— Миша или кто-нибудь другой должен был появиться в моей жизни, и он появился, — Лариса сняла локти со стола и потерла лоб. — До сих пор не могу понять, какое место я занимала в твоей жизни, — румянец, делавший Ларису такой привлекательной не сходил с ее лица. — Кем я была для тебя? Женщиной для свободных вечеров? Подругой? Ты так боялся уделить мне лишний час, лишнюю минуту своего драгоценного времени, вернее, ты боялся оказаться втянутым в мою жизнь. Почему? Не понимаю. Ты не делился со мной ничем. По существу, я так и оставалась для тебя посторонним человеком. — А Миша, он с тобой делится, так сказать, душевным богатством? — не выдержал Сайкин и тут же пожалел о своих словах. — Твоя худая ирония здесь абсолютно неуместна, — Лариса готова была всерьез рассердиться. — Он другой человек. Может быть, у него и нет особенных душевных богатств, но зато с лихвой человеческих качеств, которых тебе недостает. Он просто добрый хороший человек. Это очень много. — Очень много, — повторил Сайкин. — В том, что он хороший человек, ты хочешь убедить меня или себя? — Эх, Витя, ты все испортил сам. — Лариса скрестила руки на груди. — Все могло быть по-другому. Ты так и не научился разбираться в людях, не понял, чем на свете нужно дорожить. Хочешь облагодетельствовать человечество, строишь какой-то комбинат, печатаешь в газетах всякое хвастовство: «Комбинат — та площадка, оттолкнувшись от которой, мы пойдем дальше. Кто это „мы“? Куда это „дальше“? Ты не можешь сделать счастливыми близких тебе людей. А обещаешь счастья чуть ли не всему человечеству». — Ладно, тебя счастливой сделает Миша. Сайкину хотелось закончить разговор, но он продолжал цепляться к словам Ларисы. — Счастливой, может, и не сделает, но с ним я обрела хоть какой-то покой, — Лариса прищурилась. — Тебе этого не понять. Если человека природа обделила какими-то качествами, их трудно приобрести. Черствый хлеб мягким не станет. В воздухе висел мокрый снег. Помахивая сумкой, Сайкин подошел к машине и полез в карман за ключами. В кустах у подъезда ясно слышался треск ломающихся веток. Тусклый фонарь, залепленный снегом, выхватывал из темноты лишь мокрый кусок асфальтовой площадки. Пьяная песня, заглушенная мокрым снегом, ушла куда-то в соседние дворы. Шум в кустах послышался снова. Бросив сумку на заднее сиденье, Сайкин обернулся к подъезду и прислушался. Через минуту ему стало смешно. В дохлом свете фонаря можно было разглядеть, как из кустов спиной вперед на полусогнутых ногах выбрался Миша, рукой придерживая клетчатую приметную кепку. Залепленный с ног до головы снегом, Миша невидящими глазами озирался по сторонам, стараясь сообразить, в какой стороне находится подъезд. Он несколько раз повернулся вокруг своей оси, правильно определил направление, но тронулся с места не сразу. С минуту он раскачивал тело взад-вперед, стараясь придать телу некоторое ускорение, как бегун во время разминки. Наконец, наклонился вперед, поочередно отрывая подошвы от асфальта, резко тронулся с места. Выпад оказался слишком стремительным, Миша с трудом устоял на ногах и остановился, удерживая равновесие. Он сделал шаг вперед, шаг расчетливый и осторожный. Поставил ногу на носок, будто ступал по липкому полу, осторожно переместил на нее тяжесть тела, но почему-то шагнул назад и остановился. «Надо же, какой ханыга», — подумал Сайкин. Ему хотелось помочь Мише добраться до квартиры, но видеть слезы Ларисы уже не осталось сил. Он сел в машину и, повернул ключ в замке зажигания, тихо тронул с места. Разворачиваясь, он краем глаза заметил, что Миша еще продолжает бороться с силой земного притяжения, а ему навстречу в одном халате из подъезда спешит Лариса. * * * Бронштейн стоял у бровки тротуара прямо под уличным фонарем. За его спиной светилась вывеска забегаловки «Сверчок», открытой круглые сутки. Здесь горячими сосисками перекусывали водители грузовиков, мелкие торговцы, вечно терлись какие-то темные личности, пьяницы и проститутки с рынка. Мокрая шляпа Бронштейна обвисла полями, его внушительная фигура в мокром пальто выглядела жалкой. Сайкин вылез из машины и извинился за опоздание. Бронштейн так озяб, что, воздержавшись от упреков, лишь что-то пробормотал. У входа в кафе «Сверчок» он стряхнул с плеч и шляпы налипший снег и открыл перед Сайкиным дверь. Внутри было тепло и очень влажно. У стойки напротив буфетчика в замызганном фартуке терлись две немолодые женщины, мусоля пальцами стаканы с крепленым вином. Несколько уставших за день трудяг жевали бутерброды и сосиски за пластиковыми одноногими столами. Женщины посмотрели на вошедших с безнадежностью неизлечимо больных. Видно, для них прошедший день выдался неудачным, потерянным. Лопасти вентиляторов медленно перемешивали под потолком кухонные запахи, винные пары и табачный дым. За последние дни Сайкину и Бронштейну выпало столько дел, что обмениваться сейчас лишними словами не хотелось. Эти дни просто нужно было пережить. Они выбрали столик в углу, самый уединенный. Отодвинув пустые стаканчики и бумажные тарелки в сторону, Бронштейн поставил локти на стол. — Что будете есть, Лев Исаакович, правда, выбор тут скудный? Сайкин заметил глубокие тени под глазами Бронштейна, на осунувшемся похудевшем лице резко пролегли носогубные складки. — Может, дежурное блюдо? — Давайте дежурное, — Бронштейн снял мокрую шляпу и повесил ее на крючок под столешницей. — Уже неделя, как вместе со сном я потерял и аппетит. Вкус пищи теперь для меня понятие отвлеченное. Он постарался усмехнуться, медленно начиная оттаивать после улицы. Сайкин, возвратясь с двойными порциями сосисок, снова удалился и принес четырехзвездочный азербайджанский коньяк и стаканчики. — Цены здесь, — буркнул он, раскручивая козырек пробки и разливая коньяк. — Вот уж не думал, что сила духа оставит вас в самое неподходящее время. Звезды на нашей стороне. — Что вы имеете в виду? — Бронштейн взял стаканчик и молча осушил его одним глотком. — Какая гадость. — Он полез в карман за платком и вытер губы. — Так вы говорите, звезды на нашей стороне? Я слишком суеверен, чтобы не придавать этому значение. — На нашей, на нашей, — успокоил Сайкин, отхлебнув из стаканчика. — Об этом мне доверительно сообщила одна мудрая гадалка. — Наверное, с Киевского вокзала, — Бронштейн поморщился. — На этом вокзале самые мудрые гадалки в Москве. Они не каждому доверяют свои звездные секреты. Наверняка не обошлось без чьей-то протекции. — Когда вы пытаетесь острить, то начинаете мне даже нравиться. К сожалению, в мире прекрасного пола у меня нет столь обширных связей, как у вас. Бронштейн, слегка польщенный, улыбался. Коньяк вернул его лицу человеческие краски. Он даже пытался, по примеру Сайкина, есть свою порцию сосисок. — Так-то, гадалки и женщины, — сказал Сайкин, словно самому себе и наполнил стаканчики. — Сохраняйте присутствие духа. Лев Исаакович, твердость нам понадобится. Сейчас нельзя выбрасывать на ринг белое полотенце. Он отсалютовал стаканчиком Бронштейну. — За твердость духа! — юрист поднял свой стаканчик. Он снова вытер губы платком. Сайкин осмотрелся по сторонам. — По моим сведениям, ключевая фигура в игре против нас некто Лазарев Валерий Станиславович. Сферу своих интересов он начинает расширять, готов взяться за жилищное строительство, выступив частным инвестором и захапав в будущем львиную долю прибыли. Говорят, Лазарев человек решительный и настойчивый, своего добивается. Видимо, мы показались ему легкой добычей. — А Юсупов? — Он пока что лишь платный информатор, но в дальнейшем планирует участвовать в прибылях. Лазарев может быть связан с гебешниками, значит, следствие могут вести и они. Большое осложнение. Словом, с голым стволом к Лазареву лучше не подступаться. Не того масштаба фигура. Значит, нужно испачкать его так, чтобы не смог отмыться. Но возможностей для выбора у нас слишком мало. Ты меня слушаешь? — Конечно, — Бронштейн потер ладонью плохо бритый подбородок. — У этого Лазарева есть одна серьезная слабость — это женщины. Хотя, по отзывам, он прекрасный семьянин, но хорошенькой женщины мимо не пропустит. А у вас, Лев Исаакович, в мире прекрасного пола обширные знакомства. Словом, мне нужна надежная девица для деликатного дела. Я не случайно сказал, что звезды благоволят нам. Несколько дней назад он проводил супругу в круиз по Средиземному морю, поэтому сейчас пока живет один. Надо быть последним дураком, чтобы не использовать это обстоятельство. А теперь скажите, есть ли у вас на примете особа, желательно профессиональная путана, готовая выполнить мое поручение? — Собственно, о чем идет речь? — Бронштейн прочистил горло и перешел на полушепот. — Для профессионалки дело простое, — Сайкин наклонился к Бронштейну. — Под каким-то более или менее убедительным предлогом войти в квартиру этого одинокого джентльмена и выпить с ним стакан вина или чашку кофе. Всего-то. Обольщение, постель, ничего такого не потребуется. Единственная трудность — подыскать удобный предлог, чтобы войти в квартиру. Опытная девушка, думаю, эту проблему решит. — А если не решит? — Бронштейн сосредоточенно высморкался. — Что ж, придется перестроить планы на ходу, действовать более примитивно, а значит, с лишним риском, — Сайкин разлил остатки коньяку по стаканчикам. — После того как кончим дело, получите двухнедельный отпуск, съездите с женой куда-нибудь в теплые страны, к морям-океанам. Передадите этим морям большой привет от Виктора Сайкина. Ах, какой это будет чудесный отдых. — Вашими бы устами… — Бронштейна почему-то не обрадовала перспектива отдыха у моря. — Все может пойти по-другому. И отдыхать придется отнюдь не в солнечных краях. И без жены. И очень долго. — Будьте мужчиной. Знаете, чем отличается мужчина от женщины? — В общих чертах представляю. — В тяжкие минуты женщины, в отличие от мужчин, умеют собрать в кулак волю и действовать, а не ронять слезы в коньяк, — Сайкин сделал глоток из стаканчика. — Так есть у вас на примете подходящая девушка? Сайкин видел, что Бронштейн замялся, и, чтобы его чем-то ободрить, снова похлопал по мокрой спине. — Варианты, конечно, есть, но, по большому счету, женщины не слишком надежные, — Бронштейн кашлянул в платок. — Болтливы, слишком меркантильны. — Гонорар будет достаточно велик, чтобы изменить натуру и сделаться молчаливой, — направил разговор Сайкин. — Помните нашего общего знакомого Олега Меркулова, которому мы продали загородный особняк? — спросил Бронштейн. — Потом он еще сетовал, что дом не стоит таких денег? Директор фирмы «Вика», услуги состоятельным господам, и все такое. — Помню-помню, — кивнул Сайкин. — Только насчет дома он загнул, и три загородных особняка не стоят таких денег. Интересный экземпляр. Он еще предложил посмотреть в деле одну из его девочек. А она вам активно не понравилась. — Сначала не понравилась, позднее я изменил мнение, — криво усмехнулся Бронштейн. — Ну, вы даете, Лев Исаакович, вы даете. — Как-то вечером, когда старику Бронштейну стало особенно грустно, мы встретились у меня, — Бронштейн почесал краснеющий нос. — Она излишне прямолинейна, но, как оказалось, отнюдь не вульгарна. Юность всегда слишком прямолинейна. В этом ее прелесть, которую способны оценить опытные мужчины. Теперь мы встречаемся. — Значит, вы вносите свои трудовые копейки в казну жирующего Меркулова? — улыбнулся Сайкин. — С Меркуловым Лилия порвет не сегодня-завтра, — Бронштейн сладко улыбнулся. — Зачем ей нужен этот козел? Я настаиваю, чтобы она бросила свое занятие, буду выплачивать ей пансион. К сожалению, она слишком любит мишуру жизни, все эти развлечения, компании, говорит, что пока еще не созрела для того, чтобы посвятить себя одному человеку. — Слушайте, дедуля, а эта девочка нас не заложит со всеми потрохами? — Можете иронизировать сколько угодно, Виктор Степанович, я на вашу иронию давно не реагирую, — Бронштейн надул губы. — Но за своих женщин, как бы молоды они не были, я всегда отвечал как за самого себя. В отличие от мужчин, они меня еще не подводили. — Не обижайтесь, мне ваша Лиля глубоко симпатична. Заочно, — поправился Сайкин. — Так-то, тем более что наши отношения не построены на голой корысти, — Бронштейн с достоинством повел подбородком. — Так, небольшие презенты на память. Но это не в счет, потому что я дарю их от чистого сердца. — Хорошо иметь такое большое любвеобильное сердце, как у вас, — кивнул Сайкин. — Вот адрес этого Лазарева и его телефон на всякий случай, — Сайкин вытащил кусочек бумаги. — Возле подъезда завтра с раннего утра будут стоять синие «Жигули», пятерка. Там будут двое парней. Они подстрахуют ее, если что-то пойдет наперекосяк. — Уже завтра? — Бронштейн оторопело уставился на Сайкина. — Вот именно, завтра, в субботу, — Сайкин стал серьезным. — Да, счетчик включен, время пошло. Итак, завтра утром часов в десять. Сегодня Лазарев приглашен на конференцию, потом состоится банкет. Вернется, скорее всего, поздно, компания на банкете мужская, поэтому гостью женского пола он вряд ли приведет. Более точный прогноз дать не могу. Кое-что здесь должен решить случай, кое-что ваша милая. Вот ей аванс, для вдохновения. Сайкин передал Бронштейну перегнутый пополам конверт. — Не пересчитывайте, на нас смотрит буфетчик. Лиля останется довольна. Если наш сценарий не пройдет, решим проблему по-другому. Если ей под удобным предлогом удастся войти в квартиру, выпить с Лазаревым чашку кофе, пусть плеснет ему вот это. Сайкин вынул из кармана плаща пузырек с бесцветной жидкостью. — Это не яд среднеазиатской гюрзы. Всего лишь клофелин. Ни запаха, ни вкуса. Уверен, что этим снадобьем вы свою Лилю не шокируете. Гипотензивное средство, снижает давление. При передозировке наступает амнезия. Клиент лишается памяти на несколько часов. Очухается, где был, что делал — не помнит. Но вот от сильной передозировки может остановиться сердце, а Лазарев нам нужен живой. Многие проститутки отправляли своих клиентов на тот свет только потому, что не умели пользоваться клофелином. Им хотелось, чтобы человек вырубился наверняка, а потом мужиков выносили с ложа любви вперед ногами. Перед уходом пусть откроет настежь окно. Когда организму холодно, сердце быстрее справляется с отравой.