Поначалу дела повстанцев шли довольно неплохо. Хорошая подготовка привела к тому, что отряды короля останавливали еще на подходах к городу. В самом Нарбони после появления в нем мятежников, стало на редкость спокойно. Кроме вооруженных людей, то и дело встречавшихся на улицах, в первые три недели для горожан почти ничего не изменилось. Ситуация начала меняться, когда со стороны противников подтянулось достаточно солдат, чтобы попытаться взять город силой. Бунтовщики начали строить оборонительные укрепления и готовиться к долгой осаде. Де Ля Редорт почти постоянно пропадал в городе, и практически не появлялся в доме. И Сильвия, и девочка были еще довольно слабы, молока не хватало, и Клариссе пришлось отступить от их плана. Она была вынуждена найти кормилицу для маленькой Дианы. К счастью, совершенно недавно в нескольких кварталах от ее дома, молодая жена булочника родила здорового крепкого мальчика, а молока у нее было так много, что достало бы и на трех младенцев. Женщина стала приходить к ним по нескольку раз в день. Как и было задумано, Кларисса представила все так, будто девочку подбросили на порог их дома. Дядя, ранее обещавший подтвердить это в церкви и в городском управлении, поклялся, что как только закончится бунт, он непременно выполнит обещанное, но сейчас пытаться начинать процесс удочерения было совершенно бесполезно, поскольку все были заняты приготовлениями к осаде и вести учет рождениям и смертям было некогда. Через неделю Сильвия уже достаточно окрепла и теперь помогала Марии заботиться о дочери. Кларисса уходила ранним утром и возвращалась поздним вечером. К ним стали привозить раненых с городских укреплений или вернувшихся из вылазок за пределы города. Однажды вечером, вернувшись из больницы, Кларисса сообщила Сильвии главную новость последних дней: во главе войска, окружившего город, встал сам герцог Д’Арси. Король именно ему доверил подавление гугенотского мятежа. По слухам, дошедшим до Клариссы, герцог обещал взять город измором, блокировав все выезды и перекрыв пути доставки продовольствия и оружия повстанцам. При упоминании имени герцога, у Сильвии кольнуло в сердце. Все эти месяцы она запрещала себе вспоминать о Д’Арси, радовалась, что он оставил ее в покое, лишь иногда по ночам перед глазами вставало его лицо, и слышался голос: «Признайтесь, что я ничего не значу для вас!» Сильвия не могла признаться ему в этом. Потому что только теперь, после рождения дочери, осознала, что совершила ошибку. Но ошибкой была не встреча с герцогом, а их внезапное расставание и ее ложь. Всматриваясь в черты маленькой Дианы, Сильвия видела, как дочь похожа на своего отца. Не нужно было долго гадать, посмотрев в васильковые глаза девочки. Д’Арси не поверит ее сказкам о подброшенной малышке, да и никто при дворе не поверит ей. Молодая женщина не находила себе места, пытаясь найти выход из положения, в которое сама же себя поставила. Сильвия решила спросить совета Клариссы. — Мне кажется, ты преувеличиваешь опасность, — успокаивала ее Кларисса. — Цвет глаз еще может поменяться, а сказать, что ребенок похож на кого-то из родителей в таком возрасте совершенно невозможно. Ты должна хотя бы попытаться устроить так, как задумала, ради памяти своего мужа и ради спокойствия Патрика! Ты что же, хочешь официально признать свою дочь незаконнорожденной и опозорить свое имя на весь свет? Представь себе, что начнется, если при дворе будут говорить о том, что у герцога Д’Арси и графини де Ланье любовная связь, плодом которого стала несчастная девочка! Если не давать слухам повода, то есть если ты не станешь рассказывать Д’Арси правду, то никому и в голову не придет связать появление Дианы с герцогом! Ведь ты же не собираешься и дальше встречаться с ним? Или… Сильвия? Кларисса заметила, какое выражение приобрело лицо Сильвии при упоминании Д’Арси. — Пресвятая дева! — всплеснула она руками — Ты любишь его!?? — Кларисса поразилась своему открытию. — Нет, ну что ты такое говоришь! Да и какое значение имеют мои чувства. Он ни разу, ни разу не произнес и слова о любви! Не дал понять, что наши отношения дороги ему! Нет! С Д’Арси у нас ничего общего быть не может, — твердо закончила Сильвия. — Ничего общего, кроме ребенка, — печально произнесла Кларисса. У нас еще есть время подумать, как лучше поступить. И да, кстати. Письмо, которое ты отправила Патрику, вернулось обратно. Как и обещал герцог Д’Арси, он перекрывает все дороги. Город, действительно, был окружен в плотное кольцо. Командующий быстро понял, что взять город легко не получится, уж слишком хорошо подготовились мятежники. И осада была единственной возможностью сломить их сопротивление. Оба противника приготовились к многомесячным испытаниям. Очень скоро Сильвии стало ясно, что в ближайшие недели выехать из города не удастся. Попытка отправить еще одно письмо Патрику не увенчалась успехом. Женщине оставалось только ждать, как будут развиваться события. Однажды вечером на пороге снова появился де Ля Редорт, которого уже несколько дней вообще не было видно в их доме. Он выглядел уставшим, и Сильвия, которая в тот вечер была в доме одна, предложила ему присоединиться к ужину. — Благодарю вас, сударыня. К ее удивлению, граф не отказался, а сел с нею за стол. — Какие нынче вести, ваше сиятельство? Есть надежда, что осада вскоре будет снята? — К сожалению, сударыня, я не могу вас пока порадовать. Король не идет на переговоры и не желает признавать за нами право спасения вне лона церкви. — А вы надеялись, что его величество, наконец, положит конец всем этим религиозным разногласиям? — Сударыня, король не глуп и понимает, что когда-нибудь придется закончить это противостояние. Но всегда страшно оказаться первым, ведь неизвестно, поддержат ли тебя твои приближенные, или поступят с тобой как со старой уже ненужной игрушкой, которую можно выбросить на свалку. — То есть вы решились на это восстание, будучи уверенным, что король не пойдет на уступки? — Кто-то должен попытаться раскачать эту лодку, — улыбнулся граф. Сильвия не находила слов. Перед ней сидел не убежденный фанатик веры, а обычный человек, добровольно шедший на вероятную смерть ради призрачной надежды на будущее. — И что же теперь будет, сударь? — Осада продолжится, пока кто-то из противоборствующих сторон не сдаст свои позиции. Господин Д’Арси не тот человек, который легко позволит признать себя побежденным. Но, уверяю вас, и о графе де Ля Редорте тоже никто не может сказать подобного. Мы просто так не сдадимся. У нас достаточно сил, оружия и людей. — И это означает, что в ближайшие недели город останется окруженным? … — Вполне возможно, даже месяцы. По крайней мере, мы рассчитываем не меньше чем на три-четыре месяца, а там посмотрим. Сильвия прижала руки к груди. — И город будет невозможно покинуть? Сейчас даже письма возвращаются обратно. Значит ли это, что связи с другими городами нет? — Ну что вы, сударыня, безусловно, связь есть, герцог не в состоянии оборвать все наши каналы. Однако вы правы в том, что обычным жителям сейчас из города не выбраться. Мне жаль, что всем придется пережить с нами эту осаду, но другого пути сейчас нет. Вы ведь родом не из этих мест? — Я родилась недалеко отсюда, а Клариссу приехала навестить на несколько дней, и вот, пришлось задержаться так надолго. — Понимаю вас, сударыня. Не в моих силах что-либо изменить. Будем возносить молитвы Господу нашему, чтобы он даровал всем нам разума — это единственное, на что мы можем уповать сегодня. Граф закончил трапезу и поблагодарив Сильвию за ужин, покинул столовую. Женщина еще некоторое время просидела за столом в глубокой задумчивости. За всеми своими волнениями она совершенно не обращала внимания на происходящее вокруг нее. Мятеж служил ей лишь фоном для личных переживаний. А сейчас словно пелена спала с ее глаз, и она осознала, что же творится рядом. Все то, о чем упоминала Кларисса, приходя домой, обрело для Сильвии смысл. Она явственно представила себе стоны раненых, ружейные выстрелы, запах пороха, пушечные залпы… Война, которая для Д’Арси и де Ля Редорта была фактически повседневностью, впервые коснулась ее так близко. — Боже милосердный, сбереги их всех! — прошептала графиня. Глава 28. Бездействие С момента их последней встречи прошло уже довольно много времени. Поначалу Патрик еще получал письма от Сильвии, но в последние месяцы вестей не было. Мальчик беспокоился и просил бы дядю выяснить, не случилось ли чего с графиней, но герцог отсутствовал в замке уже месяца два. Перед своим отъездом он, как и обещал, привез в замок свою мать, старую герцогиню. Это была грузная женщина шестидесяти лет, довольно высокая, одышливая, с жёстким властным выражением лица. Она предпочитала темные вдовьи цвета, хотя вдовой была уже лет тридцать. Все эти годы она проводила в паломничествах по монастырям. В редкие моменты ее бросало в другую крайность, и она втайне увлекалась духами и предсказаниями, а также предсказателями. После очередного разочарования она снова отправлялась в монастырь отмаливать грехи. Несмотря на возраст, герцогиня ощущала себя недостаточно старой для того, чтобы позволить называть себя бабкой. Поэтому и внуками своими она не очень интересовалась. В настоящий момент герцогиня только вернулась из очередного паломничества, поэтому была настроена, наконец, приняться за воспитание юных дворян. Оба Патрика не были в восторге от общения с вновь обретённой родственницей. Бабка была с ними строга, заставляла много молиться и за плохое поведение грозила адскими муками. Мальчики мечтали о возвращении Д’Арси. Но тот, занятый восстанием, не мог покинуть свои войска, и дети были вынуждены довольствоваться обществом старой герцогини. Д’Арси мало спал в последние недели. Принятое государем решение об осаде далось ему нелегко. В Нарбони оставалось слишком много простых жителей, истинных католиков, вынужденных вместе с бунтовщиками переживать эту осаду. Однако король требовал полнейшего уничтожения мерзких противников веры, и ему не было важно, как именно это произойдет. «Они неплохо подготовились, эти проклятые гугеноты», — думал герцог. Такое плотное кольцо, которое создали его отряды, казалось, было невозможно обойти нигде, и либо у бунтовщиков существовали какие-то свои, неизвестные Д’Арси выходы из города, либо они обладали достаточными резервами. О Сильвии он почти не вспоминал. Воспоминания вызывали в нем странную щемящую тоску, и герцог гнал от себя любые мысли об этой женщине. Тем сильнее отозвалось в его сердце болью упоминание имени графини де Ланье в письме своего сына. Помимо осторожных жалоб на излишнюю жесткость бабки в нем содержалась фраза о том, что его племянник уже больше двух месяцев не получал вестей от мачехи. Д’Арси нахмурился. За всеми событиями он потерял счет времени и только сейчас понял, что срок, на который собиралась уехать графиня, уже давно прошел. Возможно, она выехала позже, или ее задержали какие-то иные причины, но почему она не сообщила о том, что задерживается, Патрику? Герцог был вынужден признать, что мальчик привязался к мачехе и явно скучает по ней. "Хотя в обществе старой герцогини можно было начать скучать и по злейшим врагам", — печально усмехнулся герцог своим мыслям. С матерью он не был близок никогда, а после смерти отца, и подавно. Но родная кровь — не водица, в чем он, кажется, снова убеждался сейчас. Сильвия де Ланье, которая так страстно защищала свое право жить вместе с пасынком, в заботах о чужих ей людях, кажется, позабыла о своих близких. Или случилось что-то непредвиденное, и она по каким-то причинам не не желает, а не может связаться с Патриком. О том, чтобы написать самому Д’Арси, графиня, вероятнее всего, не думает, все же расстались они непросто. Он не мог ненавидеть за отказ женщину, которая, как будто, стала ему слишком дорога, но и понять и принять причины этого отказа он тоже так и не смог. Рана, нанесенная ее словами, еще не зажила, но уже затягивалась, как казалось Д’Арси. Чем дольше он не видел Сильвию, тем легче было жить, но как только мысли снова возвращались к ней, рана вновь открывалась. Хотя герцог был уверен, что де Ланье сама даст о себе знать в ближайшее время, на всякий случай, он отправил своего человека по адресу, оставленному графиней, чтобы тот, если застанет ее, передал ей краткую записку с просьбой написать Патрику. И тем больше он удивился и встревожился, когда слуга вернулся ни с чем. В указанном графиней месте обитала семья городского аптекаря, живого и невредимого, и даже бездетного, и никакой графини де Ланье там не знали. В кратких перерывах между военными советами, вместо сна, такого драгоценного сейчас, он размышлял, куда и почему могла исчезнуть графиня. От Патрика он слышал о семье Лессаржей, близких друзей Сильвии, проживавших в ее родном Альесе. Он направил к ним одного из своих адъютантов, и тот также вернулся без новостей. Ни господин Лессарж, ни леди Ла Димон уже несколько месяцев ничего не слышали о Сильвии и тоже беспокоились. Герцог пришел в ярость. Неужели она солгала! Намеренно обманула, чтобы исчезнуть из их жизни. Но зачем? Д’Арси искренне не мог постичь возможных мотивов графини. Для чего ей могло это понадобиться? В гневе Д’Арси швырнул бумаги на пол. Те разлетелись белым ковром по земле, а герцог мерил шагами палатку, не замечая, какие следы его сапоги оставляют на тонкой бумаге. Голова раскалывалась. Он не спал толком уже трое последних суток — мятежники успешно отбивали любые попытки взять город штурмом — и сейчас хотелось упасть на постель и забыться хоть на пару часов, но мысли о Сильвии не давали покоя. «Надо взять себя в руки», — подумал он, подбирая с пола бумаги. Как только бунт будет подавлен, а Д’Арси не сомневался, что это лишь дело времени, он сам займется поисками графини. И ей нужно будет очень многое объяснить ему, когда он ее разыщет. Тем временем Сильвия не находила себе места. Она рвалась в свой замок, но понимала, что сейчас выехать из города все еще невозможно. Сильвия переживала за Патрика. Несчастный мальчик может подумать, что его снова бросили! Женщина скучала по Патрику. Ей хотелось прижать его к себе, она мечтала о том, как познакомит его с Дианой и была уверена, что мальчик примет малышку. И ей будет не важно, как поведет себя Д’Арси. Сильвия больше не могла ждать, бездействие изводило ее. Тогда она решилась на разговор с главой повстанцев. Граф, судя по всему, был в своих покоях — мокрый плащ висел внизу на крючке. Сильвия осторожно постучалась в его дверь. — Да, входите! Де Ля Редорт сидел у стола, устало потирая руками виски. Увидев, что в комнату вошла не служанка, он тут же поднялся. — Что-то случилось, сударыня? — Прошу простить меня за вторжение, ваше сиятельство, но мне необходимо поговорить с вами. — Конечно, прошу вас, садитесь, — граф указал ей рукой на кресло и снова опустился на свой стул. — Сударь, некоторое время назад вы утверждали, будто город окружен таким непроницаемым кольцом, что покинуть его невозможно. Но потом упомянули о путях, неизвестных солдатам Д’Арси. Эти пути все еще открыты? — Я могу узнать причину вашего интереса, сударыня? — Ваше сиятельство! Мне нужно уехать из города! Я не могу находиться здесь и дальше в полной неизвестности! — Это невозможно, сударыня, — спокойно произнес де Ля Редорт. — Но вы говорили… — Госпожа Дюбуа, такие выходы если и существуют, то только для моих отрядов разведки. И не все из этих людей возвращаются обратно. Единственное, что я мог бы для вас сделать — это передать письмо вашим родным. Вы же о них беспокоитесь? — О, да! — Сильвия на мгновение обрадовалась, но тут же снова сникла. — Чтобы передать письмо, нужно будет сообщить вам имя адресата. А для этого мне придется слишком многое объяснить. Но я не готова этого сделать. Благодарю вас, сударь, и простите, что потревожила в такой час. — Сильвия взялась за ручку двери. — Вам ничего не нужно мне объяснять, госпожа графиня. Я не знаю причин, по которым вы скрываете свое имя, но поверьте, они мне неинтересны. И тайну вашу я никому не выдам, вероятнее всего, унесу ее с собой в могилу, — криво усмехнулся граф. — Но как вы узнали?! — Сильвия ничего не понимала. — Я присутствовал на балу, когда граф де Ланье представлял свою супругу при дворе. Нас не подводили другу другу, и меня вы помнить не можете. — Простите…, - Сильвия не находила, что ответить. — Итак, я повторюсь. Я смогу передать записку в то место, которое вы укажете. Но она должна быть у меня сегодня. — Благодарю вас, сударь! Письмо будет у вас через час. — Сильвия почти бегом бросилась к себе. Граф открыл окно и свежий ночной воздух наполнил комнату. Вглядываясь в чернеющее небо, усыпанное звездами, де Ля Редорт вздохнул: «Господи Боже, много ли таких вечеров ты оставил мне в земной жизни?» Глава 29. Побег