– Хорошо, будем их пробивать по нашим каналам, – согласился тот. – А вы, Сергей Александрович, будете продолжать работать с Русланом, трое суток у вас есть. – А если он наглухо запрется и не будет ничего говорить? Ведь прямых доказательств на него у нас нет, – заметил склонный всё подвергать сомнению Савин. – В принципе, мы можем увеличить срок до десяти суток, – ответил прокурор. – Но очень бы не хотелось этого делать. Ведь мы же не знаем, с кем он работает, кто его прикрывает, – может, кто-то в самом ОБНОНе, а может, и кто-то со стороны. Если Руслан пропадет слишком надолго, они могут что-то заподозрить и, как говорится, лечь на дно. – Я и сам об этом подумал, – вставил Новоковский. – Тянуть с этим делом нельзя, надо выходить на всю компанию. Поэтому нашего Руслана надо расколоть за эти трое суток и сразу начинать работу по остальным. – Хорошо, мы ему предоставим адвоката, и вы завтра же проведете первый допрос, – заключил прокурор. – А пока все свободны. Выходя из кабинета прокурора, Новоковский буквально налетел на Женю, которую на совещание, естественно, никто не приглашал. Она только что вернулась из больницы от Валерии, вид у нее был очень взволнованный – ей, видимо, не терпелось что-то сообщить Новоковскому, и она уже несколько минут ждала его у самых дверей кабинета. – Что случилось? – испугался тот. – Сергей Александрович, я только что от Леры, у нее в больнице случился выкидыш, – выпалила перепуганная Женя. Глава 10 На следующий день Новоковский с самого утра был настроен очень решительно. Известие о выкидыше у Леры так возмутило его, что он готов был говорить с Русланом предельно жестко. Если вчера Новоковский только присматривался к этому человеку, так сказать, прощупывал его, то сегодня он уже больше не собирался с ним церемониться. К тому же такому настрою способствовало и чувство своей собственной вины за происшедшее: ведь не случился же у Леры выкидыш сразу после избиения, а вот вчерашний следственный эксперимент ее доконал. Сергей Александрович был человеком очень совестливым, и цель для него никогда не оправдывала средства, особенно если от его действий могли пострадать ни в чем не повинные люди. Новоковскому сейчас не хотелось думать о том, в какой степени он сам виноват во всем случившемся и стоило ли подвергать девушку такому испытанию ради того, чтобы получить доказательства на Руслана, но в одном он был абсолютно уверен: с Русланом надо разбираться по полной. На допрос в изолятор Новоковский отправился вместе с адвокатом – смешным толстеньким человечком в классическом деловом костюме и сбившемся на сторону ярко-красном галстуке. Когда Руслана вывели к ним в следственный кабинет из камеры, он показался Новоковскому несколько бледным – вполне возможно, что молодой человек не спал всю ночь, но выражение его лица было по-прежнему невозмутимым. Видимо, за ночь он не передумал и сознаваться ни в чем не собирался. Так и оказалось. Когда Новоковский представил Руслану его адвоката, он сразу четко обозначил свою позицию. – Я ничего не знаю, понятия не имею, за что вы меня задержали, и никаких показаний давать не собираюсь, – холодно произнес Руслан заранее заготовленные слова и при этом с каким-то лукавым вызовом взглянул на Новоковского. Во взгляде его прищуренных глаз-щелочек были и хитрость, и наглость, но была и какая-то мысль, которую он раньше времени не хотел выдавать. Но Новоковский решил пока никак не реагировать на этот вызов. Он знал, что нельзя давать подозреваемому себя разозлить или заставить сомневаться, а если тот всё-таки пытается провоцировать следователя, то лучшей реакцией в этом случае будет холодность и формальная вежливость. – Хорошо, по пятьдесят первой статье Конституции вы имеете право отказаться от дачи показаний, – ледяным тоном ответил Новоковский. – Тогда мы с Вячеславом Николаевичем на сегодня откланиваемся. Руслан, кажется, не ожидал такого ответа и несколько удивился. Его хорошо продуманная тактика не сработала – он думал, что сейчас на него будут наезжать или уговаривать, в общем, в течение некоторого времени каким-то образом «обрабатывать». А тут его так легко оставили в покое, и приходилось снова возвращаться в камеру, чего Руслану совсем не хотелось. Равнодушие следователя и адвоката к его заготовленным позам разочаровало Руслана – он рассчитывал совсем на другую реакцию. Молодой человек помедлил немного, как будто ожидая чего-то еще от своих собеседников, но те действительно встали, попрощались и направились к дверям. Похоже, разговор и вправду был закончен. Но не то было на уме у Новоковского. Когда они вышли на улицу, где сегодня опять было солнечно и морозно, и сверкали на солнце неизменные сосульки, и толстенький адвокат, коротко распрощавшись с Новоковским, засеменил по своим делам, тот постоял немножко на улице, выждал, пока адвокат скроется за углом, повернулся и решительно направился обратно в изолятор. Дежурный удивленно поднял брови, увидев следователя снова, но ничего не сказал и в ответ на просьбу привести к нему Имаева послушно за ним отправился. Новоковский прекрасно знал, что нарушает все необходимые процедуры, возвращаясь сюда для допроса один, без адвоката. Но у него было слишком мало времени для того, чтобы «расколоть» Руслана, и он не мог себе позволить следовать во всем букве закона, а предпочитал действовать наверняка, нанося неожиданный удар, – Руслан, скорее всего, решил, что на сегодня всё закончено, сейчас, наверно, уже несколько расслабился, а потому стал более уязвим. На второй допрос он точно не рассчитывал, и теперь в разговоре один на один, без адвоката, Новоковскому будет проще промыть ему мозги. Но Сергей Александрович действовал не только по расчету – в нем говорило и чувство сострадания к Лере, для которой всё это так страшно закончилось. То, что сделал Руслан, возмущало его до глубины души, казалось ему почти кощунством, и он решил во что бы то ни стало уже сегодня взять этого человека за жабры. Явившись на повторное свидание со следователем, Руслан выглядел несколько удивленным, почти обескураженным. Такого поворота он точно не ожидал. Он уже смирился с тем, что его слова не произвели того эффекта, на который он рассчитывал, что его оставили на сегодня в покое, и действительно успел слегка расслабиться. Снова усевшись за стол напротив Новоковского, Руслан воззрился на него с безмолвным вопросом. Впрочем, он пока еще хорошо держался и всем своим видом пытался дать понять, что его не проведешь такими приемчиками. Новоковский сразу приступил к делу – больше он не собирался играть с Русланом ни в какие игры, теперь надо было бить сразу и наверняка. – Послушай, Руслан, я с тобой буду говорить просто, без протокола. Подумай о том, что тебя ждет. Нам известно, что ты торгуешь наркотиками и что, когда ты встречался с Валерией и передавал ей героин, у тебя осталось еще примерно девяносто граммов. Я всё равно от тебя не отстану. Когда вы избивали Валерию, это многие видели, и эти люди готовы дать показания. Так что твою вину мы всё равно докажем – не беспокойся. И лучше тебе самому во всем сознаться. Если скажешь, с кем ты работаешь, где взял героин и куда дел остаток, я тебе обещаю помочь. А если нет – пеняй на себя. Учти, что тебе светит пятнадцать лет по совокупности. А заодно подумай о том, что с тобой будет дальше, – ментов на зоне не любят, ты же знаешь. Всё время, пока продолжался этот монолог, Руслан сохранял внешнее спокойствие, но под конец Новоковский почувствовал, что всё-таки его достал, пробил его непобедимую уверенность в себе. Если в самом начале разговора карие глазки Руслана еще смотрели нахально и самоуверенно, то потом они начали бегать из стороны в сторону. Последние же слова Новоковского про ментов на зоне, видимо, попали точно в цель – Руслан как-то весь обмяк, ссутулился, плечи у него обвисли, а голова опустилась. Теперь он уже не смотрел прямо в глаза Новоковскому, а перевел взгляд на пол и начал тщательно изучать рисунок на грязном истасканном линолеуме. Новоковский всё это про себя подметил и внутренне порадовался – похоже было, что его прием сработал, – но чувств своих выдавать не стал. Он подождал с минуту, не ответит ли что-нибудь Руслан, но тот всё молчал, уставившись в пол, и Новоковский решил поставить на сегодня точку. – В общем, Руслан, принимай решение, ты сам хозяин своей судьбы, – всё так же холодно и жестко отчеканил Новоковский и, не дожидаясь ответа, встал, приказал дежурному увести Руслана и вышел из изолятора – на этот раз окончательно. *** Сергей Александрович решил изолировать Руслана по полной, и кто бы ни просился, никого к нему не пускать – ни родителей, ни его девушку, ни коллег по работе. Он понял, что добился своего и напугал Руслана, и теперь ему оставалось только ждать, когда одиночество и пугающая обстановка изолятора довершат дело и Руслан сам запросится на допрос. Новоковский знал, что Руслан – поверил ли он во всё сказанное или нет – всё равно теперь будет бесконечно прокручивать его слова в голове. К тому же он справедливо рассчитывал на то, что Руслан не слишком грамотный человек и плохо знает Уголовный кодекс. Когда Новоковский вернулся в прокуратуру, к нему в кабинет ворвалась Женя и сказала, что его повсюду ищет отец Руслана. Она только что встретила его на лестнице – он спрашивал, как найти следователя Новоковского, и сообразительная Женя сразу догадалась, кто это, – Руслан был очень похож на своего отца. Она решила предупредить Новоковского о том, кто к нему идет. Про отца Руслана им уже всё к тому времени было известно: он работал директором рынка и был в очень хороших отношениях с начальником РУВД. Отец сам устроил Руслана на эту работу, и Новоковский догадывался зачем – во-первых, родной человек в милиции никогда не помешает, а во-вторых, Новоковский подозревал, что папа Руслана прекрасно осведомлен о делишках сына, о том, что он торгует наркотиками, и даже поощряет его в этом. Для директора рынка торговля наркотиками была тем же бизнесом – не всё ли равно, чем торговать: яблоками на рынке или героином? Только второе намного прибыльнее. А положение сотрудника ОБНОНа давало возможность заниматься этим бизнесом совершенно безопасно. Невиданный размах коррупции в милиции в это перестроечное время, ее связь с торговцами, мошенниками, криминалом были хорошо известны Новоковскому, но цинизм произошедшего в который раз его поразил. Узнав вчера об аресте сына, отец Руслана всё же очень перепугался, хотя он и был не меньше уверен в себе, чем сам Руслан. Первым его побуждением было принести следователю прокуратуры денег, сколько нужно, и закрыть все вопросы. Но на беду оказалось, что этот следователь взяток не берёт, – директор рынка узнал об этом из верных источников. Его положение осложняло еще и то, что он толком не знал, за что взяли Руслана, – он догадывался, что это как-то связано с героином, но про историю с Лерой ничего не слышал, ведь все детали расследования держались в строжайшей тайне. Поэтому он был несколько сбит с толку, но всё-таки решил отправиться в прокуратуру с надеждой всё выяснить и, если удастся, замять это дело. В общем, когда Имаев-старший вошел в кабинет Новоковского, выглядел он совсем не так самоуверенно, как обычно, а, напротив, казался встревоженным и напуганным. Новоковскому сейчас меньше всего хотелось с ним разговаривать, он догадывался, что тот будет пытаться его разжалобить, а если это не получится, то попробует продавить, может быть, даже предложит денег. Сергей Александрович ничего этого не боялся – у него был большой опыт работы, и он знал, как вести себя с такими людьми. Просто сейчас ему было совсем не до этого человека. Но деваться было некуда – тот уже протискивал свое грузное тело в дверь кабинета, с некоторой, впрочем, осторожностью и на ходу спрашивая разрешения войти. – Да входите, входите, – нехотя отозвался Новоковский. Очень уж не хотелось ему сейчас разговаривать с этим торгашом. Впрочем, несмотря на всё свое отвращение, он с любопытством посмотрел на директора рынка – Руслан и вправду был очень похож на отца, только тот, в отличие от худенького шустрого сына, был грузен и неповоротлив. – Здравствуйте, Сергей Александрович, – миролюбиво начал папаша. Он предусмотрительно выяснил заранее имя-отчество следователя. – Я отец Руслана Имаева, Рустем Газизович. Вот, пришел узнать, что он натворил. Новоковский отметил для себя, что, несмотря на свой «рыночный» внешний вид и общественное положение, этот человек говорит очень вежливо и, видимо, прекрасно знает, как расположить к себе собеседника. Даже сейчас, когда он был явно напуган и почти не скрывал этого, очень хорошо держался и, наверно, рассчитывал на удачный для себя исход их беседы. Конечно, этот человек отлично умел обделывать свои дела. Но Новоковский был тоже не лыком шит. – Вы знаете, что он вместе со своими дружками до полусмерти избил беременную женщину? – сразу рубанул с плеча Новоковский. Он знал, что папа Руслана меньше всего ожидал такого расклада, а про наркотики вообще сейчас ничего не собирался говорить – пока это было ни к чему. Этот неожиданный ответ произвел нужный эффект. Имаев-старший, действительно, был абсолютно уверен, что речь пойдет только о наркотиках. Теперь же всё оказывалось намного хуже. – Да что вы? – Отец Руслана то ли удивился, то ли только прикинулся удивленным, для того чтобы выиграть время. Но Новоковский решил его дожать. – Да у нее еще и случился после этого выкидыш, – с расстановкой произнес Сергей Александрович, глядя прямо в хитрые глаза торгаша, – он почти получал удовольствие от его смятения. Имаев-старший, действительно, весь как-то съежился от этих слов, даже его крупная фигура стала казаться меньше. Он прекрасно понимал, что перспективы для его сына вырисовываются самые мрачные. И всё же решил сделать свой ход. – Отпустите его, – неожиданно заявил он. – Если он это сделал, я его сам убью. Новоковский ожидал чего-нибудь в этом роде, и пафос новоявленного Тараса Бульбы его совершенно не тронул. В благородные чувства директора рынка он ни на йоту не верил – он знал, что всё это игра, и игра слабенькая. – Шариат у нас не практикуется, – сухо отрезал Новоковский. – Он будет наказан по закону. С этими словами он встал, давая понять, что разговор закончен. Но отец Руслана, теперь уже совершенно обескураженный, всё же хотел извлечь хоть какую-то пользу из этой беседы. – Можно мне хотя бы встретиться с ним? – почти умоляюще спросил он у Новоковского. – Нет, пока нельзя, – жестко ответил следователь. Сергею Александровичу ни в коем случае нельзя было допустить этой встречи. Ведь Руслан пока еще ни в чем не сознался, и визит отца стал бы для него моральной поддержкой. Отец наверняка посоветует ему всё отрицать, обнадежит его, пообещает найти самого лучшего адвоката. Такого подарка Новоковский не собирался Руслану преподносить. Имаев-старший окончательно сник от такого ответа – он понял, что здесь больше нечего ловить. Упоминать про деньги нечего было и думать – директор рынка был далеко не глуп и не собирался так подставляться. Пришлось ему распрощаться со следователем и убираться восвояси ни с чем. Глава 11 Краткий миг торжества над самоуверенным торгашом не принес Новоковскому никакой радости. Дело пока застыло в мертвой точке. Прошел день, прошел и второй, Руслан упорно молчал, а ведь уже приближалось «время икс» – трое суток пребывания в изоляторе подходили к концу. Всё это время Новоковский анализировал ситуацию. Он знал, что доказательств у него действительно маловато. Да и Лера сейчас ничем не могла помочь – она лежала в больнице, и организовать ей очную ставку с Русланом Новоковский пока не мог. Новоковский прекрасно понимал, что ему позарез нужны показания самого Руслана. Правда, были еще эти двое парней, чьи паспорта нашли на квартире у Руслана. Довольно быстро удалось выяснить, что они действительно служат в военной части в Сосновке, под Питером, – Руслан не соврал. Он, видимо, решил следовать разумной тактике, которая заключается в том, чтобы не врать там, где в этом нет необходимости, чтобы не запутаться. Но солдат, в любом случае, пока рано было трогать. Ведь если его подозрения подтвердятся и здесь действительно окажутся замешаны военнослужащие, то Новоковскому придется вообще отказаться от ведения этого дела и сразу передать его военному прокурору, а такой вариант развития событий его не устраивал – он считал своим долгом довести следствие до конца, так чтобы Руслан получил по заслугам. Так сидел себе Сергей Александрович, размышлял обо всем этом, и всё тяжелее становилось у него на душе. Похоже, запланированный блицкриг не удался. Новоковского обескураживало то, что он больше ничего пока не может сделать и успех расследования сейчас полностью зависит от психологического состояния Руслана – надумает ли он говорить или будет по-прежнему молчать. На исходе третьего дня Новоковский с Женей сидели угрюмые – особенно переживала неопытная Женя, она просто места себе не находила. Она видела, как расстроен ее шеф, и не знала, чем ему помочь. Кроме всего прочего ей еще очень было жаль Леру. Она была с ней в больнице, когда это случилось, заходила к ней и на следующий день и видела ее – бледную, исхудавшую, с зеленоватыми синяками под глазами, совершенно подавленную тем, что произошло. Женя была не таким уж ребенком, как думал Новоковский. Она догадывалась о чувствах Леры, которая уже очень давно хотела ребенка и теперь, потеряв его, больше не верила в себя. Лере казалось, что она упустила свой последний шанс. На ранимую Женю всё это произвело огромное впечатление, и она вынесла из больницы столько зла на Руслана, что, если бы сейчас ей предложили, например, подсунуть ему булочку с ядом, она бы не задумываясь согласилась. Новоковский же, конечно, мыслил более рационально, и хоть очень переживал, но подсознательно чувствовал, что Руслан всё равно расколется. Ближе к концу рабочего дня к ним заглянул Савин и, заметив их подавленное состояние, решил немножко растормошить коллег забавной историей, сегодня с ним приключившейся. Его вообще постоянно преследовали разные чудеса: то какая-то дамочка придет на допрос, а потом оказывалось, что она родилась и жила в этом самом доме, где сейчас находится прокуратура, то в банке на бэйджике охранника прочитает девичью фамилию своей матери и, поговорив с ним, выяснит, что они дальние родственники. Вот и сейчас речь шла о каком-то совпадении. – Представляете, сижу сегодня спокойно в кабинете, занимаюсь своими делами, – распространялся Савин. – Вдруг заходит ко мне какой-то дедушка, здоровается, садится напротив и ничего больше не говорит, а только смотрит на меня так внимательно. Я ему говорю: «В чем дело?» А он отвечает: «Дайте я на вас посмотрю». Я просто обалдел от такой фамильярности, говорю: «Зачем?» А он мне: «Так ведь я тоже Савин, проходил мимо кабинета, дай, думаю, зайду – а вдруг родственник?» Ну, в общем, разговорились. Оказывается, он ходит по инстанциям с какой-то жалобой, сам фронтовик, председатель районного совета ветеранов. Тоже с Поволжья, как и я. Я стал расспрашивать точнее, откуда, и надо же – мы с ним родом из одного города! Потом начинает рассказывать о родных: кто такие, чем занимались. И тут выясняются совсем удивительные вещи: в конце девятнадцатого века его родственники торговали солью, ездили с двоюродными братьями в один соседний городок. Я как услышал это, сразу вспомнил рассказы бабушки о том, что прадед ездил туда со своими двоюродными братьями закупать соль. Дедуля-то и вправду оказался мой родственник. И вот как встретились! Новоковский рассеянно слушал рассказ Савина, история действительно показалась ему любопытной, но сейчас ему было не до того. Савин наконец это понял и вернулся к тому, что так всех беспокоило. – Ну что, Сергей, как ваш Руслан, всё молчит? – Молчит, – неохотно отозвался Новоковский. – Смотри, нам этого Руслана обязательно надо прижать. Ведь какое дело! Сотрудник ОБНОНа торгует наркотиками – такого на моей памяти не было. Нам его теперь никак нельзя упустить. – Савин, казалось, был гораздо больше озабочен репутацией прокуратуры, чем собственно обстоятельствами дела и человеческими судьбами. – Да и Скворец этим делом сильно интересуется, держит под своим контролем, – веско добавил он. Скворцом они между собой называли прокурора, Скворцова Николая Андреевича. – Что же теперь будет, Юрий Геннадьевич? – подняла на него свои огромные темно-серые глаза Женя. Она еще не успела набраться профессионального цинизма и всерьез переживала из-за каждой мелочи. – Да ничего не будет, – спокойно ответил Савин. Он хоть и любил поиронизировать, но в трудную минуту никогда не паниковал и всегда был готов поддержать боевой дух товарищей. – Продлим ему срок содержания в изоляторе до десяти дней. Жаль только, что время уходит.