– Я уже запутался, бабушка, – пожаловался я. – То конструкты важны, то конструкты неважны. А в результате ничего не выходит – что с конструктами, что без них. – Ну почему же не выходит, – улыбнулась Стефа, – всё у тебя выходит. Только не сразу, но это нормально. Проблема у тебя в том, что ты пытаешься всё время пойти не тем путём. Ты воспринимаешь Силу как некий механизм, который всегда выполняет то, что ты хочешь, главное, правильно построить конструкт. – А разве это не так? – Это так для ремесленника, но для боевика это неверно, потому что этим путём невозможно уйти далеко. Это слишком упрощённое понимание сути Силы. Скорее даже непонимание. Для нас Сила – партнёр, который выполняет твои пожелания, оказывая тебе услугу. А может и не оказать, чувствуешь разницу? Поэтому нужно не заучивать, как попугай, какие-то схемы, а ощутить Силу. Стать ей интересным. Задумайся – ведь Высшие вообще обходятся без конструктов. – Алина говорила – это потому, что Высшие взаимодействуют с Силой напрямую, – возразил я. – Общая фраза, – презрительно фыркнула Стефа, – и как любая общая фраза, слишком далека от реальности. Мы можем воззвать к Силе, но зачем это делать для того, чтобы зажечь свет или что-то заморозить? К Силе обращаются для того, чтобы сделать что-то действительно сложное, что в принципе невозможно сделать конструктами. – Алина тогда для примера создала эскимо для Лены. – вспомнил я. – Прямо с этикеткой, как будто в лавке купленное. – Не совсем создала, наверное, – задумалась Стефа, – не занималась же она рисованием буковок на этикетке, в самом деле. Скорее всего, она просто попросила Силу точно скопировать объект. Пример действительно хороший – такое могут делать только Высшие. Но мы говорим о простых вещах, ради которых к Силе не обращаются. Лучше это показать, пожалуй. Возьмём для примера тороид Кюммеля. Это школьный конструкт, вот я его создаю. – Он не светится, – удивился я. – Не светится, – согласилась Стефа. – Он вместо этого излучает тепло. Напомни – какой конструкт излучает тепло? – Тороид Блезе, – в некоторой растерянности ответил я. – Очень хорошо. Вот он. Тороид Блезе ярко светился и совершенно не излучал никакого тепла. – Пойдём дальше, – продолжила Стефа. – Я убираю тороид и собираю просто шар. Шар ярко светился. – Следующий шаг. Убираем шар. Сейчас я не создаю вообще никаких структур. Воздух в комнате мягко засветился. – Погоди, ты хочешь сказать, что конструкты вообще не нужны, и что я тоже так могу? – Если твоя воля достаточно сильна. – улыбнулась Стефа. – То есть можно не изучать конструкты, а просто тренировать волю? – Тренировать волю вообще полезно, – с лёгкой иронией ответила Стефа. – Но начинать всё равно приходится с конструктов. Главное, нужно помнить, в чём состоит твоя цель, и эта цель – не создание идеального конструкта. – Знаешь, бабушка, а у меня сразу возник интересный вопрос... Вот эта жуткая боевая практика – она для отработки автоматизма или для тренировки воли? Стефа засмеялась. – С тобой трудно общаться, Кеннер – слишком уж ты умный. И для того и для другого, я думаю. Ты, кстати, заметил, что конструкты с вами вообще не отрабатывают? А вот ремесленников тренируют именно на точность конструктов, и при этом никто и никогда не слышал про Высшего ремесленника. Или взять лекарок и целительниц. Лекарок в сотни раз больше, но Высших лекарок никогда не было, а Высшие целительницы хоть изредка, но появляются. Это легко объяснить, если вспомнить, что лекарки лечат точными конструктами, а целительницы – главным образом волевым усилием. – А почему нельзя ремесленников обучать развитием воли? – заинтересовался я. Стефа надолго задумалась. – Сомневаюсь, что это возможно, – наконец ответила она. – Там же нужна идеальная точность воздействия – как её добиться без конструктов, на чистой воле? Всё же мне кажется, что Высшего ремесленника мы никогда не увидим. – У меня появился ещё один интересный вопрос: может ли так оказаться, что все эти характеристики основы – первичные, вторичные... какие там ещё есть... что все они имеют значение для конструктов, и не особенно важны для волевых построений? – Нет, Кеннер, с тобой просто невозможно, – фыркнула Стефа смеясь. – Всё, мы на эту тему больше не говорим. Есть вещи, до которых надо доходить самому. Для каждого это происходит по-своему – потому эти вопросы и не обсуждают, чтобы не толкнуть студента в неверном направлении. Ищи свой путь сам. – Всё, всё, – я поднял руки, – больше не спрашиваю. Про это не спрашиваю. Но есть ещё одна вещь, о которой я давно хочу тебя спросить. Ты хорошо помнишь Кеннера Ренского? Стефа удивлённо подняла бровь. – Хорошо. Вообще-то, я у деда была любимой внучкой, и я его тоже любила. Мы с ним много общались. – Понимаешь, нам ещё в школе рассказывали историю про покушение на него. А в Академиуме мы её сейчас начали разбирать подробно. Вычисляем вероятности, отрисовываем мировые линии, ну и всё такое. – Да знаю я эту историю, конечно. И что тебя в ней заинтересовало? – У меня никак не получается в неё поверить. Есть в ней что-то такое, что меня царапает, и я никак не могу понять, что именно. Стефа рассматривала меня с живым интересом. – Ты меня опять удивил, Кеннер. Хотелось бы знать, как ты догадался. Да, ты прав – эта история полная чепуха. Мы просто поддерживаем эту легенду. Понимаешь, сейчас все верят, что устраивать покушение на Высших бесполезно, вот никто и не пытается. Конечно, Высшего убить очень сложно, но зачем нам нужно, чтобы кто-то вообще пробовал? Лучше пусть и дальше думают, что это невозможно. – То есть эта история выдумана? – Нет, сама история правдива от первого до последнего слова. Неверным является толкование. У деда же на самом деле был двенадцатый ранг, он мог влиять на лес вероятностей. Он тогда не спал и почувствовал убийцу задолго до того, как тот начал стрелять. Дед просто решил развлечься – когда он рассказывал мне об этом, то смеялся до слёз. Ну а потом, когда эту историю раздули и напридумывали всяких глупостей, мы решили, что пусть и дальше так думают, нам это выгодно. – Погоди, а Алина говорила мне, что у Ренского был десятый ранг. – Да что эта вертихвостка могла знать? – презрительно фыркнула Стефа. – Я помню, как Алинка возле деда крутилась. Её в нём только одно интересовало. – А двенадцатый ранг, стало быть, связан с вероятностями? – Нет, двенадцатый ранг – это всё, что выше одиннадцатого. Я знаю про лес вероятностей, но дед как-то мельком упомянул, что бывают другие дары Силы. – Можешь рассказать про лес вероятностей? – Ну... могу, пожалуй. – Стефа, немного поразмыслив, пожала плечами. – Здесь нет никакого секрета. С каждой вещью в нашем мире связано дерево вероятностей. Вот посмотри на это яблоко, – она указала на лежащее в вазочке яблоко, – я могу оставить его лежать, могу взять и съесть, могу подарить его тебе, могу сделать массу других вещей. Для каждой из этих возможностей на дереве вероятностей яблока есть ветка. Некоторые ветки сильные, некоторые почти прозрачные. Дерево непрерывно растёт и меняется – вот я сейчас решила оставить это яблоко лежать, и эта ветка налилась силой и превратилась в главный ствол, а остальные ветки стали прозрачными и растворились в поле вероятности. Это всё очень упрощённо, конечно... ну, так мне дед рассказывал, а я тогда всё-таки была ещё ребёнком. Так вот, дед мог влиять на то, какая ветка будет выбрана. – То есть он мог повлиять на тебя, чтобы ты решила съесть это яблоко? – Нет, – покачала головой Стефа, – он мог выбрать мир, в котором я захочу его съесть. Это его слова, я не знаю, что они значат. Глава 14 – Давай режь, не тяни, – сказал я Ленке. – Чем дольше оттягиваешь, тем труднее приступить. Ленка горестно вздохнула и резанула себя по руке. – Ненавижу это, – сказала она с отвращением. – Почему всё это так по-дурацки сделано? – Не отвлекайся, – ответил я. – А то опять резать будешь. Ленка замолчала. Наша кровь тяжёлыми каплями падала на грубую каменную плиту, вспыхивая в полёте алыми искрами. С каждым нашим визитом искр становилось всё больше, а до земли долетало всё меньше. И с каждым разом мы всё сильнее ощущали источник и друг друга. Интересно, знают ли роды о таком эффекте? Насколько мне известно, у них всегда на источник настраивается только Мать. Возможно, попытка сделать сразу две Матери приводит к каким-то нежелательным эффектам – я слишком мало знаю о родах, и шансы узнать больше невелики. И если там есть ещё какой-то побочный эффект, кроме образования связи, то нам предстоит выяснить это самим. Как же мне не хватает интернета, в которым тебе охотно расскажут больше, чем ты хотел узнать, плюс то, что ты предпочёл бы не знать вообще. Здесь информацию приходится получать по редким обмолвкам, и чем ценнее информация, тем неохотнее с ней расстаются. Причём при этом постоянно говорят что-то вроде «Да нет, никакой это не секрет, просто мы об этом не говорим». Не могу себе представить, что в таком случае понимается под секретами, и как их хранят – на всякий случай сразу забывают, наверное. Здешнее общество я бы уверенно охарактеризовал как информационно-закрытое. Даже довольно безобидные сведения редко являются свободно доступными. Я всегда считал, что информационная закрытость ведёт к застою, но похоже, что я ошибался. Это общество развивается медленнее, но определённо не стагнирует. И причины для относительно медленного развития промышленности скорее всего лежат не в информационной закрытости – гораздо сильнее оно сдерживается экологическим законодательством и прочими искусственными ограничениями. Вполне возможно, что я несколько преувеличивал преимущества свободного обмена информацией – и это даже не говоря о проблемах, когда любой дебил легко мог найти подробные инструкции по варке наркотиков или по изготовлению бомб. – Дай руку, перевяжу, – сказал я Ленке. – Не надо, сейчас само перестанет течь, – ответила она недовольным голосом. – Не капризничай, мне это не больше твоего нравится, – успокаивающе сказал я. – Дай я тебя перевяжу, а потом ты меня перевяжешь. И сладкий чай тоже будем пить. Ленка поморщилась, но вздохнув, смирилась. Мы сидели на обрубке бревна, поочерёдно откусывая от большой шоколадки и запивая её приторно-сладким чаем. Стены святилища уже поднялись довольно высоко, но до окончания стройки было пока далековато. Впрочем, работа здесь шла днём и ночью. – Сейчас домой? – спросила Ленка. – Ты поезжай, а я хочу с лесным поболтать, – ответил я. – Есть у меня к нему несколько вопросов. – Вечно у тебя, Кени, какие-то неподобающие встречи, – ворчливо сказала Ленка.