— Нет, нет, я не имел в виду… — Уверен, что не имел, — сказал Милтон с хитрой ухмылкой. Эрик счел за лучшее промолчать. С этим человеком было что-то не совсем в порядке, и это не имело отношения к неизлечимой болезни. — Однажды я все-таки поймал этого подлого ублюдка. Он почти удрал, но ветер обернулся против него. Я чуть не оторвал Хэнку чертово крыло, когда наконец-то закрыл банку. Теперь Милтон смотрел на Эрика, словно ожидая, что тот заговорит. — Отлично, — нерешительно произнес Эрик. Милтон торжественно кивнул. — К сожалению, я не смог сохранить Хэнка долго. Во всяком случае, не смог сохранить живым. — О нет! — Моя мама так злилась, когда я воровал ее банки… Видишь ли, они были дорогие, — объяснил Милтон. — Некоторые не считают банки чем-то дорогим, но они были дорогими для нас — мы не были семьей, у которой деньги куры не клюют. Частенько случалось так, что к концу месяца у нас не имелось ни гроша. Но мы никогда не пользовались благотворительностью. Ни разу за все те годы испытаний. — И ваша мать злилась, потому что вы били банки? — спросил Эрик, удерживая старика в теме. Разговор зашел о личном. Слишком личном. — Дети и стекло — не самое лучшее сочетание. Милтон покачал головой: — Нет, я никогда не разбивал банки. Но я испортил много крышек. — Ну конечно. Нужно же было проделывать отверстия, чтобы насекомые могли дышать… — Вот именно. — Милтон почесал подбородок и отставил чашку в сторону. — Моя мама очень разозлилась, когда я в последний раз поймал жука. «Если ты будешь продолжать в том же духе, у нас не будет консервов на зиму, — сказала она. — Ты хочешь, чтобы у нас была еда, не так ли?» Милтон махнул рукой. — Она всегда говорила, что мы голодаем. «Не испорти обувь, иначе мы умрем с голоду, купив тебе новую пару. Не теряй библиотечные книги, иначе мы умрем с голоду, оплачивая штрафы». И так далее. Когда ты беден, каждая твоя ошибка всегда ведет к потере денег. Я сомневался, что мы умерли бы с голоду, но она напугала меня достаточно, чтобы я больше не делал дырки в крышках. Эрик отхлебнул чаю. Чем меньше прерывать старика, тем быстрее можно будет убраться отсюда. — Хэнк был первым насекомым, которое я поймал после того, как мать отругала меня за крышки. Я был маленький, поэтому не понимал, как быстро Хэнк задохнется, если я не дам ему воздуха. Мой настоящий отец умер до того, как научил меня таким вещам, и, я уверен, ты уже понял, каким человеком был мой отчим. Он учил по-другому. Моя мать, она не слишком любила насекомых, даже бабочек. Говорила, что гусеницы уничтожают ее растения. Эрик вытащил телефон, чтобы тайком проверить время, пока Милтон сплевывал в свою бандану. Теперь он сожалел о своем прежнем решении выключить его, потому что не видел ничего, кроме темного экрана. Но, наверное, было уже поздно. Казалось, он провел здесь несколько часов. — Нет, Хэнку не потребовалось много времени, чтобы умереть, — сказал Милтон. — Не больше одного дня. Я помню, что он начал смешно летать в банке, как пьяный. Мой отчим много пил, так что я точно знал, как это выглядит. Эрик икнул. Он и сам чувствовал себя пьяным. — Извините. — А потом Хэнк совсем обленился. Только хлопал крыльями, когда я тряс банку. Как мне нравилось видеть Хэнка взбешенным, когда я устраивал ему эти маленькие землетрясения! — Милтон хлопнул в ладоши. — Полагаю, в глубине души я знал, что Хэнк умирает. И я бы солгал, если б сказал, что не понимаю, что самым гуманным поступком было бы вынести Хэнка на клумбу и отпустить. Эрик зевнул. Сон, потерянный прошлой ночью, быстро возвращался к нему. — Но Хэнк был моим. — Милтон пожал плечами. — И мне это понравилось. — Вам понравилось? — Эрик не был уверен, что правильно понял, так как ему было трудно сосредоточиться. Он поставил пустую чашку на кофейный столик, не забыв воспользоваться подставкой. — О да, мне очень понравилось наблюдать за смертью, — продолжил Милтон. — Меня это захватило, потому что такого я почти не видел. Все, о чем на ферме думаешь утром, днем и ночью, вращается вокруг рождения жизни: проращивания семян, вскармливания телят… Это утомительно. Полагаю, смерть Хэнка была прорывом. Эрик заерзал на стуле. — Это очень… (Сумасшедший. Этот парень сбрендил.) — …интересно. Я никогда не думал об этом в таком плане, но, конечно, я никогда и не вел фермерское хозяйство. Я до мозга костей городской парень. — Он нервно рассмеялся. На Милтона заявление Эрика большого впечатления, похоже, не произвело. Он лишь коротко кивнул. — После Хэнка я кое-что усовершенствовал. Сначала сосредоточился на мелочи. Многоножки. Жуки. Мотыльки. В конце концов я перестал давать им имена. — Ммм… — Эрик не мог придумать, что сказать. — Через некоторое время мне наскучили насекомые. Видел, как умер один, — считай, видел, как умирают все, — сказал Милтон, ковыряя рану на тыльной стороне ладони. Оторвал корочку, скатал ее в пальцах и выпустил хрустящий шарик. Желудок у Эрика подкатил к горлу. — Я перешел на более крупных тварей, — продолжил Милтон. — Ты был бы поражен, увидев, кого можно поместить в галлоновые[36] банки для консервирования, — змеи, мыши… Бедный Ленни! Однажды он принес домой котенка с поля… — Милтон поковырял теперь уже кровоточащие струпья. — Кошкам всегда требовалось больше времени, чтобы… — Слушайте, мне пора, — сказал Эрик, делая вид, что смотрит на мобильный телефон, который не давал абсолютно никакой информации насчет времени. Милтон быстро встал и направился на кухню. — Прежде чем уйдешь, позволь угостить тебя банановым хлебом. По рецепту моей матери. Запаниковав, Эрик тоже сделал движение, чтобы подняться. — Спасибо, не стоит. Стараюсь сократить потребление сладкого… — Я настаиваю, — упрямо сказал Милтон. — Это меньшее, что я могу сделать, раз уж ты принес мне этот сундук. — То есть вы не против, чтобы я оставил его здесь? — спросил Эрик, испытав такое облегчение, что на глаза ему едва не навернулись слезы. Если старик избавит его от сундука, он с благодарностью и улыбкой примет немного бананового хлеба, хотя и скормит потом мусорному ведру. — Не вижу смысла заставлять тебя тащить его обратно к твоей машине, — сказал Милтон, включая свет на кухне. — Я испек двойную порцию хлеба, и мне с ним не справиться. Не хотелось бы, чтобы добро пропало даром. Я быстро, не пройдет и минуты. Эрик откинулся на спинку стула. — Хорошо, если вы настаиваете. Он слышал, как Милтон ходит по кухне, открывает ящики и срывает фольгу. Представил, как кровь из его раны размазывается по всей столешнице и попадает на хлеб. Шум прекратился, и Эрик решил воспользовался шансом. Он не мог больше ждать. — Э-э, послушайте, Милтон, мне действительно нужно отправляться. Только что получил сообщение с работы… Милтон вошел в гостиную, сжимая в руке нож. Его лезвие было покрыто пятнами от шоколада и банана. — Все в порядке. — Он улыбался. — Я завернул твой хлеб. Эрик поднялся на ноги и покачнулся. Обхватил голову руками и уставился на Милтона как будто с противоположного конца туннеля. — Срочный вызов по работе, — сказал он, роняя голову. — Нужно… идти… Спотыкаясь, перетаскивая одеревеневшие ноги и руки, как слепая мумия, Эрик двинулся вперед. Наткнувшись на кофейный столик и не удержав равновесия, он рухнул, и старое дерево сначала прогнулось под его весом, потом треснуло и наконец разлетелось щепками. Пустая чашка упала на пол. Глава 31 Отвечать на рабочие звонки у Сьюзен не было ни малейшего настроения. Эд надрал ей задницу из-за поездки к Эрику, и это было еще до того, как он узнал, что Эрик ездил с ней к Милтону. После этого шеф разошелся так, что ему пришлось сделать пятиминутную передышку на свежем воздухе, прежде чем вернуться в кабинет и продолжить головомойку. Кто бы сейчас ни звонил, он явно не собирался сдаваться. Сьюзен вздохнула и сняла трубку: — Что… — Слушай сюда. — Голос принадлежал Сэлу, и говорил он так быстро, что слова путались. — У меня есть для тебя свежайшие новости. Прямо из-под пресса. — О Ферме смерти? — уточнила Сьюзен, виновато оглядывая участок. Учитывая недавний выговор, это было последнее, что ей следовало обсуждать. Но он позвонил ей, так что… — Да! Но я не могу долго говорить, — сказал Сэл. — Я так долго ждал, когда ж уберется этот монстр Франкенштейна из ФБР, которого ко мне приставили. Он пошел выпить кофе, так что… — Поняла! — перебила она. — А я когда-нибудь говорила тебе, что ты лучший? — Каждый раз, когда мы разговариваем, — со смехом отозвался Сэл. — Хорошо, ты готова? Я собираюсь изменить все, что ты, как тебе кажется, знаешь об этом деле.