Часть 25 из 41 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Что же мне, инквизиторские пытки устраивать прикажешь? — Сайкин приставил ребро ладони к горлу и поводил им взад-вперед. — Поджаривать на медленном огне, резать на куски тупой ножовкой или все-таки действовать как-то иначе? Я же сказал, круг лиц, заинтересованных в комбинате, слишком велик. Нельзя же изувечить всех, чтобы узнать правду.
— Круг лиц, может быть, и велик, — Еремин погладил сияющую, будто натертую бархоткой, лысину, — но ведь есть тот единственный человек, которого подозреваешь наверняка. Разве не так?
— Я не мог ошибаться. — Сайкин почесал переносицу. — Представь, что бы произошло, ошибись я.
— Теперь я вижу, что происходит, когда человек медлит и слишком долго раздумывает, — сказал Еремин. — Хотя и попусту винить себя не нужно.
— Себя винить мне не в чем. — Сайкин оторвался от подоконника и, проделав круг по комнате, упал в кресло и начал свой рассказ.
* * *
В тот чертов день, когда Федоров попал под машину, к нему на комбинат приезжали два незнакомых мужика. По рассказам Лисовского, их разговор проходил на повышенных тонах. Скорее всего, Федорову предложили работать на новых хозяев. Интересно другое.
Сразу после этого разговора Федоров пытается дозвониться Сайкину. Он не знает, что в первой половине дня из конторы тот уехал в аэропорт и вылетел на похороны отца Ларисы. О том, что Сайкин улетает и будет отсутствовать три-четыре дня, он предупредил своего секретаря, а также Семена Дворецкого. Наконец, об отъезде знали юрист Бронштейн Лев Исаакович и Шамиль Юсупов, спец по финансовой части. Шамиль присутствовал при телефонном разговоре, когда Сайкин пообещал срочно вылететь на похороны.
Из офиса Сайкин выехал в первой половине дня. Примерно в это же время к Федорову на комбинат приезжают два незнакомых человека и о чем-то с ним беседуют. В девять часов вечера он попадает под машину возле дома Сайкина, на совершенно пустой улице. С телефоном на комбинате проблемы, если линия перегружена, то дозвониться до Москвы довольно сложно. Федоров, как потом рассказали, пытался связаться с офисом, но линия оставалась занятой. А мобильного у него не было. Позже, под вечер, когда линия освободилась, оказался занят телефон Сайкина. Курьер Игорь открыл кабинет начальника, чтобы посмотреть телевизор, и до самого вечера болтал по телефону с подружками и собутыльниками.
Когда Сайкин вернулся в Москву из отъезда, дел скопилось выше крыши. Просмотреть стенограммы телефонных разговоров не сразу и время выбрал. Потом все-таки просмотрел, но не нашел сперва ничего интересного, устал с дороги. Взял папку домой, почитать на сон грядущий. Оказывается, смог Федоров в тот свой последний день до Москвы дозвониться, смог-таки. В начале седьмого вечера он дозвонился в финансовый отдел.
Подошел Юсупов и сказал, что шефа сейчас на месте нет. Если разговор к Сайкину срочный, говорит, лучше всего заехать вечером прямо с комбината к нему домой. Дома, мол, вечером Сайкин обязательно будет. Юсупов, знавший, что в Москве начальника нет, советует Федорову вечером заехать к нему домой. Конечно, все это могло быть чистым недоразумением. Конец рабочего дня, устал человек, вылетело из головы, что Сайкин уехал из города.
Шамиль человек не выдающихся способностей, но памятливый, аккуратный в мелочах. Странная забывчивость для него. Сайкин нанял опытных людей, чтобы не прозевать ни один шаг Юсупова вне стен офиса. Уже за первую неделю слежки Сайкин узнал о Юсупове если не все, то очень многое.
Довольно замкнутый, скуповатый в кругу сослуживцев, на работе, он оказался полной противоположностью себе во внеслужебное время. Одна юная любовница обходится ему в кругленькую сумму. Эдакая знойная блондинка во вкусе южан. Нужно быть состоятельным человеком, чтобы обслуживать запросы этой содержанки. Юсупов снимает ей двухкомнатную квартиру в центре. Страсть к прекрасному полу не мешает ему оставаться примерным семьянином, но его личная жизнь меня мало интересовала. Сайкин старался выявить лиц, с которыми общается Шамиль.
Сперва представлялось, какая-то фирма, перекупила его, чтобы иметь информацию из первых рук. Это могла быть частная лавочка, возможно, весьма солидная, собравшаяся прибрать к рукам комбинат и сделать деньги. Может, перепродать его еще не совсем готовым, может, достроить и перепродать, а может, сделать то, что не успел Сайкин: наладить поточное строительство жилья и продавать на коммерческой основе уже готовые объекты. Вариантов множество. Главное узнать, кто стоит за спиной Юсупова.
Конечно, тот же Еремин бы на месте Сайкина кастрировал Шамиля на глазах его любовницы садовыми ножницами. По совету Шекспира не стал сдерживать порывы, идущие от души. И все бы испортил. Неизвестно было, кто стоит за Юсуповым, каким будет их следующий шаг, как далеко они вообще готовы пойти.
Примитивной жестокостью можно было все испортить. Сайкин не мог рисковать даже в малости. Человек иногда умирает от боли или от испуга прежде, чем успевает что-то сказать, или в самое неподходящее время пускает себе пулю в башку. Наконец, никуда не денешь массу случайностей, которые не укладываются ни в одну теорию, ни в один расчет. Собственно, после того как Шамиль попал на мушку, задача Сайкина облегчалась хотя бы потому, что стала яснее, отчетливее.
Но оказалось, что никакая контора, ни липовая, ни реально существующая, к этому делу отношения не имеет. То есть они не сидели в одном офисе, не работали на одну фирму, словом, не были объединены по производственному принципу. Всех этих лиц установили довольно быстро. Им и в голову не приходило, что на хвосте сидят.
Встречались они совершенно открыто, правда, места для встреч время от времени менялись. С технической точки зрения это затрудняло работу нанятых Сайкиным людей. При встречах они долго не засиживались, не пьянствовали. Поэтому прослушать их разговоры даже в неполном объеме было трудно. Как правило, они выслушивали информацию Шамиля, обмениваются репликами и не переходили, как на профсоюзных собраниях, к долгим прениям.
В день похорон Федорова особенно не хотелось получать от Плетнева по морде. Ему-то хорошо известно, что значит прекращение инвестиций. В общем, Сайкин был зол на него, очень зол. После разговора с Плетневым вызвал в кабинет Шамиля. Так, по пустяковому вопросу. И как бы между делом намекнул, что Плетнев и впредь будет продолжать финансирование проекта. Все было сыграно очень натурально.
Шамиль принял игру за правду, он даже не потрудился проверить слова Сайкина. Да, такой прыти Сайкин от него не ожидал. Оказалось, зарезать человека проще, чем проверить бумаги. Плетнева убили на следующий день. Два раза ударили в спину длинным шилом, точно в сердце. Это произошло во второй половине дня, когда он возвращался из молочного магазина. Попытались инсценировать ограбление, сняли часы «Полет», вытащили бумажник с какой-то мелочью.
Бронштейн, который знает половину московской милиции, съездил на место и навел справки. Следствие ведет тамошнее отделение милиции. Но шансы на успех, как объяснили Бронштейну в неофициальной беседе, самые минимальные. Поначалу в милиции сомневались, заводить ли вообще дело. Плетнев оставался в Москве чужаком, человеком без обширных знакомств и связей.
Выяснилось, что и после смерти о нем похлопотать некому. Где родственники? Масса идиотских формальностей. Часы и бумажник, правда, без денег, нашел дворник на помойке через двор. Он слышал об убийстве, поэтому принес свои находки в отделение. В бумажнике оказалось несколько визитных карточек, в том числе и Сайкина.
Через пару дней в кабинет Сайкина явился ободранный говнюк, некто Пухов, и представился посредником какой-то мифической фирмы. Он так дергался лицом, что сперва Сайкин решил, что Пухов его передразнивает. Оказалось, нервный тик. Что-то с лицевым нервом. К тому же Пухов заикался и от него воняло так, будто он ночевал по подвалам и питался отбросами.
Этот Пухов доверительно сообщил, что его клиенты крайне заинтересованы в покупке комбината. Сайкин держался за подлокотники кресла, чтобы не умереть от смеха, такие он строил рожи, но с серьезным видом спросил, на какую сумму в случае своего согласия я могу рассчитывать. Оказывается, смехотворные деньги. Ясно, это уже вызов, открытый вызов. Сайкин, улыбаясь, обещал подумать, и проводил господина посредника Пухова до дверей, назначив встречу на следующий вторник.
Вечером Сайкин собирал совещание с участием всех главных специалистов и заявил, что дела слишком плохи, чтобы окончательно не прогореть, комбинат, по всей видимости, придется продать. Продать за гроши, поскольку солидных покупателей трудно быстро подыскать. Общее молчание. Все трут лбы и чешут затылки: неужели нет другого выхода? Подчиненные смотрят на Сайкина так, будто он продал Родину. Все очень печальны, так положено в финальном акте драмы. Особенно убивается Юсупов: как же так, столько денег, столько сил. Сайкин выглядит нерешительным, он подавлен и испуган.
* * *
Сайкин, чувствуя себя так, будто у него поднялась температура, вынул из внутреннего кармана пиджака несколько квадратных листков одинакового формата и по очереди разложил их на столе перед Ереминым.
— Вот, как говориться, все действующие лица этой истории.
Еремин, пошарив в карманах халата, вынул и протер подолом очки в золотой оправе. Глядя в окно, Сайкин думал, что в прежние времена со своими врагами Еремин расправлялся быстро и безжалостно.
В памяти засел случай, когда два трейлера с питьевым спиртом, закупленным Ереминым в Польше, дочиста обчистили по дороге в Москву. Машины, миновав границу, проехали Брест и на ночь встали возле мотеля на шоссе. Свободных мест там не оказалось, и водители с напарниками остались ночевать в кабинах грузовиков. Под утро их выволокли оттуда, избили до потери сознания и спокойно перегрузили содержимое трейлеров в подошедшие грузовики.
Люди Еремина выехали на место в этот же день. От главаря группировки, контролировавшей этот участок дороги, потребовали возместить все издержки, включая моральные. Этот хмырь быстро сообразил, что не тем перешел дорогу, и, подумав, согласился на все условия Еремина. Он вернул весь спирт и заплатил отступного.
Люди Еремина вежливо с ним распрощались и заявили, что инцидент исчерпан. Через неделю местный босс и два его ближайших помощника были убиты в одном из частных домов на городской окраине. Следствию потребовалось немало времени, чтобы опознать трупы по отдельным фрагментам тел. Орудия убийства, два топора с длинными ручками и кувалду, оставили на месте преступления. На частный дом, где кровью оказались залиты даже потолки, местные жители показывали пальцами издали, суеверно не подходили к нему ближе, чем на две сотни метров, животный ужас наполнял душу.
Преступление было совершено с такой невиданной показной жестокостью, что дрогнул видавший виды преступный мир, а грабежи трейлеров надолго прекратились. Сайкин помнил, что милиция тогда оказалась не особенно настойчивой и не усердствовала в поисках. Следствие пошло в другом направлении и скоро остановилось.
— Интересная подобралась компания, хотя уж больно разношерстная, — сказал Еремин, изучая карточки и прочитав надписи на их обратной стороне. Он поправил дужку золотых очков. — Грищенко Петр Максимович, год рождения, женат, двое детей, адрес, телефон. Учредитель фирмы «Аякс-трейдинг». Это, разумеется, одна вывеска. По жизни занят перепродажей металлов иностранным фирмам, поддерживает связи с директорами заводов производителей. Работает в одиночку, скрытен, недоверчив, так, номера, машины.
Еремин держал карточку далеко от глаз, видно, очки слабоваты.
— Да, этого молодого человека я немного знаю. Серьезный господин, из новой популяции крутых. Имидж крутого ему льстит, он по природе чистоплюй. Ведь хорошим рентабельным делом занят. Видно, почувствовал, что стало слишком жарко, решил освоить новое поле деятельности. А может, пытается совместить две сферы деятельности. Кто поймет этих молодых? Чего им не хватает? Зачем лезть в чужое дело?
Он отодвинул от себя карточки.
— Читай ты, а то к вечеру глаза не видят.
Сайкин взял бумажные квадратики и перетасовал их, как карты.
— Аронов Яков Григорьевич, — прочитал Сайкин, хотя помнил все написанное наизусть. — Содержит собственный автосервис. Предприятие небольшое, покраска, кузовные работы, мелкий ремонт. Но дело, судя по всему, на мази: наш Яков Григорьевич на днях приобрел «шевроле каприз». Анкета самая обычная. Сорок два годика от роду, дважды был женат, в настоящее время холост, бездетен. Образование высшее техническое. Натура широкая, общителен, денег на женщин не жалеет. Первый разряд по боксу, увлекается охотой.
Сайкин отложил карточку в сторону.
— Так, следующий. Витебский Альберт Юрьевич. Сорок пять годиков, в прошлом работник советской торговли. Две судимости, обе разбой. Одно время выпивал, а выпивши, черт его путал, выходил людей щипать. Сейчас не берет в рот ни капли. Женат, растит сына шести лет. Завел свою торговлишку: коммерческий магазин, так, ширпотреб, спиртное, обычный ассортимент. Кроме того, держит двенадцать палаток, совладелец кафе «Пингвин». Образование незаконченное высшее. Единственная страсть преферанс, компания своя, узкая.
Сайкин отложил карточки, поднялся и заходил по комнате, заложив руки за спину.
— Каждая группа объединяется по какому-то принципу, — сказал он. — Я долго думал, что общего у этих совершенно разных людей? Не мог понять, хоть тресни, не мог этого понять. Между ними нет ничего общего, разве что возраст — они почти ровесники, разница в возрасте год другой. Оказалось, все куда проще, чем я думал. Эти люди познакомились на студенческой скамье. Все они учились на одном курсе, в одном вузе. Можно сказать, студенческое братство.
Сайкин присел на подоконник, через форточку ветер внес в комнату горсть снежинок. Другой вопрос, кто в этой группе ключевая фигура, кто заводила, мозг всей команды? Думал сперва, Грищенко, опытный, волевой, все задатки лидера. Но из тех сведений, что дошли до меня, как раз Грищенко проявляет наибольшую осмотрительность в делах, не действует с кондачка, не любит риск. Ему бы и в голову не пришло избавиться от Плетнева.
Он снова взял в руки карточки и откашлялся.
— Но вот он, наш главный герой. Лазарев Виталий Станиславович. Это не только мозг всей компании, но и их мешок с деньгами. Самый удачливый. Генеральный директор компании «Русский Север» со стопроцентным иностранным капиталом, ежедневный оборот около ста тысяч долларов. Фирма закупает сырую нефть, арендует мощности на нефтеперерабатывающих заводах, производит бензин и солярку. Затем экспортирует готовые продукты. Когда цены на горючее на внутреннем рынке стали расти, вдвое уменьшил долю экспорта и продолжает его сокращать. Теперь большую часть солярки сбывает внутри страны. Лазарев управляет этой лавочкой. Прекрасный семьянин, двое детей.
— Это все?
— Нет. Вот, наконец, последний экземпляр, чудом затесавшийся в эту компанию в силу семейных обстоятельств.
Сайкин положил последнюю бумажку на столик к остальным.
— Это некий Климов Александр Александрович, волею случая свояк Лазарева, точнее, родной брат его жены. Учился на художника, но образование не завершил. Дважды разведен, мечтает разбогатеть. Живет в основном на случайные заработки и подачки Лазарева. Не работает, скрытый алкоголик. Из страстей и увлечений — одна собака, ирландский сеттер. Считает себя личностью творческой, пытается писать маслом. В прошлом фарцовщик, мелкий перекупщик, матрешечник с Арбата. На всех своих начинаниях прогорал. Живет в однокомнатной квартире, половые связи — случайные. В убийстве Плетнева скорее всего не замешан, кишка тонка.
— Значит, исполнитель убийства Плетнева тебе неизвестен? — Еремин почесал затылок. — Здесь лучше бы начинать как раз с него или с них. Ну да ладно, исполнитель — это всего лишь наемник, платный статист. Таких сейчас за пятачок пучок.
— Если нужна дополнительная информация…
— И этого пока достаточно. — Еремин потянул свой стакан навстречу. — Позвоню тебе завтра, скажу, когда встретимся в следующий раз. Понимаю, время поджимает, но здесь дело серьезное. Если все закончится плохо, сделай на моем надгробии такую эпитафию: «Здесь покоится прах Анатолия Константиновича Еремина, человека, никогда не платившего налогов». Если я и платил, то только налог на дружбу. Нет, потомки этого не поймут.
Еремин погладил блестящую лысину.
— А теперь, если понравился, забирай коньяк и проваливай. Я буду выпрашивать индульгенцию у Господа Бога.
Глава 16
Пашков, не спрашивая, щелкнул замком, дергая дверь на себя. На пороге, вытирая ноги о резиновый коврик, стоял Сайкин.
— С кем это вы так оживленно беседовали? — спросил он. — Ваша полемика слышна даже за дверью.
— Сам с собой, — потупятся Пашков. — Таковы мои привычки.
Он чувствовал, что смущен, и злился на себя.
— Теперь я понимаю, почему соседи по коммуналке не имели ничего против вашего переезда на новую квартиру.