— Разумеется. — Я не хочу, чтобы обо мне думали плохо, но я поневоле слышу разные вещи, когда занимаюсь своим делом. Мне хорошо платят и мне нравится работа. По крайней мере, нравилась. — Я уверена, что вы только стараетесь помочь, — сказала я, размышляя, к чему она ведет. — Вы знаете, Беннет никогда не соглашался поделиться деньгами. Он не был убежден, что это было намерением Бадера, и Джек тоже. Конечно, Джек поддерживает Беннета почти во всем. — Ну, может, они не были убеждены, но, учитывая, что завещание пропало, не знаю, какой у них был выбор. Предполагаю, что они ни о чем не договорились. — Совсем. Если бы они договорились, Гай бы уехал домой. Он был несчастен здесь. Я видела по его лицу. — Да, это правда. Когда я разговаривала с ним в понедельник, он признался, что пил. — О, особенно вчера вечером. Они начали с коктейлей и выпили четыре или пять бутылок вина за ужином. А потом портвейн и ликеры. Это еще продолжалось, когда я пошла спать. Я помогла Энид с посудой и она видела, как я устала. Мы обе слышали, как они ссорились. — Беннет и Гай ссорились? Она помотала головой, шевеля губами. Я приложила руку к уху. — Извините, я не расслышала. Мирна откашлялась и заговорила громче. — Джек. Гай и Джек ссорились, перед тем, как Джек уехал в свой загородный клуб. Я сказала об этом лейтенанту, а теперь думаю, что лучше бы держала рот закрытым. — Правда есть правда. Если вы это слышали, вы должны были сказать полиции. — Вы не думаете, что он разозлится? Ее тон был озабоченным, а выражение лица почти детским. Я подозревала, что вся семья разъярится, когда услышит, но мы все обязаны помогать полиции в расследовании. — Может быть, но не надо переживать. Гая убили вчера вечером. Вы не должны никого покрывать. Она молча кивнула, но я видела, что не убедила ее. — Мирна, что бы ни случилось, не думаю, что вы должны чувствовать себя виноватой. — Но я не должна была сама предлагать информацию. Мне нравится Джек. Не могу поверить, чтобы он причинил кому-то вред. — Слушаете, вы думаете, я сама не попаду в такое же положение? Полицейские собираются и со мной поговорить. Я иду к ним завтра и собираюсь сделать то же самое, что вы. — Правда? — Конечно. Я слышала, как они ссорились, когда приходила на коктейли. Беннет и Донован наскакивали друг на друга как петухи. Кристи сказала, что они так делают постоянно. Это не делает их убийцами, но интерпретировать факты — не наше дело. Я уверена, что Энид подтвердит ваши слова. В любом случае, из-за этого никого не арестуют. Это не то, что вы видели, как Джек выходит из комнаты Гая с окровавленной доской. — Нет. Конечно, нет. Я увидела, как напряжение сходит с ее лица. — Надеюсь, что вы правы. То-есть, я вижу, что вы хотели сказать. Правда есть правда. Я только слышала ссору. Я никогда не слышала, чтобы Джек угрожал ему. — Вот именно, — сказала я, взглянув на часы. Было около шести. — Если вы закончили, я не хочу вас задерживать. Мне, наверное, самой надо уходить, но сначала я хочу поговорить с Кристи. Тревога блеснула в ее глазах. — Вы не расскажете о нашем разговоре? — Вы перестанете волноваться? Я не скажу ни слова, и не хочу, чтобы вы тоже что-то говорили. — Спасибо. Я бы хотела пойти умыться. Я подождала, пока Мирна скроется в кладовой, по пути в свою квартиру. Мой чай был нетронут. Я вылила чашку и оставила ее в раковине. Несмотря на хороший пример Энид, у меня никогда не было посудомоечной машины, и я понятия не имела, как ее загружать. Я представила себе одно неверное движение, и вся посуда начнет летать, разбиваясь в груду обломков. Я вернулась в библиотеку. Кристи и Таша включили телевизор. У Кристи был пульт и она переключала каналы, чтобы найти новости. Она убрала звук, когда я вошла, и повернулась ко мне. — О, это вы. Заходите и присоединяйтесь к нам. Таша думала, что вы ушли. — Я уже собираюсь уходить. Я ходила на кухню, посмотреть, не могу ли я помочь. Можно задать вам вопрос, перед тем, как я уйду? Я слышала, как вы упоминали письмо, в разговоре с лейтенантом Роббом. Можно узнать, что это было? — Конечно. М-м, давайте посмотрим. Кажется, во второй половине дня, в понедельник, кто-то положил в почтовый ящик неподписанное письмо. На конверте было имя Гая, но обратного адреса не было. Он оставил его на столе в холле, когда пошел спать прошлым вечером. Я подумала, что полиция захочет посмотреть. — Оно было напечатано, или написано от руки? — Надпись на конверте была напечатана. — Вы читали письмо? — Конечно, нет, но я знаю, что оно расстроило Гая. Он не сказал, что там было, но я поняла, что-то неприятное. — Он когда-нибудь упоминал Макса Аутвэйта? Это имя вам что-нибудь говорит? — Я не помню. Она повернулась к Таше. — А ты? Таша помотала головой. — А что? — Так репортер первый раз узнал, что Гай вернулся. Кто-то по имени Макс Аутвэйт прислал письмо в «Диспэтч», но когда Катценбах проверил, оказалось, что не существует ни такого имени, ни адреса. Я тоже проверила и ничего не узнала. — Никогда о нем не слышала, — сказала Кристи. — Может быть, он связан со старыми делами Гая? Может быть, это кто-то, кого Гай обидел тогда. — Возможно, — сказала я. — Вы не возражаете, если я загляну в папку Бадера наверху? — В какую папку? — спросила Таша. Кристи ответила раньше меня. — Бадер хранил папку с газетными вырезками об арестах Гая и его проблемах с законом. — Скажу, что еще мне пришло в голову, — сказала я. — Этот Аутвэйт, кто бы он ни был, несомненно рассказал Катценбаху о криминальном прошлом Гая. Не уверена, что Джефф знал об этом раньше. Как только я увидела письмо, сразу подумала, что это мог быть Беннет или Джек, кто дал такую подсказку. — Под именем Аутвэйта? — Это кажется возможным. — Но почему бы любой из них сделал это? Для чего? — В этом и проблема. Я не знаю. В любом случае, я могу ошибаться. Мне нравится идея, что Аутвэйт это кто-то, против кого Гай нагрешил в прежние дни. — Возьмите папку, если хотите. В последний раз я ее видела на столе в офисе Бадера. — Тогда поднимусь и заберу ее. Сейчас вернусь. Я вышла из библиотеки и пересекла фойе. Может быть, когда я поговорю с Ионой, он расскажет мне о письме. Поднялась по лестнице, шагая через ступеньку и старательно избегая смотреть вниз. Я понятия не имела, в какой комнате был Гай, но не хотела подходить близко. На площадке повернула налево и направилась прямо к комнате Бадера, где открыла дверь и включила верхний свет. Все казалось в порядке. В комнате было холодно и слегка пахло плесенью. Свет был тусклым, и палевые тона комнаты выглядели блеклыми. Я прошла в офис, включив свет. Следы Бадера были систематически стерты. Шкафы опустошены, все личные предметы со стола убраны. Я огляделась. Заметила папку с газетными вырезками, что говорило о том, что полицейские сюда не заглядывали и ее не забрали. С другой стороны, ордер на обыск мог не быть таким всеохватывающим. Список предметов, подлежащих изъятию, мог быть нацелен только на орудие убийства. Я полистала вырезки, пробегая глазами по строчкам, в поисках фамилии Аутвэйт или чего-то подобного. Ничего не было. Я просмотрела лежащие на столе папки, но не нашла ничего, относящегося к делу. Еще один тупик, хотя идея была хорошей — кто-то, затаивший обиду, и делающий Гаю гадости. Я взяла папку подмышку и вышла из комнаты, погасив свет. Закрыла за собой дверь и остановилась в коридоре. Что-то было не так. Первым побуждением было сбежать по лестнице к освещенным комнатам внизу, но я медлила. Я услышала потрескивание и посмотрела налево. Дальний конец коридора был погружен в тень, кроме ленты, огораживающей место преступления. Пока я смотрела, лента стала казаться почти светящейся и вибрировала, как будто ее теребил ветер. На секунду я подумала, что лента с треском порвется, под напором неведомого течения. Воздух на площадке был холодный, со слабым запахом животного — то ли псины, то ли старого меха. Первый раз я разрешила себе испытать ужас от смерти Гая. Я начала спускаться, держась одной рукой за перила, другой вцепившись в папку. Оглянулась, не желая поворачиваться спиной к темноте позади. Всмотрелась в пространство коридора, которое могла видеть. Что-то двигалось на периферии моего зрения. Я медленно повернула голову, почти застонав от страха. Увидела искорки света, почти пылинки, материализовавшиеся в неподвижном воздухе. Почувствовала внезапный прилив тепла и звон в ушах, звук, который у меня ассоциировался с обмороками в детстве. Моя боязнь уколов и иголок часто вдохновляла такие эпизоды. Мне часто делали то прививку от тифа, то тест на туберкулез, то прививку от столбняка. Пока медсестра уговаривала меня и убеждала, что «большие девочки» себя так не ведут, звон начинался, становился все выше, а потом — тишина. Мое поле зрения сокращалось, спираль света превращалась в маленькую точку. Становилось холодно, и следующее, что я видела — обеспокоенные лица, склонившиеся надо мной, и резкий запах нюхательной соли у моего носа. Я прислонилась спиной к стене. Рот наполнился чем-то, по вкусу похожим на кровь. Я крепко зажмурилась, ощущая глухие удары своего сердца и липкость ладоней. Пока Гай Малек спал, кто-то крался в темноте по этому коридору прошлой ночью, неся тупой предмет из достаточно жестокого материала, чтобы погасить его жизнь. Меньше, чем день назад. Меньше, чем ночь. Может быть, потребовался один удар, может быть, несколько. Больше всего меня терзала картина этого первого удара, раскроившего череп. Бедный Гай. Я надеялась, что он не проснулся до того. Лучше, если бы он спал, пока последний сон не перешел в вечный. Звон в ушах продолжался, набирая силу, как завывание ветра. Я отяжелела от страха. Иногда, в кошмарах, я страдаю от этого эффекта — непреодолимое желание бежать без возможности двигаться. Я пыталась издать звук, но не могла. Могу поклясться, там ощущалось присутствие, кого-то или чего-то, которое двигалось и прошло мимо. Я пыталась открыть глаза, почти убежденная, что увижу убийцу Гая, спускающегося по лестнице. Сердце колотилось с угрожающей скоростью, стуча в ушах, как звук бегущих ног. Я открыла глаза. Звук резко прекратился. Ничего. Никого. Послышались обычные звуки дома. Сцена передо мной была пуста. Полированный пол. Пустой холл. Яркий свет люстры.