Последняя часть была адресована старому хиппи, который просто ответил: – Да никаких. Байбл посмотрел на тело. Легкий ветер шевелил простыню. Он наклонился, спрашивая Стилтона: – Не против, если я посмотрю? – Вообще-то против, – ответил шеф, скрестив руки на груди. – Я не хочу показаться резким, но такие дела не в юрисдикции маршалов. – Какие дела? – уточнил Байбл. Глаза Стилтона просто не могли оставаться на месте. Они перепрыгнули со старого хиппи на Нардо, потом на его подчиненных, потом снова на Байбла. Очевидно, он вообще не хотел видеть здесь маршалов. Что было странно. Обычно полицейские ведут себя как борзые собаки. Они приходят в возбуждение, когда рядом есть другие копы. Андреа пыталась понять, почему все казалось каким-то не таким. Это было ее первое настоящее место преступления, но, казалось, только она и Байбл отдавали должное всей мрачной торжественности происходящего. Шеф хотел выгнать их. Его офицеры, кажется, вообще не вникали в ситуацию. Нардо было откровенно скучно. Старый хиппи сосредоточил все свое внимание на скручивании сигаретки. Он был того же возраста, что и еще один человек из списка подозреваемых Андреа: Дин Векслер. Тот факт, что он был здесь с Бернардом Фонтейном, о чем-то говорил, но она пока не очень понимала, о чем. Она обратилась к старому хиппи: – Вы Дин Векслер? Он слегка высунул язык, чтобы смочить сигаретную бумагу. – Да, это я. Андреа не могла исполнить сейчас победный танец. Как не могла и стать термометром, потому что температура Дина Векслера едва улавливалась. Ни он, ни Нардо, казалось, не были обеспокоены произошедшим, и это тоже говорило о чем-то, чего Андреа еще не понимала. – Что вы здесь выращиваете? – спросила она Векслера. Он поднял сигарету к губам. – Vicia faba. Андреа засмеялась, но только потому, что Дин Векслер был похож на человека, который не любит, когда над ним смеются молодые женщины. – Какой изящный способ сказать «бобы фава». Его челюсть напряглась. Полуприкрытые глаза сверкнули немой угрозой. – Маршал, – вмешался Стилтон, обращаясь к Байблу, – я ценю вашу помощь, но вы можете бежать дальше. У нас все схвачено. – Что «все»? – спросил Байбл. Стилтон громко выпустил воздух между губ с преувеличенным нетерпением. – У нас тут девушка – молодая девушка, – которая, вероятно, приняла смертельную дозу веществ. У нее давно были проблемы. Она не первый раз пробовала это сделать. – О, тогда, – ответил Байбл, – это та, которую вы вытащили из океана на прошлое Рождество, или та, которая перерезала себе вены полтора года назад? Андреа почувствовала, что напряжение натянулось в воздухе как струна. В Глинко всех кадетов учили слушать свое тело. А импульс «дерись или беги» был гораздо более надежен, чем любое другое чувство. Все ее внимание было приковано к Нардо и хиппи. В них было что-то опасное. Впервые в жизни она пожалела, что не вооружена. – Маршал, – начал Стилтон, – поправьте меня, если я ошибаюсь, но, кажется, эта ситуация не имеет ни малейшего чертового отношения к заданию, которое привело вас и вашу напарницу в мой город. Байбл посмотрел на него сверху вниз. – Забавная штука про Службу маршалов Соединенных Штатов – мы одно из всего двух подразделений правоохранительных органов в США, на которые возложена обязанность следить за исполнением федеральных законов. Мы не ограничены, как таможенная служба. Или Бюро алкоголя, табака и огнестрельного оружия. Или налоговая служба. Мы занимаемся всеми законами, большими и маленькими, только что вышедшими из-под станка или существующими с 4 марта 1789 года – дня вступления в силу Конституции США. Стилтону было заметно некомфортно, но он пожал плечами. – И что? – USC 482–930.1 говорит, что отнимать у себя собственную жизнь – это нарушение федерального закона. Штука старая, но годная. Восходит к британскому общему праву, – Байбл подмигнул Андреа, потому что они оба знали, что он блефует. – Что думаешь, напарник? – Кажется, наша юрисдикция, – отозвалась она. Стилтон решил скорректировать свой подход. – Тогда в первую очередь хочу сказать вам, что мы не уверены, самоубийство ли это. Байбл не стал указывать ему, что он как-то слишком много виляет. Вместо этого он достал из кармана беговых шорт пару нитриловых перчаток. Он снова подмигнул Андреа, наконец признав, что пришел подготовленным. – Это место преступления, маршал, – сказал Стилтон. – Мы должны дождаться коронера. Нельзя нарушать… – Кто накрыл тело простыней? – перебила его Андреа. Векслер прочистил горло. – Парень, который нашел ее. Рики сказала, что тело обнаружил рабочий. Андреа видела на поле только двух мужчин. – Значит, порядок на месте преступления уже нарушили. Байбл теперь весь обратился в дело. Он не говорил. Он просто присел на корточки и осторожно снял простыню. Кто-то ахнул. Андреа была чертовски горда, что это была не она. Но ее желудок сжался в крепкий кулак. Она видела трупы в морге Глинко, но у нее было достаточно времени, чтобы подготовиться к этому опыту. Все покойные пожертвовали свои тела науке, поэтому казалось, что между тобой и мертвым есть какое-то взаимопонимание. Все было серьезно и предсказуемо. Ты был там, чтобы учиться. Они были там, чтобы дать тебе эту возможность. Но сейчас Андреа почувствовала, как ее захлестнул шок от внезапной смерти. Как и в случае с коллажами Джудит, сначала ей пришлось совладать с эмоциями, которые были почти невыносимы. Андреа заставила себя рассмотреть детали. Пустая бутылка из-под лекарств на земле. Засохшая розовая пена вокруг рта. Грязные светлые волосы. Смертельно бледная кожа. Кончики синих пальцев вжаты в покрасневшую ладонь. Женщина пролежала в поле несколько часов. Гравитация заставила ее кровь скопиться в тех местах, которые соприкасались с землей. Простыня свернулась у ее ног, но ее невозможно было принять за спящую. Совершенно очевидно, что она была мертва. – Господи, – прошептал кто-то. Андреа начала дышать через рот, когда ее накрыло волной запаха. Она напомнила себе, что она коп. Она знала, что делать. Проанализируй, приди к выводам, доложи. Обнаженная женщина лежала на боку. Это было неправильно. Жертва даже не была женщиной. Она выглядела как девочка – может быть, шестнадцати или семнадцати лет. Ее левое бедро торчало острым углом. Лобок был полностью выбрит. Темные ореолы ее грудей почти почернели от ранней стадии разложения. Желтое платье было свернуто у нее под головой, как подушка. Одна рука была вытянута. Другая обнимала крошечную талию. Самым страшным было то, в каком истощенном состоянии она находилась. У Андреа были занятия по анатомии на первом курсе художественной школы. Она вспомнила трехмерные схемы человеческого тела. Кости девушки виднелись под кожей. Ее суставы были как дверные ручки. На впалой щеке проступали очертания челюсти. Волосы были грязными. Под правом глазом растекся синяк. Губы – бледно-голубые. Звездочки лопнувших кровеносных сосудов рассыпалась на восковой, тонкой, как бумага, коже. Розовые шрамы иссекали ее запястья. Она пробовала это раньше. – Оливер, – тон Байбла был резким, – сделай фотографии. Андреа встала на колени рядом с девушкой. Достала айфон из кармана. Открыла камеру. Кончиками пальцев сняла простыню с ног девушки. То, что она была босая, оказалось не самым шокирующим открытием. На ее левой щиколотке был металлический браслет, застегнутый так плотно, что на ноге ободралась кожа. В центре были три драгоценных камня – аквамарин с двумя маленькими сапфирами по бокам. Браслет казался почти ювелирным изделием, если бы не след от ожога на ноге там, где браслет заварили на ней навсегда. Андреа увидела надпись, выгравированную на серебристом браслете. Байбл тоже ее заметил. И спросил: – Кто такая Элис Полсен? 20 октября, 1981 Эмили ковырялась вилкой в своем завтраке. Бабушка напротив нее делала то же самое, не совсем понимая, почему в комнате стоит такое напряжение, но инстинктивно зная, что лучше помалкивать. Эстер и Франклин сидели на противоположных концах стола, оба одетые на работу, как будто это был совершенно обычный день их обычной жизни. Он читал газету. Она делала пометки в проекте заключения, сосредоточенно сжав губы. Оба были в очках для чтения. В какой-то момент оба снимут их, положат бумаги в свои респектабельные кейсы и поедут на работу на разных машинах. Эмили уже видела, как ее родители вот так переживали бесчисленные потрясения. Вот так – то есть делая вид, что ничего не произошло. Может, и у Эмили была частичка этой способности, потому что она тоже пыталась притвориться, что вчерашнего вечера не было. И вчерашнего утра в кабинете доктора Шредера не было. И вечеринки не было.