Да, это точно плохая идея. Я снова присела на свое место и, кивнув, даю понять, что готова говорить. — Девять лет назад моя мама погибла в автокатастрофе, — признаюсь я, когда почувствовала, как в груди кольнуло. Прошло столько времени, но мне до сих пор больно, даже, кажется, больнее, чем раньше. — Я вам очень сочувствую, Беатрис… Ее голос звучал искренне и именно это меня немного успокаивает. — Как сложилась в дальнейшем ваша судьба? Перед глазами появляется картина, когда отец увозил меня из Бостона. Я ревела на заднем сидении, понимая, что моя жизнь никогда уже не станет прежней. — После смерти мамы я закрылась. — Вы никого не хотели видеть? — Да. Было ощущение, что все вокруг знали о том, что случилось. В школе на меня смотрели и дети и взрослые. Я ощущала на себе буквально каждый взгляд. Это было ужасно… Думаю, именно поэтому Уоррен решил перевестись в другой отдел. Я вижу неожиданное появление складок на ее лбу, будто она пытается придумать деликатный вопрос, который мог бы не задеть меня. — Простите… Беатрис, кто такой Уоррен? Сердце заколотилось. — Это мой отец, — произношу я, понимая, что это звучит наверняка странно. — Ваш отец… — повторяет она призадумавшись. Затем, опустив голову, начинает что — то записывать в своем блокноте. — Почему вы называете его по имени? Он ваш отчим? — спрашивает она, когда снова смотрит на меня. В этот момент мне хочется сказать ей что — то грубое, но решаю вести себя тактичнее. Мы все же видимся впервые и я совсем ее не знаю. Я меняю позу в кресле, понимая, что мой ответ ввел ее в замешательство. — Уоррен мой настоящий отец. Я давно не называла его отцом, и он даже не догадывался об этом. Но так было легче. Я всегда представляла, что он будто мой сосед по квартире, с которым мне приходилось жить. И это самое ужасное, ведь между родными людьми такого не должно быть. — Сколько вам было лет, когда погибла ваша мама? — Девять, — отвечаю я тут же, и доктор Крамкай бросает свой взгляд на мою анкету. Она лежит на столе, прямо перед ней. Перед сеансом она попросила ее заполнить. — Вы несовершеннолетняя, — произносит она и смотрит на меня. — Да, мне семнадцать, — отвечаю я, не понимая, к чему она это спрашивает. В анкете я указала свой возраст, и она хорошо это видела. — Через три месяца мне исполнится восемнадцать. Я напрягаюсь и начинаю нервничать. Чувствую, будто в легких что — то сжимается. — Вы говорили, что Уоррен, то есть ваш отец, принял предложение о переводе в другой отдел. Я выдыхаю, когда тема о моем несовершеннолетии закрывается. — Тогда он принял предложение о хорошей должности в Хьюстоне. Он офицер полиции… точнее уже бывший офицер. — И вы переехали? Я смотрю на доктора, прищурив глаза. — Да, мы переехали в Хьюстон. Отец устроился на новую должность, а я стала учиться в новой школе. Тогда мне казалось, что он излечился. Я думала, что работа помогла ему забыть о нашем с ним горе. — Почему тогда? Нет, ей не понять… Я больно прикусила губу, чтобы не пустить слезу. — Беатрис… У меня напрягается челюсть, я пытаюсь сдерживать себя изо всех сил. Качаю головой, отказываясь в подробностях рассказывать о своей жизни за последние восемь лет. Доктор выгибает бровь, давая понять, что мне будто нечего бояться и мне стоит ей обо всем рассказать, но я просто не могу. Хватаюсь за кулон, висевший на моей шее, как за спасательный круг. Когда я нервничаю, то всегда его трогаю, будто это как — то может изменить ход событий в этот момент. На самом деле он не помогает, но хотя бы просто немного отвлекает. — Что для вас значит эта подвеска? Я машинально опускаю руку, будто меня током ударило. Сердце снова застучало, разрывая все внутри меня. — Дышите глубже. Беатрис, успокойтесь, — она протянула свою руку, поглаживая мое запястье. Какого черта она делает? Я опускаю взгляд на ее запястье, накрывающую мою руку. Зачем эта женщина трогает меня? Выдергиваю руку, давая ей понять, чтобы она не позволяла себе подобное. — Больше не делайте так, — процедила я сквозь зубы. — Я лишь хочу вам помочь, — успокаивающе произносит она. Доктор Крамкай снова приняла серьезную позу, уставившись на меня. — И почему для вас этот кулон так важен? — Мы с Алексом были почти неразлучны, до того момента, пока Уоррен не решил переехать. Доктор кивнула и снова начала что — то записывать в своем блокноте. — Кто он вам? — Был другом, — ответила я, снова схватив кулон в ладонь. — Не могу сказать сейчас о том же. Мы не виделись восемь лет… — Вам было тяжело с ним расставаться? Я замолчала, не зная, что ответить. Но воспоминания разрывали мою душу на части. Отец с силой заталкивает меня в автомобиль, а Алекс пытается его остановить, отталкивая от меня. — Папа, прошу, — кричу я, захлебываясь в слезах. — Нет, вы ее не увезете! — кричит Алекс. Отец хватает меня, и наши руки с Алексом разрываются. — Папа, ты не можешь так поступить со мной! — Все решено Беатрис. Мы же обсуждали это, — прокричал он грубым голосом, закрывая за мной дверь автомобиля. — Ненавижу тебя! — кричу я, вытирая слезы с лица. — Не смей со мной так разговаривать! — отец садится в машину и поворачивает ключ в зажигании. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Алекса. Я до сих пор не верю, что покидаю Бостон навсегда. Автомобиль трогается с места, и Алекс бежит за нами, а вслед за ним выбегают на дорогу его родители. Алекс все дальше и дальше от меня. Кажется, теперь я поняла, что больше не увижу его никогда. — Я не прощу тебе этого, — кричу я на отца и опускаю свой взгляд на свою ладонь. — Никогда! В руке я держала круглую подвеску, внутри которой было изображено дерево. Алекс успел мне ее передать до того, как наши руки расцепились. — Беатрис… Трис?