— Раздери меня церковный грим! — викинг ойкнул от клевка в ухо и с серьёзностью заговорил, — Господа фоморы! Я тут покумекал над вашим щедрым предложением… В общем, мы с пернатым другом мало доверяем чудищам из потустороннего мира, так что мне нужен залог. Ну, к примеру, голова мумии. Засим… ещё увидимся! Бывайте. Опасающийся трогать Балора после пережитого наваждения Йормундур взял голову за клок торчащих волос. Брес собрал остаток сил для длинного прыжка, и мигом позже оказался у статуи, но остановить беглеца не успел. Норманн вместе с вороном и останками великанского фомора канул сквозь землю. Его противник гулко вдарил кулаком по опустевшему постаменту, ведь мог ещё пуститься вдогонку, вот только контролировать время силёнок бы не хватило. Метания Бреса остановили тени, переместившиеся на другой край стены перед ним. — Как всё-таки ты наивен, сынок. — вздохнул первый фомор. — С другой стороны, твоя несдержанность сыграла нам на руку. Весьма правдоподобная была сценка. — Не слушай ты этого словоблуда Элату, парень! — пробасил второй голос. — Поезжай лучше в Сеан Корад, где вершится судьба Эйре. Помни, упускать Махуна из виду нельзя, когда ты к нему так близко. Ещё эта клятая ворона покоя не даёт, разорви её свора Аннуина! — Не горячись, Индра. Всё идёт по плану, — раздался голос старика. Брес в сердцах перегнулся через статую, махнув распущенными кудрями: — Да как же по плану, Тетра! Балор теперь у них! — Оттого хуже для них, мальчик. Ты же видел, на что он по-прежнему способен за одно жалкое мгновенье! А этот тупоголовый смельчак, который получил часть его плоти, отнесёт Балора прямиком к своим хозяевам. Да и ему самому бегать недолго. Сам вернётся. У околицы Киллало Йормундур оказался немногим за полночь. Уже за стенами заколдованной твердыни его осенило, что короткой прогулки не выйдет даже с обретённой силой фоморов. Кони Бреса и его прихвостня-шута умчали повозку, казалось, в другой край острова. Норманн проследовал обратно по еле различимой колее, выжав из себя всю скорость, на какую был способен после битвы. Дорога оставила по себе странные чувства: он будто нёсся по бескрайнему туннелю, за границами которого время замерло. Падающий снег, ночные силуэты и далёкие огни размывались в длинные яркие полосы, накладываясь друг на друга. Если Йорм останавливал бег, мир попросту замирал, как на картине. В действительности же снег продолжал падать, а огонь — гореть, но так неспешно, что глазом не уловить. В скором времени путник стал узнавать окружающий ландшафт, а впереди забрезжили окна деревенских домов и печной дым. На диво Киллало викинг покинул на каких-то пару часов. После полуночи непогода утихла, и тучи развеялись, открыв в небе надломанный серебряник луны. Йормундур сидел на деревянном мосту за деревней, перекинутом через Шаннон, где берега близко подходят друг к другу. Рука по-прежнему непривычно подкидывала круглый камушек, когда старые доски заскрипели от чьих-то шагов. Повернув голову, северянин узнал в лунном свете Ансельмо, остановившегося на краю моста. — Йемо, — камень последний раз упал в сомкнувшуюся ладонь. — Это ты, Йорм? — паренёк подступился ближе, боясь поскользнуться на льду, но как только отчётливей разглядел хозяина, замер как вкопанный. — Ну в чём дело, трэлл! — викинг закинул одну ногу обратно на мост, повернувшись на заду. — Я это, я! Разинутый рот Йемо с трудом захлопнулся, он тряхнул головой, снимая оторопь. — Йорм, твоя рука! Мужчина крепче сжал кулак на колене, губы расплылись в победоносной ухмылке. — Да, дружище. Теперь я в форме. И даже лучше прежней. Монах понурил тревожный взгляд. Казалось, им овладело разочарование в собственной беспомощности, ведь Йорму в конце концов не понадобился ни Диан Кехт, ни он сам. В то же время происходящее оборачивалось столь немыслимым образом, что Ансельмо стало попросту дурно. Вечером они с Йормом провожают Олалью и Стюра, а среди ночи он заявляется совершенно другим человеком — с отросшей рукой! — С тобой что-то не так. Твоё лицо… Почему ты в шлеме? — затараторил Йемо с недоверием. Викинг и вправду нацепил на голову солдатский шлем, в которых расхаживала стража Киллало. С самого первого взгляда юноше почудилось, будто Йормундур смертельно измотан, и от этого лицо его осунулось. — Я беглый остман и между прочим скрываюсь. — воин поставил на край моста вторую ногу и выдвинул из-за спины внушительных размеров мешок. — Как раз поэтому нам следует поторопиться, — заново отросшая рука похлопала по круглому предмету. — Что это? — Ансельмо нагнулся к мешку, но викинг быстро его отодвинул. — К тебе есть просьба. Верней, ты мой трэлл, так что слушай приказ. Сейчас я возвращаю тебе руну. Ты вызываешь Метлу Волн и на ней отвозишь вот эту вещь Диан Кехту. Передашь ему прямо в руки. А теперь главное. — Йорм взял холодную ладонь мальца, вложив в неё камень Лагуз. — Ни в коем разе что бы ни случилось ты не открываешь мешок и не трогаешь содержимое. — Почему это? — выпрямился Ансельмо, выдернув руку из грубых объятий. — Потому что я так сказал. — поднявшийся следом мужчина с кряхтеньем взял мешок с земли, сунув подмышку. — Упрямое дитя, я забочусь о твоём благе. Теперь слушай. Мы отправимся к эстуарию Шаннона так же, как приплыли в Киллало. Оттуда двинешь на Хильдаланд уже один, у меня тут… свои дела. Поторопи варселов, путь не должен занять много времени. — Ты так легко отдашь мне Метлу? Я ведь могу отправиться вдогонку за Олальей! Йормундур резко помрачнел. — Делай, что хочешь, но сперва отвези го… ремыке Диан Кехту посылку, а там хоть в Уэссекс на приём к королю! — Так и сделаю! — А я не расскажу тебе, как вернул руку. — воитель с деланным равнодушием проследил за уходящей далеко за белый виднокрай рекой. — Не любопытно? — Нет, — Ансельмо поднял чужую расслабленную руку, на месте которой ещё недавно была загнивающая культя, пальцы погладили кожу, внимательно изучая. — Я знаю, это всё нечистая сила, к которой отправил тебя Диан Кехт. Он ведь… пользуется тобой. — Они все, — промолвил Йорм в никуда. — Пока в этом есть выгода, мне плевать. — Мне не плевать, чёрт побери! — Йемо вцепился ногтями в чужую ладонь. — Я… молился за твою душу. Ты ведь вовсе не плохой, Йорм. Ты уподобляешься им, позволяешь помыкать… Почему ты не можешь быть самим собой?! Рука викинга вырвалась из чужой ладони с грозным замахом. — Здесь все, кроме меня, знают, кто я есть на самом деле?! С рыком ненависти Йормундур так притопнул ногой, что она выбила одну из досок, застряв в узкой расщелине. Пока Йемо в недоумение осмысливал происходящее, его хозяин так же резко выдернул сапог. Дощатый настил моста от какой-то немыслимой силищи разом сорвался с гвоздей. Через миг, как почувствовать дрожь под ногами, монаха крепко взяли поперёк груди, и он нашёл себя уже на берегу, будто очнулся от страшного сна. С моста в реку посыпались поломанные доски, оставив голыми бревенчатые перекладины. Йормундур залился звонким смехом. — Что это было? — Ансельмо стал судорожно креститься. — Могу показать ещё раз. — викинг удобней перехватил голову Балора, за одно крепко вцепившись в рясу чернеца. — Держись крепче, нам пора. Ансельмо думал возразить, но у реки остался лишь след на снегу ещё до того, как с губ слетело первое слово. 16. Осквернённая обитель В середине месяца Самониоса, когда еловые венки Адвента украсили двери домов и церковные кафедры, напоминая своим хвойным запахом о радостном приближении Рождества, войска сыновей Кеннетига выстроились на равнине под скалой Кэшел, где возвышается замок. Из самого сердца Манстера докуда хватит глаз простираются снежные дали, пересечённые пологими холмами и высокими синими кряжами на горизонте. Чёрными мазками обозначаются зимующие сады, дубравы, пролески и дремучие чащи, кое-где — загоны и сеновалы, а на берегах реки — фермы с водяными мельницами и рыбацкие причалы. Высочайший в долине холм, какие издревле считались у кельтов священными, заняла каменная громада в оцеплении крепостных стен. Кэшел потому и звали скалой, что замок с его грубыми прямыми углами кажется непреступным и словно выросшим из недр земных. Эта махина внушает величие и страх, стремясь прямоугольными башнями и острыми смотровыми вышками, подобными обелискам, к небесам. Махун хорошо знал, что взятие Кэшела боем отнимет добрую половину рати. С крутого склона гарнизон будет метать стрелы и камни, не говоря о самом изнурительном подъёме на такую высоту. Лишив замок поставок с довольствием на собственных запасах, осада может длиться хоть до Гиамониуса, светлой поры года. Войско Дал Кайс не переживёт лютых морозов, впрочем, камергер Кэшела тоже мог просчитаться с дровами и углём, не предвидя штурма. Огорошило предательство могущественного вассала и самого ард-риага Моллу. Уи Фидгенти еле поспели подтянуться к замку из своих земель южней Лимерика на границе владений Северных Десси. Когда Бриан и Блатнайт разворачивали войска, Доннован мак Катейл почти одновременно отрезал им подход к холму рядами своих копий. Риаг Уи Фидгенти слыл опытным стратегом и порадовался тому, что враг больше не использует лес в качестве прикрытия: на равнине отряды как на ладони. Учёл мак Катейл и уловки конных хобеларов, и боевой строй щитоносцев. Пока солдаты переводили дух после долгого пути, военачальник послал гонца узнать о требованиях противника. Вскоре стало ясно, что поддержку конунга Ивара при Сулкоите Дал Кайс расценили отнюдь не как жест доброй воли. Братья требовали сдать замок и Моллу в придачу, на что его родич пойти не мог. Беглый взгляд на поле боя открыл мак Катейлу, что численности Десси добились по большей части за счёт крестьянских ополченцев. Голодранцы в арьергарде вооружились едва ли не колунами для дров да деревянными пиками. Порешив, что штурмовая конница разгонит сброд за считанные минуты, командир велел пехоте перейти в марш, а всадникам — ударить с флангов, больше не защищённых природными преградами. Затрубил рог. С неохотой первые ряды копейщиков зашевелились, под сапогами захрустели сугробы. Поднимая копытами снежные волны, несколько отрядов лошадников отделились от правого и левого фронтов, ринувшись по дуге к врагам. Манёвр сработал, ведь Бриан и Блатнайт разделились, чтобы с помощью хобеларов перехватить чужую конницу. Махун же с основной частью ратников и не шелохнётся. Бездействие соперника вдохнуло в людей Доннована раж, и арьергард с громовым кличем сорвался на бег. Когда облака пара от горячего дыхания десятков мужей почти соединились, грозясь высечь молнии, ополченцы расступились. За расколовшимися рядами, не веря своим очам, воины увидели запряжённых и закованных в железный доспех коней. Щёлкнули вожжи, вдарили в землю копыта, скрип колёс перешёл в нарастающий грохот. Только ударные ряды Уи Фидгенти с криком «спасайся!» повернули навстречу своим братьям, как в спины им врезались боевые колесницы Махуна. Снег обагрился кровью. На скаку Бриан отвлёкся от боя, глядя, как длинные кривые лезвия на колёсных осях начисто отрезают беглецам ноги и головы, если не повезло свалиться. Так косы крестьян срезали весеннюю мураву. Захлёбываясь алой росой, уцелевшие кидались наутёк, без разбору давя раненных ногами. Когда серпы делали своё дело, и врагу удавалось отступить далеко, лучники позади возниц пускали в ход стрелы и дротики, обливая трусов со спины. Ужас увиденного в глазах таниста скоро сменился восторгом. Колесница обещала победу, ещё когда Махун впервые показал её чертежи. Такие двуколки, называемые ковиннами, кельты знали с древнейших времён, ставя их в перевес римской армии. Лёгкую, но достаточно вместительную для двух бойцов серповидную колесницу запрягали двумя скакунами. И эта традиция пришла в Эйре вместе со старинным обрядом восшествия на престол. Бриану никогда не доводилось быть на церемонии, но, увидев ковинн, собранный по наставленью Бреса, он вспомнил, что в детстве мечтал стать верховным владыкой острова. Хоть это было давно, танист ясно вспомнил, как воображал себя мчащим на белой двойке к верховному престолу над всей Эйре. Только нынче юноша уже не чаял добиться его чьим-то благословением. Как и все риаги до него и после него, он утвердится на троне своим собственным путём. Между тем на поле перед скалой Кэшел войско мак Катейла в панике повернуло к замку. Конные отряды, опасаясь столкновения с хобеларами, сделали крюк, чтобы увильнуть. Бриан приказал сверстникам пришпорить лошадей и достать мечи, продолжая преследование; то же сделала и Блатнайт. Знаком Махун велел колесницам уходить в тыл, а вперёд выставил пращников и лучников: пока враг бежит, не стоит давать ему ни малейшей надежды. Под ливнем стрел Донновану каким-то чудом удалось отчасти вернуть командование над обезумевшими воинами, направив отход строго на запад, в свои земли. Когда Дал Кайс в жаркой погоне достигли замкового холма, общим решением военачальников отряды растянули в длинное оцепление на безопасном расстоянии от стен. Началась осада. В ожидании, что же предпримет ард-риаг, его мятежный вассал временно встал лагерем, разведя костры и расчистив место для походных палаток. Пока Брес с фуражиром хлопотали над тем, как лучше устроить Махуна до прихода ночной стужи, танист с молодыми побратимами наведались в близлежащее поселение. Прознав о столкновении под стенами Кэшела, благоразумные фермеры поспешили загнать скот и сами запереться в домах на все засовы, так что у реки небольшая группа всадников застала лишь оставшихся без крова калек, блаженных и фуидиров, которые не страшились расстаться с бренной жизнью. Спешившись, хобелары предложили местным еду, что припасли в поход, а взамен удовольствовались рассказами словоохотливой бедноты. Молла навёл в своём краю невиданные в Эйре порядки. Хоть каждый клочок острова издревле принадлежал септам, а земля по справедливости разделялась между членами рода, ард-риаг так проворачивал свои дела, что надел за наделом уходили его ставленникам. Свободных крестьян всё чаще превращали в фуидиров, принуждая трудиться на чужих полях и пастбищах почти задаром, а вольные землепашцы платили властителю непомерные подати, кормя ненасытную знать. О продажных риагах и родовых вождях флахах Бриан знал не понаслышке. Вассалы слишком удобно устроились у своей кормушки, чтобы печься о бедах народа. Из простолюдинов же многие охотно шли в ополчение, и танист рассчитывал набрать рекрутов из замкового предместья. Вскоре добрые люди созвали к трущобам, где гурьбой селились фуидиры, всех горячих молодых заводил в околотке, а за ними подтянулись и любопытные старики, собравшиеся на службу в местную часовню. Молва о походах братьев из Киллало разошлась по всему Манстеру. Кто-то из гэлов принял новость о готовящемся перевороте с воодушевлением. Хуля старого ард-риага, молодёжь с радостью внимала посулам Бриана, их деды же недоверчиво морщили лбы, опираясь на крючковатые палицы. — Сговор Моллы с остманами — это ещё так, — рассуждал один из крестьянских юношей. — Эоганахты законы не чтят. Ард-риаг над людом поднялся: он, понимаешь, как бог стал, а род их — что ангелы! Коль так пойдёт, все права и землю у простых людей отнимут и отдадут святому семейству да лизоблюдам ихним! — Распинается-то как, глупец! — прокряхтела сгорбленная до самой земли старушонка. — Эогана, предка нашего риага, сам Патрик крестил! Ангел божий ему место показал, отколь всеми землями править. Эоганахтов уж с тех пор боженька охраняет. А отступники эти знай небеса гневят и войну несут! — Мама рассказывала мне в детстве эту легенду, — Бриан вышел к толпе ротозеев, оставив позади хобеларов, которые расселись на лежачих деревянных колодах. — А ещё в ней был брат Эогана Мора. Его звали Кормак Касс, и он дал начало моему септу Дал Кайс. Стало быть, наше с Махуном происхождение такое же древнее, вот только даёт ли оно право плевать на законы? К вечеру танисту удалось собрать в предместье бравый отряд ополченцев, которым выдали кое-какие доспехи и оружие, оставив часть патрулировать улицы, а вторую бросив на осаду Кэшела. В лагере Бриан встретил разведчиков, что как раз примчали с запада, где следили за вылазками Уи Фидгенти и Лимерика. Доннован мак Катейл с остатками войска засел в своей родовой твердыни Крум. Ивар же укрылся под защитой монастыря на острове Скаттери в низовье Шаннона: северяне всегда держали место для отхода, чтобы сбежать от врага после удачного рейда. Вот только без флота их не достать. — Если нужны корабли, в Лимерике есть верфь, где остманы оставили пару недостроенных судов, — доложил один из разведчиков танисту. — Можно найти корабельщиков и закончить их, пока поганые не ударили вновь. Местные сплетничают, будто бы возле лонфурта в ночь после пира с англосаксами ошивался чей-то корабль-призрак с зелёными огнями. Подозрительно! — А ещё наши воды бороздят морские разбойники. — добавил другой докладчик. — Они гэлы и за плату, наверняка, согласятся переправить земляков на остров. — Значит, ворочаемся в Лимерик. Бриан как раз подорвался из-за стола, чтобы известить хобеларов о скорой отправке, когда ткань шатра колыхнулась, впустив вместе с ледяным ветром укутанного в плащ Бреса. — Я не ослышался? А нам что прикажешь делать? — лицо мужчины осталось по-прежнему отстранённым, словно он вот-вот заснёт, но от холода тело так колотило, что Бриан со злорадством принял это за иступлённую дрожь. — В осаде твой братец бесполезен. Ему под силу расставлять солдатиков, но в масштабной стратегии он, как дитя малое. Я уже говорил Блатнайт, что не стану ждать, пока Махун замёрзнет здесь насмерть. Увольте! Мы возвращаемся в Киллало. Брес круто повернул к выходу из палатки, но едва набросил капюшон, как с хрипом повалился назад. Малец мёртвой хваткой сдавил чужое горло, медные пластины на кафтане врезались в кожу, грозя изрезать шею в кровь. Разведчики за столом в испуге оторвались от дел, не зная, хвататься ли за оружие или звать помощи. — Да кто ты такой, чтобы так говорить о брате и распоряжаться им, как вещью. — прорычал Бриан прямо в ухо за копной русых кудрей. От близости ненавистного Бреса по телу хлынул жар, заливший лицо густым румянцем. — Так ты боишься на меня руку поднять… или просто слабак?