Аронов посмотрел на Сергея, но парень оставался совершенно равнодушным к его словам и не проявлял нетерпения перец началом делового разговора, только пускал дым, глядя в пространство. — Да, таких людей уже нет, — повторил Аронов, уязвленный невниманием. Он привык к тому, что его слушают, когда он раскрывает рот. Посмотрев в окно, он прикурил новую сигарету. — Между прочим, мой дворник Герой Советского Союза, — соврал Аронов и тут же задумался, зачем он соврал. Дед Терентьев действительно участвовал в войне, но еще в самом ее начале был ранен, а затем комиссован. Из боевых наград дед имел только медаль за оборону Москвы. — Да, Герой Советского Союза. — Аронов смежил веки и покачал головой. — Звезду получал в Сталинграде из рук самого Жукова. Я фотографию эту сам видел, говорю деду, надо бы карточку в музей, он не хочет. Говорит, память. Старик отбил семнадцать фашистских атак с одним станковым пулеметом. Вся рота полегла, он один остался, контуженный. Жуков, рассказывают, плакал, такое там было. Предлагал деду в Москву, в генштаб, тот отказался. Дошел до Берлина. Вся грудь в орденах, вешать некуда. Четыре ранения. Тяжелых. — У вас все такие заслуженные? — спросил Сергей. — Все такими быть не могут, — свел брови Аронов. — Будь моя воля, я бы деду звание Героя Труда присвоил, — сказал он, сворачивая со скользкой дорожки вранья. — Сколько таких незаметных людей отдали жизнь стране… И что получили? Аронов нахмурился и тяжело вздохнул. — Теперь вот у меня трудится. Здесь его не обижают. Сергей усмехнулся, Яков Григорьевич посмотрел на парня, прикидывая, поверил ли тот рассказу о героическом дворнике. Самому Аронову этот рассказ показался очень неубедительным, обычно Яков Григорьевич врал более вдохновенно. Артистичный и лживый по натуре, готовый врать по поводу и без повода, из одной любви к художественному слову, Аронов стал замечать: чем патетичнее становятся его рассказы, тем меньшее доверие они вызывают у слушателей. «Проще надо это делать, — подумал он. — Без лишних эмоций, жизненно». * * * Мысли Аронова оборвала телефонная трель. Перед тем как поднять трубку, он скосил глаза на циферблат часов и подумал, Лазарев так рано не позвонит, скорее всего, кто-то из клиентов. Откашлявшись в кулак, он поднял трубку. Так и есть, звонила давняя знакомая Якова Григорьевича, жена одной важной шишки из района. Только за последний год она превратила в груду металлолома две дорогие незастрахованные иномарки, сама не получив при этом ни единой царапины. Дама питала страсть к большим американским лимузинам с множеством хромированных деталей. Она заказывала машины только белого цвета. «Вкус у этой бабенки, как у японского гангстера», — думал Аронов, слушая голос в трубке. Сейчас она просила всего-навсего выправить крыло «форда» своей подруги и спрашивала, когда можно подъехать. «В вашем распоряжении в любое время», — ответил Аронов бархатным голосом. «Я доверяю только вам», — сказала трубка. Договорившись, что дама вместе с подругой подъедут часа через полтора-два, Яков Григорьевич наговорил собеседнице массу любезностей и на том закончил разговор. «Если бы комплименты можно было включить в счета, я давно ходил бы в золотой нужник», — подумал он и поглядел в окно. Эти взгляды во двор давно сделались привычкой. Сидя в конторе, Аронов машинально отмечал и контролировал все события, происходящие там. Вот старик Терентьев, сопровождаемый худой собакой, зачем-то поплелся к трансформаторной будке и скрылся за ее металлической дверью, вот два вахтера у раздвижных решетчатых ворот с «кирпичом» посередине, прикуривая, завели разговор с каким-то молодым человеком в длинном, не по сезону легком плаще. — Что это там, на вахте, делает твой друг? — спросил Аронов. — Ждет, когда мы все обкашляем. — Сергей тоже посмотрел в окно. — Так зови его сюда, что он там с охранниками околачивается, мерзнет. — Финансовые вопросы решаю я один, — сказал Сергей. — Он занимается техническими. — Ясно, — буркнул Аронов и положил на стол широкую белую ладонь, пора начинать разговор, прелюдия кончилась. Яков Григорьевич сделался серьезным. — Вот что я тебе скажу, — Аронов провел ладонью по лбу, словно вспотел. — Тачку вы пригнали неплохую, ничего сказать не могу. Я ее посмотрел, покопался. Но вот что вопрос: где вы ее взяли? — Угнали, — ответил Сергей коротко и просто. — Вот я и хочу знать, где, у кого, — поморщился Аронов. — Может, вы водилу замочили и теперь вас и тачку эту вся милиция страны ищет с фонарями. Мне ведь лишние приключения не нужны, я с законом ссориться не хочу. — Понятно. — Сергей почесал за ухом, но не заволновался. Такая реакция парня немного успокоила Аронова. «Скорей всего, у первого же фраера на улице увели», — подумал он. — В общем так. — Сергей сморщил лоб, словно вспоминая обстоятельства кражи. — К сестре Виталика, — он показал пальцем за окно, туда, где курил с вахтерами у ворот его приятель, — к ней, в общем, один мужик похаживает. Иногда ночевать остается. Однажды он проснулся, а машины под окном нет. Расстроился, конечно, но не очень сильно. Он не из бедных, да и машина застрахована. Ничего, на такую телегу он за два месяца заработает. — А сестра как же? — А что сестра? — Сергей усмехнулся. — Этот дядя ей не муж. А, вы в другом смысле… Она не в курсе нашего дела. Посоветую ей найти другого мужика, пока этот на метро ездит. — Может, я и специалист, но что-то непохоже, чтобы вы с приятелем часто занимались такой работой. — Не часто, — согласился Сергей. — Только когда деньги очень нужны. Зря стараемся не баловаться. — А сейчас вам, выходит, деньги очень нужны? — в голове Аронова вертелось еще десятка полтора вопросов, но он решил задать их позже. — Нужны, — подтвердил Сергей. Аронов постучал кончиками пальцев по толстому настольному стеклу. Из-под стекла ему улыбнулась фарфоровой пастью раздетая до пояса блондинка с прошлогоднего календаря. Последние три дня Аронов уже не задумывался, почему именно к нему пригнали ребята ворованную «восьмерку». Кто-то рекомендовал обратиться с этим щекотливым делом именно сюда? Но от кого эти приятели могли получить его адрес? О том, что Аронов иногда, от случая к случаю, занимался ворованными машинами, знали немногие, а те, кто знал, люди надежные, болтать первым встречным о таких вещах не в их интересах. Аронов встал из-за стола, прошел в дальний угол комнаты, где стоял высокий трехногий столик, и плеснул себе в стакан из графина мутноватой воды. Аронов гордился своим отличным желудком. Вода пахла головастиками, но Яков Григорьевич даже не поморщился. Повертев в пальцах тяжелую стеклянную пробку, он заткнул ею графин и подумал, что уборщица все же сволочь и надо бы ее рассчитать. Чтобы заглушить тухлый вкус во рту, он зажал в губах сигарету, щелкнул зажигалкой, хотя курить совсем не хотелось. Аронов снова плюхнулся в кресло и, задумавшись, полистал перекидной календарь. «Может, ребята, стырив машину, дальше действовали наобум, предлагали ее тем, кто, по их мнению, способен дать за нее хотя бы треть ее цены? Может, так оно и было?» — прикидывал Яков Григорьевич, листая календарь. Все может быть, он хлопнул ладонью по столу. — Слушай, если финансовые вопросы решаешь ты один, то прикинь вот что, — Аронов выставил перед собой ладонь с растопыренными пальцами. — Я вас не знаю, значит, иду на большой риск, заключая эту сделку. Он загнул большой палец. — Мне придется хорошо повозиться с этой «восьмеркой»: покрас, номера, бумаги. Это тоже риск, и, наконец, это мой собственный труд, который я ценю недешево. Тачка должна иметь товарный вид. Новые бамперы, молдинги, спойлеры. Иначе клиент не заинтересуется. Видишь ли, я привык доводить машины до ума вот этими руками. Аронов повернул ладони тыльной стороной к Сергею, демонстрируя отчетливые желтоватые мозоли. Сергей посмотрел на руки стеклянными глазами и кивнул головой, словно принимая в расчет этот аргумент. Аронов вздохнул и подумал, что такие молодые прохвосты меньше всего уважают чужие мозоли. Он убрал ладони и загнул еще один палец. — Моя девочка жалуется, что у меня слишком грубые руки, когда я глажу ее по спине, — улыбнулся Аронов. — Мне предстоит найти покупателя на эту тачку, покупателя с деньгами, чтобы и я мог немного заработать. Видишь, у меня слишком много доводов в пользу того, чтобы не брать вашу «восьмерку». Столько аргументов, что и на ногах пальцев не хватит. Он положил ладони на подлокотники кресла, будто устал и разговор этот дается ему с трудом. Когда Сергей с приятелем переступили порог его конторы и предложили машину, Аронов не сказал ни «да» ни «нет», велел только загнать машину во двор, и поинтересовался насчет цены. Он походил вокруг «восьмерки», повздыхал и неопределенно ответил, что подумать, в принципе, можно. «Подумайте, — сказал тот, второй парень, имя которого тут же выпало у Аронова из головы, так поглотили его собственные расчеты. — Можем оставить вам машину дня на три, а вы пока подумайте». Этот второй парень, темноволосый, коротко стриженный, очень вежливый, попросил разрешения оставить в машине большую спортивную сумку. «Нам ехать далеко, не хочется ее с собой тащить», — парень потупился, будто провинился перед Яковом Григорьевичем. «Чудак», — Аронов улыбнулся. После ухода парней, загнав машину в бокс, он расстегнул «молнию» сумки. Стираное белье, рубашки с метками прачечной на воротничках, поношенные джинсы большого размера, бутылка лимонного ликера, книжка «Три мушкетера» ростовского издательства, блок болгарских сигарет, мятый свитер из акрилика с масляным пятном на груди. Аронов подумал, что все эти вещи принадлежат разным людям и попали в одну сумку по какому-то странному недоразумению. Он внимательно осмотрел слон машины, но так и не нашел ничего интересного. В бардачке лежали мужские солнцезащитные очки, пустая разовая зажигалка, под водительским сиденьем он нашел монтировку и пачку мятных таблеток. — Значит, не берете? — Сергей откинул на затылок прядь волос. Аронов не заметил в его голосе ни ноты удивления или сожаления. — Я не сказал, что не беру, — Яков Григорьевич наклонился вперед, понимая, что разговор вступает в решающую стадию. — Я просто предлагаю тебе подумать о цене. Вы просите тысячу долларов. Это дорого. Это очень большие деньги. Аронов постучал пальцами по стеклу, словно напоминал блондинке с фарфоровой пастью о своем существовании. Он радовался, нашлись-таки убедительные слова. Зазвонил телефон, но когда Яков Григорьевич поднес трубку к уху, он услышал лишь частые гудки отбоя. Чертыхнувшись, он бросил трубку. — Так вот, вы просите тысячу, — продолжал Яков Григорьевич. — Нужно сбросить, тогда можно будет договориться. — Мы просили тысячу сто, — поправил Сергей. — Тем более, цена нереальная, — чувствуя легкий приступ вдохновения, Аронов заговорил тверже. — Пойми, сколько мне с той тачкой мучиться, пока она от меня уйдет. Давай так: семьсот — и по рукам? — Не нашим не вашим — девятьсот. — Сергей подался вперед, выдавая признаки заинтересованности. — Хочу сестре Виталика хорошие конфеты купить. — Ладно, ради сестры восемьсот — это потолок. Слегка волнуясь, Аронов поднялся из-за стола. Он подумал, что сейчас без труда может вырвать еще сотню долларов, но в последний момент решил больше не торговаться. Сейчас на примете оказался хороший покупатель, если повозиться с машиной пару-тройку дней, она будет продана уже в конце следующей недели. Яков Григорьевич протянул Сергею руку через стол, парень поднялся на ноги и скрепил сделку рукопожатием. — Может, рублями по курсу возьмешь? — осведомился он из вежливости. Сейчас ему хотелось быть учтивым и предупредительным. Когда Сергей отказался, Аронов велел ему ждать на улице, на крыльце. Сейчас в конторе никого из людей, кроме него, не было, и Яков Григорьевич решил, что осторожность не будет лишней. * * * Заперев кабинет, он взошел на второй этаж, закрылся на щеколду в своей комнате, встал на табурет и раскрыл стеклянную дверцу старинных настенных часов с маятником, бронзовыми гирями и циферблатом. Стоя на табурете, он вытащил из часов, лишенных механизма, пачку валюты и, отсчитав пятнадцать сотенных купюр, сунул их в брючных карман, где лежал автоматический нож. Пересчитав оставшиеся деньги, он убрал их на место и закрыл стеклянную дверцу. Поставив табурет под стол, он подошел к окну и выглянул во двор. У крыльца топтался Сергей, дворник Терентьев, только что произведенный Ароновым в Герои Советского Союза, расчищал своим движком от снега дорожку к трансформаторной будке. Широкая алюминиевая лопата, соприкасаясь с асфальтом, издавала невообразимый шум, но глуховатого дворника это обстоятельство, похоже, не беспокоило. Аронов подумал, надо бы сказать дворнику насчет полов в конторе. У ворот вахты приятель Сергея болтал с охранниками. Аронов вспомнил имя этого черноволосого парня: Виталий. «Интересно, о чем так долго этот Виталий может трепаться с этими бездельниками?» — с раздражением подумал Аронов. Ему захотелось придумать какое-то дело для вахтеров, чтобы они попусту не мололи языками с кем попало. «Полы мыть они не станут, больно избалованы», — решил Аронов, запер комнату и спустился вниз. Проходя мимо двери своего кабинета, он услышал телефонный звонок и посмотрел на часы: одиннадцать. Наверное, Лазарев звонит, решил Яков Григорьевич и, не останавливаясь, проследовал во двор. «Интересно, — думал Аронов на ходу, — как бы повел себя Лазарев, узнай он о моих делах с ворованными машинами? Пинка в зад я бы получил наверняка, тут и думать нечего. Мужик он башковитый, но чужих ошибок не прощает». Выйдя на крыльцо, Яков Григорьевич поежился, подумал, хорошо бы накинуть рабочее пальтецо, но возвращаться не стал. — Не мерзнешь в кожанке-то? — весело спросил он Сергея. — Не, привык.