Глянув в коридор, я увидела, что лента, огораживающая место преступления снова была просто лентой. Я опустилась на ступеньку. Все это заняло меньше минуты, но от прилива адреналина тряслись руки. В конце концов, я поднялась со ступеньки, на которой просидела бог знает сколько времени. Откуда-то снизу доносились звуки мужских и женских голосов, и я знала, что Донован, Беннет и Джек вернулись из отделения полиции, еще когда я была в офисе Бадера. Подо мной дверь в библиотеку стояла открытой. Таша и Кристи, наверное, ушли, чтобы присоединиться к ним. Откуда-то из кухни доносился стук кубиков льда и звяканье бутылок. Снова время выпивки. Кажется, каждый в доме нуждается в алкоголе, вместе с продолжительной психиатрической терапией. Я закончила свой спуск, озабоченная тем, чтобы ни с кем не встретиться. Вернулась к библиотеке, осторожно заглянула и с облегчением увидела, что комната пуста. Подхватила сумку, засунула папку в наружный карман и направилась к входной двери, с до сих пор колотящемся сердцем. Аккуратно прикрыла за собой дверь, стараясь смягчить звук щелкнувшего замка. Почему-то казалось важным ускользнуть незамеченной. После эпизода на лестнице — что бы это ни было — я была неспособна вести поверхностные разговоры. К тому же, кажется благоразумным предположить, что кто-то из обитателей этого дома убил Гая Малека, и черт меня побери, если я буду с ними милой, пока не узнаю, кто это. Глава 15 Парковочные места в моем районе были дефицитом, так что мне пришлось оставить мой «фольксваген» почти в квартале от дома. Я закрыла машину и направилась домой. Уже совсем стемнело, и деревья дрожали от холода, как от ветра. Я обхватила себя руками, чтобы согреться, вцепившись в ремешок сумки, которая била меня в бок. Когда-то я всегда носила с собой пистолет, но потом перестала. Прошла через калитку, которая, как обычно, приветливо скрипнула. У меня было темно, но я заметила свет у Генри в кухне. Мне не хотелось быть одной. Я подошла к его задней двери и постучала по стеклу. Генри появился из гостиной, помахал рукой, увидев меня, и пошел открывать. — Я как раз смотрел новости. Убийство по всем каналам. Звучит плохо. — Ужасно. Это отвратительно. — Садись и грейся. Стало холодно. — Не хочу тебе мешать. Просто посижу. — Не валяй дурака. Ты совсем замерзла. — Да, немножко. — Тогда укройся. Я поставила сумку, взяла плед, закуталась в него и уселась в кресло-качалку. — Спасибо. Это замечательно. Согреюсь через минуту. Это, в основном, от напряжения. — Я не удивлен. Ты уже ужинала? — Кажется, я обедала, но не помню, что ела. — У меня есть тушеное мясо, если хочешь. Я сам собирался поесть. — Пожалуйста. Я смотрела, как Генри поставил мясо на огонь. Достал буханку домашнего хлеба, нарезал толстыми кусками и положил в корзинку, обернутую салфеткой. Поставил на стол тарелки, приборы, салфетки и бокалы для вина, двигаясь по кухне с обычной легкостью и эффективностью. Через пару минут еда была на столе. Я встала из кресла и прошаркала к столу, по-прежнему завернутая в плед. Генри подвинул ко мне масло, усаживаясь на свое место. — Так расскажи мне историю. Я знаю основные детали. Это крутят по телевизору весь день. Рассказывая, я начала есть, поняв, какой была голодной. — Может быть, ты знаешь больше меня. Я не дура, чтобы совать нос в середину расследования убийства. В наши дни и так трудно сложить дело вместе, без постороннего вмешательства. — Вообще-то, ты не совсем любитель. — Но и не эксперт. Пускай технические и медицинские специалисты делают свое дело. Я буду сохранять дистанцию, если только мне не скажут обратного. У меня есть личный интерес, но, в сущности, это не мое дело. Мне нравился Гай. Он был хороший. Не выношу его братьев. Прекрасное мясо. — У тебя есть теория насчет убийства? — Давай скажем так. Это не тот случай, когда в дом вломился незнакомец и убил Гая в процессе ограбления. Бедняга спал. Насколько я слышала, все выпили, так что, скорее всего, он отрубился. Он не привык к крепкому алкоголю, тем более, в больших количествах, как употребляют Малеки. Кто-то знал, где его комната, и, возможно, знал, что он не в таком состоянии, чтобы защищаться. Говорю тебе, пожалуй, за исключением Кристи, у меня выработалось такое отвращение к этой семейке, что я едва выношу пребывание с ними под одной крышей. Я чувствую себя виноватой из-за Гая. Я виновата в том, что нашла его, и в том, что он вернулся. Не знаю, что еще я могла сделать, но лучше бы он остался в Марселле, где был в безопасности. — Ты не подталкивала его к возвращению. — Нет, но я и не возражала достаточно серьезно. Мне нужно было выражаться четко и ясно. Объяснить в деталях их настрой. Я думала опасность будет чисто эмоциональной. Я не думала, что кто-то пойдет и размозжит ему голову. — Ты думаешь, что это один из братьев? — Соблазнительная идея, — сказала я неохотно. — Это опасное заключение, и я знаю, что не должна делать поспешных выводов, но всегда легче подозревать кого-то, кто тебе не нравится. К восьми тридцати я вернулась в свою квартиру и заперла дверь. Просидела за кухонным столом около часа, пока набралась смелости позвонить Питеру и Винни Энтл, которые следили за развитием событий по передачам новостей. Весь церковный приход собрался в этот вечер вместе, шокированные и опечаленные убийством. Я надеялась смягчить их потерю, хотя их вера давала им больше утешения, чем я могла предложить. Обещала не терять с ними связи и положила трубку, не ощущая никакого утешения. Выключив свет, я лежала в кровати под кучей одеял, пытаясь согреться, пытаясь осознать, что случилось в этот день. Мне было жутко. Смерть Гая вызвало что-то намного хуже, чем скорбь. То, что я чувствовала, было не горем, а тяжелым раскаяньем, которое лежало у меня в груди, как непереваренный ком горячего мяса. Я плохо спала. Казалось, мои глаза открывались каждые двадцать минут. Я меняла положение и поправляла одеяла. Сначала мне было жарко, потом холодно. Я думала, что следующее распределение моих членов предоставит достаточный комфорт, чтобы уснуть. Я лежала на животе, с руками, засунутыми под подушку, переворачивалась на спину, с непокрытыми плечами. Легла на левый бок, подтянув колени, перевернулась на правый, выставив наружу одну ногу. Должно быть, я, не подумав, поставила будильник, потому что в следующий момент чертова штука завопила мне прямо в ухо, вырвав из единственного нормального сна за всю ночь. Я выключила будильник. Я отказалась от пробежки. Не было никакой возможности вылезти из кокона теплых одеял. В следующий момент было уже девять пятнадцать, и я почувствовала, что обязана вытащить себя из кровати. У меня была назначена встреча с Ионой Роббом в полицейском участке. Я посмотрела на свое отражение в зеркале ванной. Мило. Цвет лица ужасный, под глазами мешки. Как оказалось, мне довелось беседовать не с Ионой, а с лейтенантом Бовер. Мне пришлось ждать пятнадцать минут, сидя на маленькой скамеечке в приемной полицейского участка. Под пристальным взглядом полицейского за стойкой, я поерзала на своем сиденье и уставилась на кипу брошюр по предупреждению преступлений. Еще я беззастенчиво подслушивала, когда шестеро водителей пришли жаловаться по поводу полученных штрафов. В конце концов, лейтенант Бовер выглянула из-за двери следовательского отдела. — Мисс Миллоун? Я никогда не встречалась с Бетси Бовер, но пыталась ее себе представить. Такое имя должна носить нахальная блондинка, бывший чирлидер, с обалденными бедрами, но без мозгов. К моему стыду, лейтенант Бовер оказалась наименее нахальной женщиной из всех, с кем я имела удовольствие встречаться. Она была полицейским вариантом амазонки: величавая, сантиметров на двадцать выше меня и, наверное, килограммов на двадцать пять тяжелее. У нее были темные волосы, зачесанные назад и маленькие круглые очки в золотой оправе. Цвет лица был безупречным. Если на ней вообще была косметика, нанесена она была артистически. Когда она заговорила, я заметила слегка кривой зуб, что могло быть причиной ее нежелания улыбаться. Также было возможным, что я ей не понравилась, и ей хотелось раздавить меня, как жука. Я последовала за ней в маленький кабинет с двумя деревянными стульями и поцарапанным деревянным столом, который шатался, если на него положить руки, притворяясь, что ты расслабилась. При ней ничего не было — ни ручки, ни блокнота, ни папки, никаких записей. Она смотрела прямо на меня, предлагая несколько кратких фраз, после чего наступала моя очередь. Почему-то у меня возникло ощущение, что она запоминает каждое сказанное мной слово. Скорее всего, наш разговор записывался. Я бы потихоньку поискала провод под столешницей, но опасалась комков старой жвачки и засохших козявок из носа, припаркованных там. Она сказала: — Спасибо, что пришли. Я слышала, что вас наняли, чтобы найти Гая Малека. Можете рассказать, как вы это сделали? Ее взгляд был пристальным, манеры мягкими. Вопрос застал меня врасплох. Я почувствовала неожиданный прилив страха, щеки залила краска. Я стала терять скорость, как маленький самолетик с полным баком плохого топлива. Слишком поздно я поняла, что следовало приготовиться к этому. Обычно я не вру полицейским, потому что это очень нехорошо, не так ли? В глубине души я законопослушная натура. Я верю в мою страну, флаг, плачу налоги и штрафы, возвращаю вовремя библиотечные книги и перехожу улицу на зеленый свет. Еще, у меня появляются слезы на глазах, когда я слышу национальный гимн, в исполнении того, кто действительно знает, как это делается. Однако, я знала, что сейчас собираюсь исполнить некий словесный танец, потому что способ, которым я нашла Гая Малека, был не совсем легальным. Ни я, ни Дарси Паско не имели права проникать в компьютерную систему Калифорния Фиделити, чтобы проверить данные, не имеющие ничего общего со страховым иском. Я, должно быть, нарушила какое-нибудь гражданское постановление или статью уголовного кодекса номер такой-то и такой-то. По крайней мере, мы двое серьезно нарушили правила компании, ведомственные инструкции, общую порядочность и подобающий этикет. Это может быть навсегда занесено в мое личное дело, чем директор школы грозил мне всякий раз, когда я сбегала с уроков с Джимми Тейтом в пятом и шестом классе. Я не думала, что сделанное грозит мне тюремным заключением, но я, после всего, находилась в полицейском участке и мне нужно было защищать свою лицензию частного детектива. Поскольку я задерживалась с ответом уже хороших пять секунд, то решила, что будет мудрым ответить хоть что-то. — А, да. Я встретилась с Донованом, Беннетом и Джеком Малеками в прошлую среду. Мне дали дату рождения Гая Малека и его номер социального страхования. Так что в четверг я пошла в офис Управления автомобильного транспорта и спросила клерка, есть ли данные о водительских правах на имя Гая Малека. Поступившая информация гласила, что срок действия водительских прав был прекращен в 1968 году, но было выдано удостоверение личности от штата Калифорния. Его домашний адрес был указан в Марселле, Калифорния. Я информировала об этом Ташу Ховард, адвоката по наследству, и Донована Малека, который поручил мне поехать в Марселлу и проверить адрес. Марселла — маленький городок. Я пробыла там не больше десяти минут, перед тем, как связаться с Гаем. Если честно, я не думала, что ему нужно было приезжать сюда. — Почему? Эй, поскольку моя задница уже не под прицелом, мне наплевать, кого я заложу. — Его братья были недовольны тем, что придется отдать ему долю отцовского наследства. Они считали, что Гаю уже выплачены все деньги, которые он заслужил. Там еще была проблема второго завещания, которое пропало после смерти старика. Беннет был убежден, что отец лишил Гая наследства, но, поскольку это завещание так и не нашли, адвокаты будут руководствоваться старым.