дней. Деревня лежала укрытая снежным ковром, и, насколько я помню, у меня всегда было особое отношение к снегу. Я мечтал, чтобы пошел снег, и обязательно ночью, пока я сплю, чтобы он лег на деревья, на дом, на лес, чтобы глубоко в моих снах шел снег, чтобы белизна покрыла все и чтобы, проснувшись, я обнаружил обновленный мир.