— Да, — согласился Сэл. — Бедные дети. «Что ж, утро можно начать и так», — подумала Сьюзен, вешая трубку. После минутного раздумья она полезла в сумку, вытащила распечатки из блога Пеппера, нашла страницу с фотографией Ленни и принялась изучать ее, думая о разговоре с Сэлом. Установление личности последних жертв стало приоритетом для следователей. А значит, Мальчонка в комбинезоне был наименьшей из забот ФБР. Сьюзен подозревала, что они быстро потеряют интерес к этому делу, как только будет задержан Джеральд Никол. Жертвы отойдут на второй план, главное, чтобы был монстр, которого можно вздернуть. Если американской публике что-то и нравится, так это видеть, как расплачиваются преступники. Сьюзен знала, что будет дальше: ФБР покинет Перрик, и задача выявления самых ранних жертв уйдет в тень. Конечно, ведь убийца уже будет установлен. Тратить время и силы на идентификацию трупов десятилетней давности, когда дети пропадают каждый день? Налогоплательщики сойдут с ума. У Мальчонки в комбинезоне, возможно, даже не осталось живых родственников, ведь его убийство произошло так давно, и она не знала, он ли на самом деле Ленни Линкольн. Если же он не Ленни, то, скорее всего, на Земле не осталось никого, кто позаботился бы о том, чтобы его опознали. Что ж, ей было не все равно — может быть, потому, что она присутствовала, когда его нашли, или, может быть, просто потому, что она хотела помочь опознать бедняжку, который в противном случае мог бы навсегда остаться безымянным. Ей не разрешалось принимать непосредственное участие в деле Фермы смерти, но Сьюзен не видела ничего плохого в том, чтобы провести небольшое расследование в свое свободное время. В конце концов, это можно считать бесплатной услугой городу с ее стороны. Ее взгляд скользнул вверх, к часам на стене, а затем — вниз, к лестнице, которая вела в старую подвальную комнату с полицейским архивом. До начала смены оставалось еще много времени. Возможно, подумала она, не помешало бы просмотреть по-быстрому кое-какие старые дела, что только подкрепило бы ее недавно приобретенное хобби — ха-ха — изучение истории города Перрик. Сьюзен спустилась по лестнице в подвал с нарочитой небрежностью, что далось ей не без труда. В отличие от более крупных участков в больших городах, архив полиции Перрика обходился без штатного работника и даже не был заперт. Она вошла и обнаружила, что, кроме нее, здесь никого нет, за исключением нескольких мертвых мотыльков, которые лежали лапками вверх на карнизе единственного окна. Безжизненно замершее, выстеленное толстым слоем пыли пространство было хорошо организовано. Вероятно, это объяснялось тем, что здесь редко кто бывал. Обнадеживающе. Меньше посещений — меньше стоящих не на своем месте папок. Она насчитала двадцать рядов металлических стеллажей, каждый высотой в четыре уровня. Записи хранились в одинаковых картонных коробках, расставленных в хронологическом порядке. Сьюзен прошла в самый конец комнаты, где хранилась первая коробка, и нисколько не удивилась, увидев, что она датирована 1954 годом, годом, когда полиция Перрика открыла свои двери. Каждый год на протяжении 1960-х годов был отмечен одной коробкой — за исключением, как она увидела, 1968 года, за который их две. Должно быть, в тот год было особенно жарко; ничто так не способствует проявлению дурных наклонностей, как невыносимая жара. Таким образом, десятилетие 1960–1969 было представлено одиннадцатью коробками. Сьюзен решила в первую очередь сосредоточиться на 1964-м, годе, когда исчез Ленни Линкольн. Но она по-прежнему хотела охватить все шестидесятые — на случай, если появится дополнительная информация, которая может дать ключ к разгадке. Сьюзен вздохнула, уже чувствуя на себе тяжесть добровольно принятого бремени. Пора браться за дело. Она подтащила стоявшую у двери табуретку, чтобы дотянуться до первой нужной ей коробки, поставленной на верхнюю полку третьего ряда. Снимая ее, чихнула, вскрикнула и едва не потеряла равновесие, когда на грудь ей упал высохший трупик косиножки. В конце концов ей удалось снять все коробки. Преступления, совершенные в 1960 году, относились в основном к категории мелких. Украденное сельскохозяйственное оборудование. Жалобы на шум. Магазинные кражи — школьники младших классов воровали сладости, старшеклассники — выпивку. Споры по поводу границ собственности. Ни одного сообщения об оставлении ребенка без надзора или о жестоком обращении с детьми, хотя в этом не было ничего удивительного. Здесь хранились архивы той эпохи, когда детей учили тому, чтобы их было видно, но не слышно. Мало кто из детей дерзнул бы накатать в полицию жалобу на своих родителей, если над ним издевались. И даже если б какой-то ребенок это сделал, кто пришел бы на помощь? Через некоторое время Сьюзен выработала систему, и работа ускорилась. Некоторые имена попадались больше одного раза. Увидев имя и фамилию Ральфа Коумса, она уже знала, что обнаружит жалобу на Нила Люхзингера, домашний скот которого забрел к нему во двор (животным нравились его капуста и помидоры). Луиза Макклатчи жаловалась на шум, производимый механиками в мастерской по соседству, — они еще и ругаются хуже матросов. Некий Мел Бэнкрофт подал не менее дюжины жалоб на подростков, которые устраивали костер на гравийной площадке за его сараем. Просмотрев примерно четверть материалов за 1964 год, Сьюзен сделала важное открытие. Она так увлеклась сообщениями о детях, которые, помимо кражи конфет, отличались и другими малоприятными привычками — например, слоняться, ничего не покупая, по единственному в городе магазину комиксов, — что почти забыла о главной цели своих поисков. И вот теперь волосы у нее на затылке встали дыбом, а по коже побежали мурашки, когда она вчиталась в отчет о пропавшем мальчике, Ленни Линкольне. От волнения Сьюзен вскочила и прошлась взад-вперед по комнате. К толстой стопке бумаг прилагалось несколько фотографий Ленни, а также листок с его домашним адресом, рядом с Фермой смерти. Она быстро прочитала документ. 13 мая 1964 года Ленни пропал, когда играл на улице в прятки со своим братом. В итоге было высказано предположение, что мальчика утащил дикий зверь, — раньше в этом районе водились койоты и пумы. Тело так и не нашли. Сьюзен нахмурилась из-за того, что поначалу приняла за явный просчет полиции. Как так вышло, что весь город подозревал Уэйна Никола в том, что он питает особые чувства к детям, но никому и в голову не пришло арестовать его, когда пропал соседский ребенок? Вскоре она нашла ответ. В тот день, когда исчез Ленни, Уэйн вместе со своей женой Мэри и сыном Джеральдом уехали в гости к родителям Мэри во Фресно. Их алиби было безупречным, его проверили и подтвердили. Так было заявлено. Отчет о смерти Уэйна Никола обнаружился в самом низу коробки. Официальное заключение — случайное отравление. Вредные для здоровья продукты. Итак, если Мальчонка в комбинезоне действительно был Ленни Линкольном, ни Джеральду, ни Уэйну предъявить обвинение было невозможно по той причине, что оба имели алиби на день его исчезновения. Сьюзен пододвинула табурет, села и положила папку на колени. Ладно, значит, если Джеральд пропустил поездку во Фресно со своими родителями, а затем убил Ленни, пока ферма находилась в его распоряжении, не логично ли предположить, что его ближайшие родственники солгали, чтобы уберечь его от тюрьмы? По собственному опыту Сьюзен знала, что да, такое предположение вполне логично. Люди лгут постоянно, и этот случай был бы далеко не первым, когда семья организовала сокрытие информации, чтобы защитить своего. Десятки раз она наблюдала, как гражданские лица дают ложные показания ради своих родственников, изобретая способы, которые она не могла бы себе представить, если б не видела этого сама. Родители лгут, когда их отпрыски ездят пьяными, продают тяжелые наркотики прямо из дома, избивают почти до смерти жен и подруг. Не так давно Сьюзен работала по делу об изнасиловании несовершеннолетней, в котором участвовали мужчина средних лет и четырнадцатилетняя девочка. Сестра этого человека — дававшая показания о его «моральном облике» — утверждала, что жертва лжет, чтобы привлечь к себе внимание, что она никогда даже не слышала об этой девушке. И это притом, что в «Фейсбуке» хватало фотографий, на которых сестра и девушка вместе праздновали день рождения обвиняемого, взявшись за руки над литрухой дешевой водки, которой они заправлялись прямо из бутылки. Самым странным во всем этом было то, что многие из лжесвидетелей казались людьми вполне нормальными. Они жили в симпатичных домах, украшенных банками из-под печенья в форме плюшевых мишек и вышивками «Дом, милый дом». Родная кровь. Ради родных люди готовы почти на все, даже если приходится предавать собственные принципы, даже если они рискуют оказаться в тюрьме. Сьюзен пролистала досье до конца. Алиби Николов ее не убедило. Предъявили ли Уэйн и Мэри квитанции за бензин или чеки за еду, чтобы подтвердить поездку? Давал ли показания кто-либо, кроме семьи Мэри? Ничего существенного, чем можно было бы подтвердить или опровергнуть факт поездки, представлено не было. Возможно, в душе Мэри считала, что искупила ложь, позднее отравив мужа. Сьюзен хотелось бы прямо спросить Мэри об алиби, но это было невозможно. Эд и ФБР мгновенно узнали бы о том, что она сует нос куда не следует. Изучая досье, разложенные перед ней на полу, Сьюзен качала головой. У ФБР влияние, базы данных, Куантико, и все же она могла подойти ближе, чем они, к идентификации первой жертвы Фермы смерти после всего лишь часа копания в старых коробках в подвале полицейского участка. ФБР, очевидно, даже не подумало о проверке архивных записей; судя по всему, сюда вообще не приходили неделями и даже месяцами. Ее туфли оставили следы на полу, так много там было пыли. Но… Возможно, она забегает вперед. Она ничего еще не доказала. И есть проблемы. Сьюзен побарабанила пальцами по подбородку. Проблема номер один: если она действительно вышла на что-то важное, то как оправдаться перед начальством за получение информации, которую ей запретили искать? Проблема номер два была намного серьезнее: чтобы доказать свою теорию, ей понадобится ДНК, образцы от Ленни (если Мальчонка в комбинезоне — это Ленни) и Милтона как единственного живого родственника. Проблема номер три: слишком много предположений с ее стороны. Прежде чем обращаться к начальству со своими теориями, ей нужно добыть аргумент повесомее хлипкого алиби из шестидесятых. Глава 23 В целесообразности обращения к властям Эрик засомневался, когда уже поднимался по ступенькам к зданию полицейского участка. Он видел по телевизору немало полицейских сериалов, чтобы знать, что обычно именно те, кто просто добивается внимания к себе, обращаются в полицию с так называемой эксклюзивной информацией, которая, по их утверждениям, обязательно поможет раскрыть чертово дело! Не то чтобы Эрик собирался делать такого рода заявления. Он просто хотел поделиться тем немногим, что узнал сам. Он понимал, что выглядит нелепо, и чувствовал себя карикатурой на шизофреника, явившегося в участок со своими полусырыми теориями, но он не знал, что еще делать. Так или иначе, ему нужно было найти способ заставить этих незваных гостей, эту жуткую нежить уйти и оставить его в покое, прежде чем они спровоцируют полномасштабный рецидив. Кроме того, он мог, возможно, помочь спасти жизнь бедного ребенка. Милтона. Мертвый мальчик в его кошмаре велел найти Милтона, который, вероятно, страдает от рук этого педофила-насильника Джеральда Никола. Эрик много думал об этом по дороге сюда и в конце концов пришел к выводу, что его (видения? галлюцинации? кошмары?) прозрения каким-то образом связаны с Фермой смерти. Только это и имело смысл, хотя в целом не наблюдалось никакого смысла: и крики, которые они с Джейком слышали возле поля, и репортаж в выпуске новостей, который он видел по телевизору, указывали на Ферму смерти. Почему он? Человек, абсолютно никак не связанный ни с фермой, ни даже с Калифорнией, если уж на то пошло? Как заставить полицию поверить в пропавшего ребенка? Это могло стать самым большим препятствием для Эрика, тем более что он и сам с трудом в это верил. Кроме того, у него не было никакой конкретной информации, подкрепляющей его утверждения. Помогло бы, конечно, если б мальчик-труп сказал, где найти Милтона, или намекнул, как давно он пропал. Назвал возраст. Описал, как выглядит. Предстояло также объяснить, каким образом Эрик получил информацию. Самая правдоподобная история, которую он мог состряпать для полиции, заключалась в том, что иногда во время сна у него бывают видения, посредством которых ему поступает ценная информация о важных событиях. И это было наименее безумное объяснение, которое он смог придумать, хотя даже для него самого оно звучало неубедительно. «Может быть, они купятся на это», — успокаивал себя Эрик. (Вот уж нетушки.) «Нет, — с тяжелым вздохом подумал Эрик, — никоим образом». На улице было прохладно, но на лбу у него, под линией волос, выступили капельки пота. Эрик остановился на второй ступеньке сверху и бросил тоскливый взгляд через плечо на свой джип, припаркованный ярдах в пятидесяти от участка, в конце улицы. Сунул руку в карман пиджака, нащупал ключи и звякнул ими. Если б только… С глубоким вздохом Эрик открыл толстые стеклянные двери участка и вошел в тепло, слишком душное, чтобы быть комфортным. Он сильно вспотел, рубашка неприятно липла к спине и подмышкам. Он сжал ключи, чтобы не свалиться без чувств, и мир вернулся в фокус. — Ничего не случится, — пробормотал Эрик и облизал губы. Он дважды почистил зубы, но так и не смог избавиться от привкуса сладкого лимона во рту. И, что забавно, не помнил, чтобы ел что-то, содержащее лимон, в последние недели. В помещении было тесно, интерьер — уродлив. Все выглядело старым, несвежим, как в доме, который не проветривали десятилетиями. Общее впечатление — серость и неприветливость, хотя, возможно, именно так и положено выглядеть полицейскому участку. Сделайте все слишком милым, и преступникам захочется сюда. Эрик подошел к угрюмой женщине, сидевшей за главным столом; не будь она единственной, он пошел бы к кому-нибудь другому. Эта особа была крупная, плотная, с тусклыми каштановыми волосами, собранными в такой тугой пучок, что лоб сиял натянутой кожей. Как и сам участок, она отнюдь не располагала к общению. Судя по бейджику, ее звали Терри, но оставалось неясным, фамилия это или имя. — Да? — Она нахмурилась, не поднимая глаз от каких-то документов, которые как бы просматривала. В тоне, каким это было произнесено, звучало явное «а не пойти бы вам отсюда?». Не так давно Эрик подслушал, как электрик в Филадельфии сказал, что прочное историческое здание, в котором он прокладывал новую проводку, «построено как кирпичный сортир». Эта характеристика как нельзя лучше подходила и к сидящей за столом женщине — кирпичный сортир. Поскольку Терри была не из тех, кто снисходителен к пустой болтовне, Эрик обошелся коротким заявлением: — Я здесь насчет… э… Фермы смерти. Она все еще не подняла глаз. — Пресса? — Нет, — сказал Эрик и нервно усмехнулся. — Я здесь, потому что у меня есть кое-какая информация по этому делу. Он таки заставил ее поднять глаза и окинуть его беглым взглядом. Похоже, увиденное не произвело на нее особого впечатления. — Точно? Эрик выдержал ее взгляд. — Да. Точно. Терри лениво указала на длинную скамейку слева от нее, где сидели около дюжины других обеспокоенных граждан.