В отчаянии я упёрлась локтями в колени. Очень хотелось не просто кричать, а выть (и почему в последние несколько часов глаза у меня постоянно на мокром месте?). Но тут мне пришла в голову блестящая мысль, как отвлечь папу. Я поспешила из туалета в его кабинет и с облегчением обнаружила, что папа до сих пор не успел навести порядок на письменном столе. Конечно, некоторые папки со счетами он всё-таки убрал обратно на полку, но та папка, где я нашла программку с таинственным сообщением, всё ещё лежала на столе. А под ней как раз находилось то, что я искала, – антикварная книга в синей тканевой обложке. Папа переставлял вращающуюся полку с календарями, тихо напевая при этом. Заметив, что я вернулась, он мельком взглянул на меня, но ничего не сказал. Это меня немного смутило. Я медленно подошла к нему. – Кстати, а где Филиппа? – начала я разговор. – Заболела. – Папа задумчиво разглядывал календарь с единорогом, а потом поставил его вместе с календарями, на которых были изображены лошади. – И что это на этот раз? Чума? – попыталась пошутить я. Он только плечами пожал. – Кстати, у меня на сегодняшний вечер кое-какие планы, – вместо этого вдруг небрежно бросил он. – Вероятно, это надолго, но полагаю, ты и одна справишься. А в воскресенье займёмся с тобой чем-нибудь интересным. До того, как снова начнётся школа, – он улыбнулся, но, как мне показалось, как-то неуверенно. – Ладно, – пробормотала я. Папа почти никуда не ходил по вечерам. Иногда, конечно, работал допоздна, но здесь, внизу, в магазине. И мне всегда казалось, что у него и нет никакой социальной жизни, кроме общения с клиентами и этими его двумя друзьями, с которыми он иногда по выходным играл в карты у нас дома. Я знала их ещё с детства, но почему-то всегда забывала их имена. Впрочем, не так уж это было важно. По крайней мере, не сейчас. – А что у тебя за планы? – решила выяснить я. Папа заговорщически подмигнул мне. – Скоро всё узнаешь, Морковка. А пока это секрет. Что же происходит? Я вспомнила слова Леоны о том, что, возможно, скоро у меня появится мачеха. Конечно, я понимала, что со смерти мамы прошло уже двенадцать лет, а папа ещё не совсем старый и вполне заслуживает нового счастья, но… Это перевернуло бы всю мою жизнь с ног на голову, а именно сейчас с изменениями лучше подождать. Мне и Винценца достаточно. Может, конечно, у папы на самом деле и не было никаких секретов. Просто он хотел, чтобы я почувствовала себя виноватой, поскольку в последнее время то и дело уклоняюсь от его вопросов, скрывая что-то. Наверняка он просто собирается пойти выпить пива с друзьями. Хотя… Это на него не слишком похоже. – Слушай, а я тут книгу такую странную нашла. Не знаешь, случайно, что это такое? – Я протянула ему том. Он тут же замер, когда увидел обложку. – Где ты её взяла? – Он выхватил книгу у меня из рук и быстро перелистал страницы. – Ну… – Я не понимала, что его вдруг так взволновало. Видимо, это была очень ценная книга. – В кабинете нашла. Мне название показалось очень странным, и я… – Я не смогла продолжить. – В кабинете? Быть не может! – воскликнул папа. – Я полдома перерыл, пока искал эту книгу. – Ну так что же это за книга? – допытывалась я. – Плохая на самом деле книжонка, откровенно слабая, но ей больше ста лет. Тираж у неё достаточно маленький, и это экземпляр твоей мамы. Смотри. – Папа открыл первую страницу. В правом верхнем углу было красиво выведено «Сесилия Грюнвальд». – А зачем мама подписывала эту книгу как свою собственность, раз она такая плохая? – удивилась я. – Дело в том, что… она была уже очень больна… – Тут папа понизил голос. Он глубоко вдохнул и снова закрыл книгу, как будто это могло помочь ему справиться с нахлынувшими эмоциями. Мне даже показалось, что в глазах у него застыли слёзы, но затем он моргнул, сжал губы и наконец продолжил: – И ей эта книга неожиданно понравилась. Она часами лежала на диване и читала её тебе вслух. Удивительно, где был этот роман все эти годы. – Папа поставил книгу около кассового аппарата и осторожно провёл ладонью по обложке, как будто боялся, что от одного прикосновения томик может рассыпаться в прах. – А о чём эта книга? – прошептала я, не зная, как мне реагировать. – Да так. – Папа тихо засмеялся. – О Корбиниане Крётенштаубе, сумасшедшем старике, который живёт в Париже и собирает жаб. Сесилия… О, добрый день! Да чтоб тебя! Именно в этот момент в магазин вошли новые покупатели, и папа отвлёкся. Впрочем, я всё равно мало что поняла. Я снова уставилась на синюю обложку и только сейчас заметила, что рядом с заголовком выгравирована маленькая золотая жаба. Глава 13 Маленькие белые черепа угрожающе уставились с чёрной застиранной футболки, висевшей у меня на предплечье вместе с десятком других таких же жутких футболок. Музыканты-рокеры точно были бы от них в восторге. Из общего ряда выбивался лишь вязаный свитер с розовым фламинго. Но Леона энергично возразила, что фламинго сейчас невероятно популярны, пожалуй, даже популярнее сов, так что тоже пригодится. Каждый раз, когда Винценц пытался выбрать что-то сам, вроде элегантной рубашки с воротником или классических брюк в стиле Шерлока Холмса (да, в секонд-хенде Джетти среди вещей семейки Аддамс можно было найти и вполне нормальную одежду), Леона тут же отбирала у него это и откладывала в сторону. А иногда прямо бросала. – Мы же ищем вещи для крутой рок-звезды, – объясняла она. – А не для бабушкиного внучка, который по воскресеньям поливает цветочки в садике! Ты просто обязан выглядеть круто, раз идёшь с Эммой на осенний бал. Мы делаем всё возможное, чтобы организовать тебе встречу с Ханной Рудерер. Так что будь добр делать всё так, как мы тебя просим! По сути, говоря «мы», она имела в виду себя одну, потому что мой голос давно перестал считаться. – У тебя просто ужасный вкус, – раздражённо пробурчал Винценц, скрестив руки на груди. – И почему так важно, что обо мне подумает Джонас? Я-то о нём ничего не думаю. С какой стати его мысли должны волновать меня или мисс Эмму? – Ты о чём? – спросила Леона. – Почему я тоже должен лезть из кожи вон, чтобы какой-то глупец, не знающий хороших манер, обратил на меня внимание? И с чего это Джонаса должен впечатлить именно мой костюм? Что ж. Хотя бы здесь мы с Винценцем были согласны друг с другом. Я вот тоже не слишком понимала, почему Джонаса должен волновать внешний вид Винценца. С другой стороны, меня задело, что со слов Винценца получалось, будто я лезу из кожи вон, чтобы меня заметили. Не слишком-то приятно. – Парней нужно заставлять ревновать, – раздражённо заметила Леона. – Когда Джонас увидит вас вместе, он тут же потеряет интерес к Меган. – С этими словами она ушла искать обувь, оставив меня наедине с Винценцем. Я тяжело вздохнула и покачала головой, вновь уставившись на кипу модных, но откровенно кошмарных вещей в моих руках. Винценц внимательно посмотрел на меня. – Не надо никого заставлять ревновать, тем более этого Джонаса. Если он тобой не интересуется, значит, он тебя просто не заслуживает. – Идея с балом, вообще-то, была не моя, а ваша, – резко ответила я. – И какое тебе дело до того, что у меня с Джонасом? Что это?.. На миг мне показалось, что Винценц покраснел. Но тут же отвернулся, и я уже подумала, что тема закрыта. Однако затем он снова повернулся ко мне и протянул невероятно отвратительное бальное платье цвета увядшего салата. Типичный «Фокус-Покус», чего ещё ожидать от этого места! Достаточно взглянуть на саму Джетти – на её растрёпанные каштановые волосы, тёмно-фиолетовую юбку с бахромой и проеденный молью чёрный свитер грубой вязки, – и всё сразу станет понятно. Сейчас она стояла у кассы и разгадывала судоку в журнале. По радио играла старая песня Боба Дилана, и Джетти покачивала бёдрами в такт музыке. Я даже не была уверена, заметила ли она нас, хотя мы уже минут десять выбирали одежду. – О нет, это я точно не надену. – Я энергично оттолкнула бархатный кошмар, предложенный Винценцем. – Эти пышные рукава выглядят просто смешно! Может, сто лет назад это и было модно, но сейчас в таком виде людям показаться стыдно. Я решила игнорировать его и подобрать себе что-нибудь более современное. Я бы купила коктейльное платье, если бы, конечно, нашла стоящее. Но на глаза пока ничего не попадалось. И игнорировать Винценца не получалось. Я чувствовала на себе его взгляд, чувствовала, как снова что-то скребётся и покалывает в животе, и в какой-то момент не выдержала: – Что? – А что? – Винценц небрежно бросил зелёное платье в угол магазина. – Почему ты так на меня смотришь? – спросила я. Он задумчиво приложил указательный палец к губам. – Просто очень интересно, умеешь ли ты танцевать вальс, – вдруг прямо спросил он. Вальс? Святые макарошки! – Ты никогда этого не узнаешь, – быстро сказала я. – Ух, как строго, – хмыкнул Винценц. – Никогда-никогда? – Никогда-никогда, – повторила я, слегка нахмурившись. Винценц схватился за грудь. – Это глубоко ранит моё сердце, – проговорил он таким тоном, что можно было подумать совсем другое. – Но мисс Леона – романтичная натура, верно? Вот она бы точно не отказалась от вальса со мной. – Романтичная-то романтичная, – буркнула я. – Только с тобой она танцевать всё равно не будет. Она предпочла бы твоего любимого названого братца. – Интересно, что же всё-таки может заставить твоё рациональное сердце смягчиться? – Винценц, казалось, даже не обратил внимания на колкость. – Рациональное сердце? Я, наверное, должна сейчас обидеться? – Ну а как бы ты ещё себя описала, моя дражайшая мисс Эмма? Я искоса посмотрела на него. Во всяком случае, я не стала бы называть себя «девушкой с рациональным сердцем». Мне просто не нравилось, когда истории были нереально красивыми. В такие моменты я не могла не думать о папе и маме. Они мечтали, что будут жить долго и счастливо, сыграли пышную свадьбу, потом родилась я. Ну и что теперь? Мама умерла, папа остался один… Какая тут романтика? – Ты самая неромантичная молодая леди, которая когда-либо попадалась мне на пути. Тебя даже сентиментальные любовные сцены между Эсмой и Филом не впечатлили. Впрочем, у меня есть догадка. – Винценц надел на голову чёрный цилиндр, который действительно выглядел шикарно (за исключением серебряной броши в форме черепа), и чуть поправил его. – Всё это – лишь коварный камуфляж. – Ага, – фыркнула я. – Ой, да вы посмотрите! У тебя же всё на лице написано. В глубине души ты мечтаешь о романтике. – Он снял шляпу и манерно раскланялся. – А посему, мисс Грюнвальд, я хотел бы пригласить вас на танец. Что? Чёрт возьми, нет! Я не собиралась танцевать, и уж тем более делать это в секонд-хенде «Фокус-Покус» среди кучи старой одежды. К тому же я и шагов-то не знаю, и чувства ритма у меня нет… – Не волнуйтесь так, это самый обычный английский вальс. – Винценц ласково улыбнулся, и я впервые заметила, что на щеках у него появились ямочки… Сахарно-сладкие ямочки. Медово-сладенькие. О боже, о чём я только думаю! Я понятия не имела, что такое английский вальс. И я не хотела, чтобы Винценц снова подходил ко мне так же близко, как вчера, когда он обнимал меня, чтобы успокоить и приободрить. Мои уши залились краской, когда я вновь об этом подумала. Я едва могла дышать. Но тихий голос вдруг прошептал мне: «Сделай это!» Это было моё предательское сердце. Что ещё за выходки?