Я старалась не смотреть на него, пока он изучал сообщения от Ханны Рудерер на папином телефоне. – Почему ты сразу мне ничего не сказала? – наконец спросил он. – Я бы придумал, как выкрутиться. В глубине души я, конечно, понимала, что должна была сразу поделиться с ним своей идеей написать Ханне. Это было бы разумно, потому что надо отдать Винценцу должное: когда дело доходит до обмана, равных ему найти непросто. Но я очень не хотела признавать, что совершила ошибку. В конце концов, это ведь он заварил эту кашу с папиным телефоном. Так что виновата тут была не только я. Поэтому я скрестила руки на груди. – Правда? Ну и что бы ты сделал? – Надо было сразу ей ответить. Потому что сейчас она, как видишь, впала в дичайшую панику. – Ну да, я сглупила, – сокрушённо согласилась я. – А ты догадываешься, что могут скрывать папа и Ханна Рудерер? Винценц улыбнулся. – Разумеется. – И что же? – Я пытливо посмотрела на него. Почему сразу не ответить на вопрос? – Мисс Эмма, я же не должен объяснять это тебе, как маленькому ребёнку, верно? Я глубоко вдохнула, но тут же пожалела об этом, потому что запах в туалете был отвратительный. – Я полагаю, что Ханна и папа как-то связаны с твоим текстовым прыжком. Пока не представляю, как именно, но всё указывает на их причастность. Правда, я так и не поняла, почему она всё время пишет «дело в Эмме». При чём тут я? И что она собирается делать? Винценц многозначительно посмотрел на меня. – Хм… Похоже, речь тут о ритуале, который они не могут завершить, пока не совершат торжественное жертвоприношение. Я тебе не говорил, но это единственный способ вернуть меня в книгу. Тебя нужно принести в жертву. – Я испуганно посмотрела на него, и Винценц неожиданно начал смеяться. – Что тут смешного? Это же кошмар! – возмутилась я. – Я не из-за этого смеюсь. Просто это… Ох, я не могу… – Он всё никак не мог отсмеяться и даже схватился за живот. Впрочем, это было даже к лучшему. Когда я смотрела на его обнажённый пресс, то просто не могла ясно мыслить. К тому же тут дико воняло, как в таких условиях сосредоточиться?.. – Эмма, ты просто вос-хи-ти-тель-на… – еле выговорил он. Восхитительна? Серьёзно? Возможно, так можно сказать маленькому ребёнку, но не девушке, которую… целовали. – Восхитительно непонятливая. – Отлично, теперь он ещё и оскорбляет меня. – К чему ты клонишь? – прорычала я. – Тут же всё предельно ясно, никакого двойного смысла нет. Ни твой папа, ни Ханна Рудерер ничего не знают о текстовом прыжке. И в жертву тебя приносить никто не собирается, не бойся. У них другая тайна. – И какая же? – нахмурилась я. – Поразительно, как ты сама до сих пор не догадалась. – Винценц весело усмехнулся. – Они тайно встречаются. – Встречаются? – Я вытаращила глаза. – То есть… МЕЖДУ НИМИ ЧТО-ТО ЕСТЬ? – Именно так. – А как тогда связаны папа и Джетти? – Вот этого я не знаю, – ответил Винценц. – Но ясно одно – теперь благодаря тебе у мистера Грюнвальда и Ханны Рудерер, – с этими словами он вернул мне телефон, – намечается кризис в отношениях. Глава 24 Это просто непостижимо! Непостижимо! Весь мой мир медленно сползал в пропасть. Стоя в тесном затхлом туалете рядом с полуобнажённым Винценцем, я не могла думать ни о чём другом. Так, значит, это Ханна Рудерер была с папой на свидании. И вовсе не потому, что они как-то связаны с текстовым прыжком Винценца, а потому, что они влюблены друг в друга! Мне это и в голову не приходило, когда я читала сообщения от Ханны. Даже Джетти меня уже не особенно удивляла, но Ханна Рудерер? Разве папа так хорошо её знает, чтобы всё пришло… к этому? Да когда ж они успели?! Неужели на том мероприятии? Или они начали встречаться ещё раньше? И что это теперь значит для меня? Неужели она скоро к нам переедет? И мне придётся каждый день наблюдать, как она пишет дрянные любовные сцены? О боже! Мне вдруг очень захотелось куда-нибудь сбежать. Прямо сейчас. И неважно куда, лишь бы подальше отсюда. Бежать и не оглядываться. Я уже хотела поднять защёлку, но тут вдруг поняла, что никуда я не сбегу. Я же не могу оставить Винценца, поскольку мы связаны. А Винценц, судя по всему, не собирался никуда убегать и выглядел вполне себе невозмутимым. Неужели вся эта история оставила его равнодушным? Тут ещё откуда-то издалека послышалась громкая музыка, которая всё приближалась. Всё, теперь о побеге точно можно забыть. Постепенно можно было различить обрывки отдельных слов из играющей песни. – Это ещё что? Винценц скрестил руки на груди. – Если я не ошибаюсь… это группа Beatles. Композиция Don’t let me down. Кстати, любимая песня Ханны Рудерер, которую она всегда слушает, когда пишет страстные любовные сцены. Пожалуй, очень подходит, как считаешь? – Он напел несколько строчек. – Ты наизусть её знаешь? – удивилась я. Винценц небрежно махнул рукой. – Книжные персонажи могут впитывать некоторые привычки своего автора, особенно если это происходит непосредственно во время того, как автор пишет. Меня эта песня просто с ума сводит. Ханна ведь очень часто слушала её, когда описывала мою гибель. – Я думала, она слушает её, когда описывает страстные любовные сцены. – Ну, интерпретируй это, как хочешь. Музыка уже звучала так близко, как будто кто-то решил проиграть свои старые пластинки прямо рядом с туалетным домиком. Я прислушалась и поняла, что песню немного перекрывает шум мотора. Затем вдруг стало тихо. Через полминуты хлопнула дверца машины. Я не выдержала. Довольно с меня этой неопределённости, я хочу знать, что происходит. Я выскользнула из туалета, чувствуя, как Винценц неодобрительно на меня смотрит, и на цыпочках прокралась к садовой ограде. Я осторожно отодвинула ветви живой изгороди. На дорожке остановился ярко-красный кабриолет с бежевыми кожаными сиденьями, из которого вышла Ханна Рудерер. Волосы у неё сильно растрепались, только огромные солнцезащитные очки убирали с её лица отдельные пряди. На ней были простое тёмно-синее летнее платье и розовые мокасины. Она бросилась к входной двери и уже собиралась нажать на звонок, когда сзади ко мне подошёл Винценц. – Говорил же – это любимая песня Ханны Рудерер. Зато нам больше не нужно её искать, она сама нас нашла. Да, здорово. Только, к сожалению, я не могу сейчас разделить радость Винценца. Я поспешно втолкнула его обратно в туалет и снова заперла дверь на защёлку. Теперь побег точно отменялся, мы даже из сада не могли выйти незамеченными. Но вот послышались голоса. Папа, конечно, уже заметил свою тайную пассию и взволнованно спросил: – Что ты тут делаешь, Ханна? Я не расслышала, что ответила ему наша нежданная гостья, поэтому прижала ухо к деревянной двери и, прищурив глаза, заглянула в щель между досками. Но различала лишь размытый силуэт папы, Ханна Рудерер стояла напротив него. Они, похоже, прятались – и именно у того угла дома, где недавно стояла я. – Ханна, дело не только в Эмме! Пожалуйста, давай не будем спешить. Здесь мои родители. – Он таким тоном произнёс последнее слово, точно опасался, что случайно может вызвать злого демона. Ничего себе! Неужели папа в свои тридцать девять боится познакомить родителей с новой подругой? – Моя мама просто женская версия агента ноль-ноль-семь на пенсии, – продолжал тем временем папа. Ха! Значит, меня он за это же выражение две недели назад отругал, а теперь сам называет так бабулю Фриду. – Мне всё равно, – прошипела Ханна Рудерер. – Что значит «не будем спешить»? Ты меня уже три месяца скрываешь от своей семьи. Ты что, стыдишься меня? ТРИ МЕСЯЦА?! Я ушам не могла поверить. Неужели папа три месяца скрывал от меня отношения с этой тёткой, с этой слащавой пустышкой? Я только головой покачала. А мне-то всегда казалось, что папа совсем не умеет хранить секреты. На деле он был в этом просто непревзойдённым мастером. – Конечно, нет, Ханна! Что ты такое говоришь? Я же тебе всё объяснил. Эмме понадобится время, чтобы это принять, она же подросток и ведёт себя как подросток… Ну очень мило с папиной стороны, спасибо большое. Если зрение меня не подводит, сейчас папа взял Ханну Рудерер под руку. – Мы ведь собирались вместе поехать на твоё октябрьское мероприятие. Эмма и сама неожиданно захотела. А до этого я бы всё ей рассказал. Что тебя вдруг так взволновало?