Ладно, ей прямо запретили этим заниматься. Однако никто не запрещал ей изучать местную историю. Что вполне могло быть ее хобби. К тому же сейчас у нее был перерыв на ланч, и никого не должно волновать, что она просматривает интернет. Если при этом она захотела провести свободное время, изучая блог местного историка, который случайно узнал кое-что об исчезновении в 1960-х годах некоего мальчика в комбинезоне по имени Ленни Линкольн, то так тому и быть. Сьюзен просматривала блог Бена Пеппера, пока не нашла раздел «Контакты». Там была фотография Пеппера, стоящего на океанском утесе рядом с гигантским сенбернаром, и краткая биография: Я Бен Пеппер (но вы можете просто называть меня Пеппер — все мои друзья так делают), пожизненный заключенный Перрика, и я держу руку на пульсе города с 1944 года! Похоже, человеком он был довольно назойливым и беспокойным. Если он действительно родился в 1944 году, то сейчас ему семьдесят пять, хотя он вполне мог сойти за пятидесятилетнего. Сьюзен понимала, что городских секретов в мозгу Пеппера должно быть немало, что в его черепе трясут костями множество скелетов. Она заполнила всю необходимую информацию в контактной форме, указала свой личный адрес электронной почты и номер мобильного телефона. Добавила также короткую заметку о том, почему хотела поговорить с ним, намеренно опустив, что работает в полиции. Потом кликнула «Отправить». Последний пост Пеппера на главной странице появился накануне, поэтому она надеялась, что он ответит ей относительно скоро. Еще раз оглянувшись через плечо, Сьюзен достала из сумочки стопку статей «Перрик уикли», которые распечатала с блога Пеппера в начале недели, и с маркером в руке начала перечитывать каждую статью заново, на этот раз медленнее и внимательнее. Она не знала, что именно ищет, но подозревала, что на страницах есть важная информация, которая прошла мимо ее внимания. Предчувствие не обмануло; она поняла это сразу, как только добралась до раздела, помеченного звездочками. Как отметил Пеппер, мать и отец Ленни Линкольна умерли. Но в блоге ничего не говорилось о брате Ленни, Милтоне, с которым Ленни играл в прятки в день исчезновения. Вверху страницы Сьюзен сделала пометку: Милтон Линкольн все еще жив / живет в городе? Допросить? Если Милтон в городе, найти его не составит большого труда. А вот снять показания будет немного сложнее. Если об этом узнают Эд и ФБР, то, скорее всего, ее ждут серьезные неприятности. Встречу с историком — поговорить о старых добрых временах — она могла бы объяснить достаточно легко, но как оправдать разговор с человеком, который — вот так совпадение! — приходится братом мальчику, чьи останки, по всей видимости, нашли парни из «Ар-энд-Джи»? Если б ее поймали на этом, Эд с полным основанием вкатил бы ей выговор. Шеф вообще вел себя так, будто ее интерес к делу был чем-то вроде демонстрации пренебрежения к нему лично, что было нелепо, поскольку она всего лишь пыталась выполнять свою работу. И неужели он действительно поверил, что она так легко сдастся? Сьюзен даже немного разочаровалась в нем. Гораздо больше ее огорчало то безразличие по отношению к убитым детям, которое выказывал Эд. Где его чувство долга перед сообществом, в котором он прожил всю свою жизнь? Да, теперь расследованием занималось ФБР, но они не захватили полицию Перрика, как чужаки-викинги. А ведь именно так подавал это сам Эд. Если б шеф попросил работать с ними, они, скорее всего, согласились бы или как минимум держали бы его в курсе происходящего. Но Эд, похоже, хотел, чтобы его полностью отстранили. Сьюзен старалась быть справедливой, ставя себя на место Эда. Она еще не проработала в полиции и десяти лет и, что вполне естественно, была обуреваема желанием бороться с преступностью. После нескольких десятилетий работы в полиции ее точка зрения может измениться. Может быть, поймав преступника, она испытает не прилив положительных эмоций, а почувствует отвращение к человечеству. Возможно, как и Эд, она достигнет той точки, когда поймет, что с нее хватит. Как бы ни расстроили ее апатия Эда и его запрет на участие в расследовании, она могла понять, какому стрессу подвергла его своим вмешательством. Когда подчиненные игнорировали приказы и совершали по своей инициативе необдуманные действия и ошибки, это выставляло его в плохом свете. Эд многое сделал для нее. Каким бы апатичным он ни был, все равно должен уйти на пенсию с честью и достоинством, которые заслужил многими годами работы. Чего она совершенно не хотела, так это опозорить его перед сослуживцами и командой ФБР. Вот почему Сьюзен меньше всего хотела попасться. Она как раз разлогинивалась, когда на ее телефон пришло сообщение о входящем письме на адрес электронной почты. Письмо было от Пеппера. Его не будет в городе целый день, но позже вечером у него будет немного свободного времени. Если захочется поболтать, он мог бы встретиться с ней, скажем, в кофейне «Кули» в центре около восьми вечера. Если ее устраивает такой вариант, он мог бы позвонить ей, когда будет подъезжать к городу. Сьюзен не стала тратить время на ответ. Предложение Пеппера ее устраивало. — Черт, — пробормотала она, едва положив телефон на стол. Она почти забыла о шоу «Augustine Grifters», которое собиралась посетить после работы, и теперь быстро написала сообщение своей подруге Синди, с которой собиралась в «Луну», и предупредила, что уйдет из бара рано. Сьюзен не думала, что Синди будет хоть в малейшей степени возражать, если ее оставят одну, так как была из тех, кто частенько ходит в кино в одиночестве. Тем более любое сборище состояло наполовину из знакомых, что свидетельствовало не столько об их регулярном посещении баров, сколько о том, каким на самом деле маленьким является город Перрик. Сьюзен могла бы отложить разговор с Пеппером, но знала, как бывает, когда пытаешься с кем-то побеседовать. Железо нужно ковать, пока горячо, иначе собеседование может и не состояться. Графики меняются, свидетели уезжают из города, и люди внезапно теряют желание поболтать. Она не была уверена, но чувствовала, что у Пеппера есть какая-то ценная информация, которой он мог бы поделиться, хотя и не сомневалась, что многие его откровения будут основаны на домыслах и слухах. Но иногда зерно истины можно отыскать даже в самых невероятных историях. Глава 19 Интерьер паба «Луна» вполне соответствовал ожиданиям Эрика, основывавшимся на описании Джейком «атмосферы» заведения (Эрик обнаружил, что многие калифорнийцы открыто беседуют о вещах, которые, вероятно, сочли бы странными в его прежних местах обитания: флюидах, энергетике, ауре). Модность Западного побережья встретилась здесь с основательностью Восточного: тяжелые столы темного дерева, стулья из матового хрома, промышленные светильники. Пахло богатством и выпивкой, но пахло не так уж неприятно — скорее, бочонком выдержанного виски, чем грязным домом студенческого братства. Эрику это место понравилось, и он надеялся, что и сам понравится ему со своей игрой на барабанах. Играя в «Complete», Эрик постиг простую истину: нет предела потенциалу пьяного дурачества. Выход на сцену не спасал от поддатых идиотов, которые издевались над музыкантами, бросали бутылки и пытались ухватить инструменты. Самой странной из всей компании неадекватов была вечно спотыкающаяся особа средних лет, которая постоянно требовала от мужской группы: «Вы, шлюхи, покажите мне свои сиськи!», после чего выскакивала на сцену, чтобы предъявить толпе собственное богатство. Здесь беспокоиться о чем-то подобном, похоже, не стоило; «Луна» была более высококлассным заведением, чем большинство тех, которые посещала его студенческая группа. Публика в «Луне» вела себя прилично. Люди поддерживали музыкантов, когда это было уместно, угощали парней выпивкой и даже подпевали. По-видимому, у «Augustine Grifters» было немало поклонников среди местных. Среди этих поклонников были весьма и весьма симпатичные женщины, что было должным образом отмечено и Эриком, и Джейком. После нескольких минут на сцене Эрик ощутил бегущее по венам совершенно незнакомое чувство удовлетворения. Что поразило больше всего, так это то, насколько незнакомым и даже чужеродным оно казалось. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как он в последний раз чувствовал себя так хорошо, так свободно и легко. Он чувствовал себя живым. К сожалению, ночь обещала не самые приятные перспективы. Они сыграли всего две песни, когда появилось первое видение, молниеносным мерцанием проступившее в высоких зеркалах, которые тянулись вдоль задней стены бара. Эрик привык к темным вспышкам в глазах — все-таки у него непослушные каштановые волосы, — а потому не встревожился, привычно предположив, что это прядь упала. Неприятно было то, что у него были заняты обе руки. Джейк, заметив, как Эрик дернул головой, отбрасывая с лица влажные от пота волосы, оглянулся в тот момент, когда тот, поджав губы, начал дуть вверх. Взгляд Джейка, когда их глаза встретились, выразил классическое «какого черта ты делаешь, мужик?». Эрик невольно рассмеялся. Но потом… Он вспомнил, как в двадцать лет прыгал с парашютом. «Небесные приключения Скипа» предлагали для новичков два основных варианта прыжков. Первый — более консервативный тандем — предполагал прыжок с самолета с инструктором, пристегнутым к спине клиента. Второй, гораздо более безрассудный вариант, назывался УСП — что, как узнал Эрик, означало ускоренное свободное падение, — предполагал, что он будет рвать кольцо сам по себе, а два инструктора рядом — отдельно. Со слепой импульсивностью юности Эрик выбрал вариант УСП. Ему пришлось подписать много бумаг, так как был риск разбиться, если запаникуешь или облажаешься. Оказавшись в самолете и поднявшись на высоту в пятнадцать тысяч футов над землей, Эрик почувствовал ужас, сковавший его ледяным холодом до мозга костей. Невидимые тиски страха крепко сдавили грудь, внутренности и пах. «Если я обмочусь, высохнет ли комбинезон до того, как я коснусь земли?» — подумал он. Глядя сейчас в эти зеркала, Эрик вдруг почувствовал себя так, словно снова оказался в том самолете. Еще несколько секунд назад он был в высшей степени счастлив, но теперь в груди, расширяясь и в то же время сжимаясь, похрустывал отвратительный ужас. Воздух был разреженный и холодный, кружилась голова; он дрожал, как будто его только что запихнули в холодильный шкаф и плеснули в лицо ведром жижи. Существо, похожее на лошадь. Сначала он увидел ее хвост, затем покрытый струпьями и личинками живот и, наконец, большую голову с мертвыми глазами. Она неслась галопом задом наперед, исчезая в промежутках между зеркалами и появляясь вновь в каждом следующем — от начала к концу. В шоке от увиденного — вонючий знакомец напомнил о себе, — Эрик сбился с ритма. Крохотная промашка, но и ее было достаточно, чтобы Джейк повернулся и снабдил Эрика еще одним классическим выражением: «Старина, ты на наркоте?» Мэдисон, солистка группы, также оглянулась на Эрика через плечо, хотя ее взгляд был скорее раздраженным: «Возьмешь себя в руки?» Ни одного, ни другую созерцать долго Эрику не пришлось; именно в этот момент в баре погас свет. Публика добродушно заулюлюкала и засвистела. Эрик не произнес ни звука. В толпе появились мерцающие дети, видеть которых, похоже, мог только он один. Детей было много, больше дюжины. И все они были мертвы. Мертвые, как и призрачный мальчик в комбинезоне, который тоже был здесь, они находились на разных стадиях разложения. В одежде десятилетней давности, они держали трогательные реликвии детства: девочка лет семи — бейсбольная перчатка, форма в сине-белую полоску, левый глаз и ухо отсутствуют; мальчик около пяти — ракетка для пинг-понга, ковбойский костюм и пожелтевшая кожа; девочка лет четырех — пластиковая кукла, вельветовые клеши, гниющий череп… Все они, с их печальными, мертвыми глазами, смотрели прямо на Эрика. С ними была взрослая женщина, которую Эрик поначалу принял за одну из зрительниц из-за ее неуверенной позы. Она покачивалась, как будто все еще слышала музыку, как часто делают пьяницы в барах еще долго после того, как группа перестает играть. Потом он понял, что она так же мертва, как и дети, хотя, должно быть, при жизни была очень красива. Ее длинные черные волосы, разделенные пробором посередине, с заправленной за ухо маргариткой, спадали чуть ниже талии двумя блестящими занавесами. Красновато-коричневая фигура идеально заполняла длинное платье. В отличие от детей, она не обращала на Эрика внимания, но улыбалась мальчику, стоявшему рядом с ней, и что-то тихо напевала ему; ее локоны закрывали левую сторону лица ширмой из темного шелка. Она прижимала его к своему заплесневелому бедру, словно защищая от затаившейся опасности. Ее рука напоминала скелет только от локтя и ниже, кости пальцев постукивали по плечу мальчика в такт мелодии. «Почему сейчас? — задумался Эрик. — Почему я вижу это прямо сейчас…» Женщина подняла голову и поймала его взгляд. Именно тогда он увидел черную пустоту там, где должна была быть нижняя левая часть ее лица. Она исчезла — не разложилась, а полностью исчезла, как будто ее растворили, испарили, разнесли вдребезги. Оставшаяся правая сторона гнилого рта скривилась в отвратительной усмешке. Из черного провала на лице хлынула волна крови, осыпая живых осколками зубов и комками чего-то красного. Все это стекало в вырез платья. Никто ничего не замечал. Но для Эрика картина была такая яркая, такая четкая, такая живая… В какой-то момент у него отвисла челюсть, и он уже собрался с духом, чтобы издать долгий, пронзительный крик. Плевать, если подумают, что я сумасшедший. Я схожу с ума, схожу с ума… Свет снова включился, и они исчезли. Ни женщины, ни разлагающихся детей, ни крови. Эрик потер глаза. Они были там всего мгновение, но они были, и он видел их. Они выглядели такими реальными — как же возможно, что никто больше их не видел? Эрик взвизгнул, когда рука легла на его предплечье. Голос Джейка. — Я только что поговорил с хозяином, — сказал он. — Включиться сможем минут через десять-пятнадцать — перегорел предохранитель или что-то в этом роде. Не хочешь составить компанию в баре? Пропустим по пинте пива. То, которое мы взяли на сцену, уже достигло температуры мочи. Эрику потребовалось мгновение, чтобы осознать то, что сказал Джейк. — Ты спрашиваешь, хочу ли я составить тебе компанию в баре? — Он выдавил из себя улыбку. — Конечно. Только сгоняю в туалет по-быстрому. Встретимся на месте. Лицо Джейка омрачилось беспокойством. — Ты в порядке? Эрик махнул рукой. — Просто, знаешь, старые призраки не отпускают. — Он сухо усмехнулся. — Ты о бывшей, да? Странно, он даже не подумал о Мэгги. Эрик колебался, не зная, как спросить. — Ты… э… не видел ничего странного, когда погас свет?