Эмили никогда раньше не видела, чтобы ее отец признавал поражение. Он буквально уткнулся подбородком в грудь. Потом он спросил: – Усыновление? – Не смеши меня. Ты знаешь, как ужасно у нас работает система детского социального обеспечения. С тем же успехом мы могли бы выбросить бедняжку в море. И количество людей, которые окажутся в системе во время кризиса, будет расти по экспоненте. – Эстер не закончила. – Не говоря уже о том, что Рейган навсегда исключит меня из списка, если возникнет хотя бы намек на подобный скандал. – Как будто его собственная дочь не созрела скандально рано, – фыркнул Франклин. – Вот тебе немного математики, Эстер. Могут пройти годы, прежде чем кто-нибудь заговорит. К этому времени у тебя уже будет кресло. Пожизненное назначение. Ты сможешь послать их всех к черту. Эмили почувствовала, что в горле у нее снова появились осколки. Ее с тем же успехом могло вообще не быть в этой комнате. – Ты понимаешь, насколько коварной может быть оппозиция? Посмотри, что они делают с Энн Горсач. Не успела она стать главой администрации АООС[32], как у нее появилась мишень на спине. – Эстер сжала руки перед лицом. – Франклин, я не Кеннеди. Никто не будет заметать скандал под ковер, когда дело касается женщины-консерватора. Эмили наблюдала, как ее отец долго смотрит в пол. Наконец он кивнул. – Ладно, мы попросим мою мать отвезти ее в какую-нибудь клинику где-то на безопасном расстоянии, например в Калифорнии… – Ты с ума сошел? – Эстер вскинула руки. – Твоя мать с трудом может вспомнить собственное имя! – Она понимает достаточно, чтобы присмотреть за собственным чертовым ребенком! Эстер ударила его по лицу. Звук был такой, будто от дерева отломилась ветка. Эмили почувствовала, что ее рот открывается от удивления. Красное пятно расплылось по щеке отца. Эмили приготовилась к тому, что сейчас последует жесткий ответ, но Франклин просто покачал головой, а потом вышел из кухни. Эстер обняла себя руками за талию. Она начала ходить взад-вперед по кухне. Ее разум по-прежнему лихорадочно работал. Она отчаянно пыталась найти решение. – Мам… – предприняла слабую попытку Эмили. – Ни слова. – Эстер подняла руку, чтобы прервать ее. – Я не позволю этому случиться. Не с тобой и уж точно не со мной. Эмили снова попыталась проглотить куски стекла, но ничто не могло с ними справиться. – Твоя жизнь не разрушится из-за этого. – Она повернулась к Эмили. – Почему ты не попросила меня купить тебе противозачаточные? Эмили онемела от настолько откровенного вопроса. Зачем ей принимать противозачаточные? Они вообще разрешены? Никто никогда не упоминал о такой возможности. – Проклятье! – Эстер продолжала вышагивать по кухне. – Ты уверена, что не хочешь за него замуж? За него? – Когда-нибудь тебе придется выйти замуж, Эмили. И это не обязательно будут такие отношения, как у меня с твоим отцом. Вы можете взрастить их. Вы можете научиться любить друг друга. – Мам, – сказала Эмили, – я не знаю, кто это. Я даже не помню, что это вообще было. Губы Эстер снова поджались. Ее глаза пристально изучали лицо Эмили в поисках признаков обмана. Эмили продолжила: – То, что я тебе сказала, – правда. Я… я что-то выпила. Я не помню, что было дальше. Я не знаю, кто это сделал. – Но у тебя наверняка есть догадки. Эмили покачала головой: – Я не думаю… Они бы этого не сделали. Мальчики. Мы дружим с первого класса и… – По крайней мере, насчет этого твой отец прав, Эмили. Они мальчики. То, что с тобой случилось, это именно то, что мальчики делают с девочками, когда те отключаются от выпивки. – Мам… – В данный момент обстоятельства не имеют значения. Ты можешь назвать имя мальчика – любого мальчика, мне все равно. Просто назови кого-нибудь, и мы все исправим. Или ты можешь жить с этим позором всю оставшуюся жизнь. Эмили не могла поверить в то, что говорила ее мать. Она всегда твердила о правде и справедливости, а сейчас призывала свою дочь разрушить чью-то – чью угодно – жизнь. – Ну? – спросила Эстер. – Я… – Эмили остановилась, чтобы вдохнуть немного воздуха. – Я не могу, мама. Я правда не помню. И это было бы неправильно – я не могу говорить то, в чем сама не уверена. Я не могу так поступить с… – Бернард Фонтейн еще больший мошенник, чем его негодяй отец. Эрик Блейкли закончит тем, что будет толкать на улицах гашиш до конца своей жалкой жизни. Эмили прикусила язык, чтобы не броситься их защищать. – Тебе всегда нравился Клэй. Разве будет так уж плохо? – Эстер явно изо всех сил старалась смягчить свой тон. – Он очень красивый. Он собирается в колледж на западе. Могло бы быть гораздо хуже. Эмили попыталась представить жизнь с Клэем. Всегда сидеть на краешке, неловко болтаясь в воздухе, пока он бубнит про революцию. Она почувствовала, как начинает качать головой еще до того, как ответить вслух: – Нет. Я не могу врать. – Значит, таков твой выбор, Эмили Роуз. Помни это. Именно ты сделала выбор. – Эстер коротко кивнула, обозначая, что один вопрос закрыт и можно переходить к другому. – Мы должны справиться с этим как одна семья, как мы делаем всегда. Тебе не надо было идти к Шредеру. Вот почему у нас связаны руки. У него длинный язык, и он всем расскажет, если ты придешь после каникул, а твоя маленькая проблема будет решена. Не говоря уже об этой его медсестре. Натали Брикел, наверное, хохотала как ведьма, когда узнала. Эмили отвела взгляд. Миссис Брикел была очень добра к ней. – Мне очень жаль. – Я знаю, что тебе жаль, Эмили. – Голос Эстер сорвался. Она отвернулась, чтобы Эмили не увидела ее слез. – Нам всем жаль, но это не имеет никакого значения. Эмили почувствовала, что у нее задрожала нижняя губа. Она ненавидела, когда ее мать плакала. Все, что Эмили могла, – это повторять одни и те же два слова до самой своей смерти. – Мне жаль. Ее мать ничего не ответила. Она спрятала лицо в ладонях. Она ненавидела, когда люди видели ее в моменты уязвимости. Эмили подумала обо всем, что могла бы сделать сейчас – подойти к матери, успокоить ее, обнять, погладить по спине, как миссис Брикел гладила Эмили, – но эмоциональная поддержка выходила за рамки их давно установленных взаимных обязательств. Эмили всегда преуспевала в том, что делала. Эстер с одобрением за этим наблюдала. Никто их них не знал, что делать с неудачей. Эмили оставалось только смотреть на свои сцепленные на столе руки, пока Эстер приходила в себя. Доктор Шредер, ее отец – они все были правы в одном. Это была только вина Эмили. Она видела, как каждая ее ошибка вспыхивает лампочкой на графике ее жизненного пути. Она хотела бы вернуться в прошлое с прозрением, снизошедшим на нее сегодня. Она бы не ходила ни на какие глупые вечеринки. Она бы не высовывала язык, как собака, и не глотала бы бездумно все, что кладут ей в рот. Сколько бы недостатков ни было у Франклина Вона, клику Эмили он видел насквозь. Нардо был коварен, как коряга в воде. Блейк постоянно говорил о колледже, куда они поступят благодаря компенсации по иску о смерти по неосторожности, но все знали, что в конце концов он бросит учебу. А Клэй… Как Эмили вообще могла думать, что Клэйтон Морроу стоит того, чтобы тратить на него время? Он был высокомерным, бездушным и очень, очень эгоистичным. Эстер всхлипнула. Она высморкалась в салфетку из коробки на столешнице. Ее глаза покраснели, а косметика растеклась. Она была абсолютно опустошена. И снова Эмили смогла сказать только: – Мне очень жаль. – Я не понимаю, как ты могла это допустить. – Голос Эстер охрип. Слезы продолжали катиться по ее щекам. – Я так многого хотела для тебя. Ты знаешь это? Я не хотела, чтобы ты надрывалась, как я. Я пыталась облегчить твою жизнь. Дать тебе шанс стать кем-то, не принося в жертву все остальное. Эмили снова начала плакать. Она была раздавлена разочарованием своей матери. – Я знаю, мам. Мне жаль. – Теперь никто не будет тебя уважать. Ты это понимаешь? – Эстер сцепила руки, как в молитве. – То, что ты сделала, перечеркнуло весь твой ум, твой труд, твое старание, твою целеустремленность – все, что ты сделала хорошего в жизни, пропало зря ради пяти минут… чего? Тебе не могло это понравиться. Эти мальчишки едва достигли половой зрелости. Они дети. Эмили кивнула, потому что ее мать была права. Все они были просто кучкой глупых детишек. – Я хотела… – Голос Эстер снова сорвался. – Я хотела, чтобы ты влюбилась в кого-то, кому была бы небезразлична. Кто уважал бы тебя. Ты понимаешь, что ты сделала? Теперь это невозможно. Невозможно. У Эмили во рту так пересохло, что она с трудом смогла сглотнуть. – Я не… я не знала. – Ну, теперь узнаешь, – Эстер кивнула еще один раз, но не чтобы перейти к решению, а чтобы обозначить, что окончательный выбор сделан. – С этого момента любой, кто посмотрит на тебя, увидит только грязную шлюху. Эстер вышла из кухни. В коридор вела дверь, но Эстер не хлопнула ею. Она не топала ногами по деревянному полу. Она не кричала и не била кулаками в стены. Она просто бросила два слова, которые эхом отдавались в голове Эмили. Грязная шлюха. Именно так думал доктор Шредер, когда засовывал ей между ног страшный металлический инструмент. Именно так думала про себя миссис Брикел. Ее отец чуть не произнес эти же слова. Именно такой ярлык навесят на Эмили в школе, это она будет слышать от учителей и бывших друзей. Клэй, Нардо, Блейк и Рики – все они скажут одно и то же. Этот крест Эмили будет нести всю оставшуюся жизнь. – Милая? Эмили вскочила со стула и с ужасом посмотрела на бабушку, которая сидела на ящиках с вином в кладовке. Она была здесь все это время. Она наверняка все слышала. – О, бабушка. – Эмили казалось, что он не способна испытать еще больший стыд. – Ты давно здесь? – У меня нет с собой часов, – ответила бабушка, хотя они были приколоты к лацкану ее платья. – Ты не хочешь печенья?