Если бы у нее были силы, она бы рассмеялась. – Ты… – Клэй осекся. – Ты укажешь на кого-нибудь? – Укажу? – спросила она. Это уже звучало как маккартизм. – И на кого я укажу? Клэй пожал плечами, но должен был знать весь список. Нардо, Блейк, Дин, Джек. Ну, и он сам, потому что, хоть он и не переставал повторять, что Эмили никогда его не интересовала, он все же был на вечеринке и они, похоже, из-за чего-то ссорились. Она почувствовала в себе заряд Коломбо. Может быть, Эмили еще не совсем смирилась с судьбой. – Клэй, прости, что поругалась с тобой той ночью на вечеринке. Это была… это не твоя вина. Уголок его губ дернулся. – Я думал, ты ничего не помнишь. – Я помню, как кричала на тебя, – соврала она. И решила построить историю вокруг лжи. – Мне не стоило говорить тебе все это. – Возможно, – он пожал плечами. – Я знаю, что могу быть эгоистом, Эм. Может, это из-за того, что я единственный ребенок в семье. Ей всегда казалось страшно хладнокровным вот так игнорировать существование своих братьев и сестер, пусть они и не росли вместе. Он продолжил: – Я могу сказать, что постараюсь стать лучше, но и в этом ты права. Скорее всего, я не смогу. Может, мне стоит принять себя таким, какой я есть? Тебе, кажется, удалось. Эмили услышала далекое эхо воспоминаний. Они стояли у бассейна Нардо. Она кричала Клэю, что он всегда обещает стать лучше, но никогда ничего не делает. Он просто снова и снова совершает одни и те же ошибки и ждет, что изменятся люди вокруг. Он добавил: – Но, по крайней мере, я не такой плохой, как Блейк, да? Эмили не знала, что ответить. Он говорил о том, что Блейк сделал вчера, или о Блейке в общем? Потому что подходило и то, и другое. Вчера он повел себя как мразь. Но, как и Клэй, он не изменится. Эго не позволит ему признать, что он совершил ошибку. – Ты должна знать, – сказал Клэй. – Блейк говорит всем, что ты сидишь на наркотиках и постоянно тусуешься. Эмили сделала глубокий вдох и задержала дыхание. Эта новость ее не удивила. Блейк иногда достигал таких высот жестокости, которые невозможно было понять. Об этом и говорил Джек этим утром. Нардо был просто злым. Клэй скучал. Но если Блейк считал тебя врагом, он всерьез считал тебя врагом. Не говоря уже о Рики, которая была и Злой Ведьмой, и ее летающими обезьянами. – Нардо сказал мне… он рассказал, что Джек… Сыр был на вечеринке. Клэй повернулся к ней. Его светло-голубые глаза стали почти прозрачными на солнце. Она видела светлый пушок под его подбородком. Он был невероятно красив, но Эмили больше не испытывала такого возбуждения, как раньше. – Вы все были обдолбанные. Эмили никогда не утверждала обратного, но понятия не имела, из-за чего его голос вдруг зазвучал сердито. – Вы были просто убитые, – продолжил Клэй. – Ты толком не помнишь, как добралась домой. Да ты даже была не в курсе, пока твоя бабушка тебе не рассказала. – Так? – отозвалась она, не понимая, к чему он все это говорит. – Я к тому, что технически Блейк не так далек от истины. – Клэй посмотрел вниз, на то, как его кроссовок роет носком землю. – Ты употребляешь наркотики. Ты ходишь на вечеринки. Ты сыграла в эту игру. Теперь тебе нужно смириться с поражением. Сохрани хоть какое-то достоинство. Единственное, что до сих пор удивляло Эмили, – это тот шок, который она испытывала каждый раз. Они все отвернулись от нее в абсолютно одинаковой манере – сначала Дин, потом Рики, потом Блейк, потом Нардо, а теперь Клэй. Они действовали по одному сценарию. Дружелюбие. Услужливость. Гнев. Презрение. Клэй поднялся. Его руки оставались в карманах. – Больше не разговаривай со мной, Эмили. Она тоже встала. – Зачем мне говорить с тобой, если все, на что ты способен, – это ложь? Он схватил ее за руки. Притянул к себе. Она напряглась, ожидая угроз или предостережений – чего угодно, кроме того, что он на самом деле сделал. Клэй поцеловал ее. Она почувствовала вкус никотина и несвежего пива. Его грубая кожа коснулась ее щек. Его язык исследовал ее рот. Их тела были практически прижаты друг к другу. Это был первый настоящий поцелуй Эмили. По крайней мере, первый, который она помнила. И она не почувствовала ничего. Клэй оттолкнул ее. Вытер рот тыльной стороной ладони. – До свидания, Эмили. Она смотрела, как он уходит. Он сгорбился. Его ноги шаркали по гравию. Эмили дотронулась пальцами до своего рта. Осторожно коснулась губ. Она ожидала, что во время поцелуя почувствует… что-то. Но ничего не шевельнулось у нее внутри. Сердце не дрогнуло. Она испытывала такое же пассивное равнодушие, как два года назад, когда пьяный Блейк пытался поцеловать ее в переулке. Она смотрела, как Клэй сворачивает за угол. Он все еще не расправил плечи. Он выглядел так, будто виноват в чем-то, только непонятно – в чем. Она почувствовала смех, рвущийся наружу из самых глубин. Если бы только она могла вернуть себе все то время, которое за последние десять лет потратила на то, чтобы одержимо вникать в нюансы чувств Клэйтона Морроу… Эмили закопала ногой яму, которую он оставил в гравии. Взглянула на дом. Случайно заметила своего отца, идущего обратно в спальню. Он был на балконе, выходившем на сарай и сад. Она понятия не имела, как долго он стоял там и что видел. Она следила за его передвижениями через окно. Он подошел к буфету и налил себе выпить. Эмили опустила глаза. Сама того не осознавая, она снова положила руку на живот. Она думала, что осталась посреди всего этого ужаса совсем одна, но кое-кто еще был рядом с ней на этом мучительном пути. Или, если быть точнее, внутри нее. Она не испытывала никакой привязанности к скоплению клеток, но чувствовала ответственность. Именно об этом Мелоди писала в своем письме: Твоя странность – это просто ЛЮБОВЬ и ОТКРЫТОСТЬ ко всем людям. Эмили не испытывала любви к этим клеткам – пока нет, – но она решила открыться навстречу новому. Клэй не совсем ошибался, когда намекнул, что беременность – это ее проблема. Ей теперь жить с этим до конца своих дней. Она снова села на скамейку. Взглянула на жухлый сад. Она прочистила горло. – Я буду… У нее сорвался голос. Эмили по-прежнему чувствовала себя странно, разговаривая вслух в полном одиночестве, но ей нужно было услышать это слова не меньше, чем произнести их. На самом деле это был список желаний – перечисление тех бесценных вещей, которые она потеряла за этот короткий промежуток в несколько дней. А еще это было обещание вернуть потерянное и целиком отдать своему будущему ребенку. Она снова прочистила горло. В этот раз она произнесла свой обет легко и громко, потому что это было действительно важно. – Я буду защищать тебя. Никто никогда не причинит тебе боль. Ты всегда будешь в безопасности. Впервые за много дней Эмили почувствовала, как напряжение уходит из ее тела. Она услышала, как позади нее захлопнулась дверь на балконе. 8 Соленая вода была умиротворяющего нежного-голубого цвета. Андреа плыла вниз головой, невесомая и свободная. Она могла бы и дальше пребывать в этой теплой ленивой неге, но что-то подсказывало ей, что надо выбираться. Она вытянула руки. Оттолкнулась ногами. Вырвалась на поверхность. Солнце поцеловало ее плечи. Она протерла глаза от воды, о ее подбородок бились волны. Она оглянулась и посмотрела на пляж. Лора лежала под огромным радужным зонтиком. Она сидела так, чтобы следить за Андреа. Она сняла верх купальника, и на ее груди виднелись шрамы от мастэктомии. Сзади к ней крался человек в черной толстовке с капюшоном. – Мама! Андреа резко проснулась. Ее взгляд заметался по комнате. Она не плавала в океане. Она лежала на больничной койке. В ее руке была игла от капельницы. Кислородная маска закрывала лицо и нос, но она все равно будто не могла вдохнуть достаточно воздуха. Паника накрыла ее огромной волной. – Эй! – Ей на плечо легла твердая рука Майка. Он поправил маску на ее лице. – Все хорошо. Просто дыши. Когда она увидела его, паника медленно растворилась. В его взгляде читалась тревога, и он проник ей в самое сердце. – Ты как-то по-другому уложила волосы? – спросил он. Андреа не могла смеяться. На нее нахлынули воспоминания о последнем часе – пожар, машина «Скорой помощи», бесконечные анализы, полное отсутствие информации. Врач сказал, что Андреа нужны жидкости, а не обезболивающие. Она была не согласна. Ее нос пульсировал. Грудь словно крепко перевязали веревкой. Она чувствовала какое-то покалывание во лбу. Губа опухла. Она коснулась ее. А потом так сильно закашлялась, что у нее заслезились глаза. В маске стало невыносимо. Она попыталась ее сорвать, но Майк аккуратно снял маску с ее головы. Андреа перевернулась на бок, сотрясаясь в приступе кашля: ее легкие будто хотели выскочить через рот. Она попыталась прикрыть его, но длины капельницы не хватало, и ее руку дернуло назад. Ноги запутались в простыне. Пульсовой оксиметр, измеряющий насыщение крови кислородом, отцепился от ее пальца. Майк опустился перед ней на колени, поглаживая ее по спине. – Хочешь воды? Андреа кивнула. Она смотрела, как он тянется к большому кувшину на раковине. Ее глаза все еще горели от дыма. Она вытащила салфетку из коробки. Высморкалась так сильно, что у нее стрельнуло в ухе. На салфетке осталось нечто похожее на золу из камина. Она взяла еще одну салфетку и сморкалась, пока в ухе снова не стрельнуло.