— Я хочу задать Милтону несколько вопросов о его лошади и посмотреть, как он ответит. — Его лошади? Я думаю, ты проводишь слишком много времени с этим шизиком. Гнев Сьюзен вспыхнул на кончике языка, но она сумела удержать его за зубами. Разум Эда был наглухо огорожен едва ли не все шестьдесят лет, и у нее, черт возьми, точно не было времени, чтобы пытаться изменить это сейчас. — Я все объясню в машине. Пожалуйста, Эд. — Знаешь, девочка, ты нарываешься, — сказал шеф со вздохом. — Я понимаю. Ты амбициозна, но тебе нужно начать думать о департаменте. Сьюзен хотелось кричать. Если б Эд только пошел с ней, он поверил бы. — Здесь даже никого нет. Все остальные разошлись по домам. Это будет наш маленький секрет. Пожалуйста. — Хорошо, я поведу. — Эд встал и надел куртку. — Но я хочу, чтобы ты рассказала мне все, что знаешь, по дороге, — все, что, по-твоему, ты знаешь. Если тебе не удастся меня убедить к тому времени, когда мы туда доберемся, я разворачиваюсь. — Договорились. — И ты купишь мне кофе по дороге. — Спасибо, Эд. — Спасибо тебе. Спасибо. Спасибо. Глава 32 Лицо Милтона проплыло над Эриком в калейдоскопе света, напоминавшего расплавленное сливочное масло. — А, хорошо… Очнулся. Эрику потребовалось громадное усилие, чтобы сфокусировать взгляд. Моргание ощущалось у основания черепа, как будто кожу на лице стянули назад и защепили прищепками. В горле пересохло, а воздух стал жидким. Эрик сглотнул. — Кхееххх! Милтон звякнул связкой ключей. — Пока ты дремал, я взял на себя смелость отогнать твою машину подальше. Не хватало только, чтобы какие-нибудь любители совать нос в чужие дела явились сюда вынюхивать, согласен? — Что вы… мне дали? — Не волнуйся. Травить тебя я не стал бы. Не интересно. — Милтон наклонился, оторвал Эрика от пола и перебросил через плечо, как мешок с мукой. Господи, подумал Эрик, какой силач. Даже в свой лучший день он вряд ли справился бы со стариком. Хотя Джиму-то задницу надрал… (Давай начистоту. Джим тогда позволил тебе победить, не так ли?) Словно марионетку, Милтон усадил его на диван и подсунул под шею подушку. Голова у Эрика откинулась назад, из горла вырвался слабый, сдавленный звук. Чувство, похожее на ужас, пробилось сквозь наркотический туман, затем исчезло. Только теперь до Эрика дошло. Ленни. Мальчишка пытался сбить со стола мою чашку вовсе не со зла — он хотел спасти меня. — Ну вот, так-то немного лучше. — Милтон окинул Эрика взглядом рептилии, холодным и спокойным. — Мы же не хотим, чтобы ты подавился собственной слюной, ведь так? И дай мне знать, если будет тошнить. — Он указал на подушку, которую засунул за спину Эрику. — Эту сделала моя мать. Язык у Эрика превратился в ни на что не годный кусок мяса. — Гаааахх… Милтон поднял с пола чашку и поставил ее на боковой столик, после чего откинулся на спинку стула. Колени хрустнули, как сухая щепа для растопки. — Ты можешь сколько угодно пытаться игнорировать старость, но суставы никогда не позволят тебе забыть о ней. Ничего этого на самом деле нет. — Я подмешал в твой чай немного транквилизатора для крупного рогатого скота и добавил парочку успокоительных послабже, — безо всякого выражения продолжал Милтон. — Наука это не точная, но я так думаю, что с дозой не ошибся. Ты же пока еще не помер. Он сказал пока еще? Эрик лениво моргнул. Из уголка рта потекла слюна, а из желудка поднялся и болезненно застрял в горле пузырь газа. «Если меня вырвет, — подумал он, — этот пузырь поднимется и выйдет или остановится на полпути и задушит меня?» Милтон хлопнул себя по коленям. — Раз уж ты никуда не собираешься в ближайшее время, я хотел бы закончить свою историю. Тебя это устраивает? — Ыгхххх… — Знаешь что, сынок? Не мучь ты свой голос. — Милтон подался вперед и похлопал Эрика по предплечью, как взрослый похлопал бы ребенка. Эрик отшатнулся — по крайней мере, внутренне. Физическое тело оставалось неподвижным, что вызывало у него сильную панику. Его полностью парализовало. Он сосредоточил всю свою энергию на нижней половине тела, проталкивая каждую унцию оставшейся жизненной силы вниз по конечностям. На ноге шевельнулся большой палец. (О, супер. Если тебе удастся надрать задницу этому сумасшедшему деревенщине одним пальцем ноги, ты, возможно, сумеешь выбраться отсюда живым.) — От транквилизаторов может быть небольшой кайф — по крайней мере, я так слышал. Сам никогда их не пробовал. Никогда не баловался запрещенными веществами, не то что вы, дети… — Милтон прищелкнул языком и покачал головой. — Посмотри, что ты сделал с моим кофейным столиком. А ведь он принадлежал моей прабабушке… Ну да ладно. Не обращай внимания. Пара крупных слезинок скатилась по нижним векам Эрика. — Судьба, Эрик. Некоторые называют это роком, но мне больше нравится термин «судьба». Тоже, конечно, чудновато, — сказал Милтон, поднимая руку и вращая запястьем, — но, я думаю, соответствует истории, которую я собираюсь рассказать. Ты веришь в судьбу, Эрик? Этот же самый вопрос задавал ему Джейк. Как бы он хотел быть с Джейком, а не с этим психом… Уголки его рта опустились. Разгоряченное, онемевшее лицо кололи иголки — то огненные, то ледяные. То же происходило с руками и ногами. В голову взбрела странная мысль: если б кто-нибудь вошел в комнату в этот самый момент и предложил ему миллион долларов за простую задачу — поднять руку, он не заработал бы и гроша. — Ладно; ты, наверное, слишком расслаблен, чтобы кивнуть. Вообще-то, в детстве я никогда особо не задумывался о судьбе, но после того, что случилось в тот день в сарае с Ленни… — Милтон застенчиво улыбнулся. — Должен признать, я проникся верой. Тяжелые, как бетон, веки закрылись, и голова наклонилась вперед. Так приятно отдыхать, как будто ложишься в теплую ванну, как будто устраиваешься уютно на облаке, как будто… Шлеп. — Просыпайся, очнись! Эрик быстро моргнул, в глазах затуманилось. Когда взгляд прояснился, он увидел склонившегося над ним Милтона, чья узловатая рука была готова снова ударить его наотмашь. — Сэр, вы ведь этого не хотите, — сказал Милтон. Левая сторона лица пульсировала, как и ухо, в котором еще стоял звон. Он не хотел, чтобы Милтон ударил его снова — говнюк бил больно, — но еще меньше он хотел, чтобы Милтон принял более решительные меры, чтобы удержать его в сознании. Вырванные плоскогубцами ногти или веки, отрезанные и скормленные цыплятам… Да, провоцировать Милтона себе дороже. Старик вернулся на свое место и продолжил, будто и не было никакой паузы: — Однажды — и вот тут-то и начинается роль судьбы, так что будь внимателен — мы с братом играли на улице в прятки. Мне было лет одиннадцать или двенадцать, Ленни — в детсадовском возрасте. Эрик почувствовал, как в его горле закипает безумное хихиканье, смех сумасшедшего. Он сказал «в детсадовском возрасте»? Но смех быстро умер. Снова навалилась ужасная сонливость, мучительная усталость. Эрик физически жаждал отдыха. Он позволил векам закрыться. Всего на секунду, раз-два, чтобы успокоить глаза. Вот только Милтон был против. Он поднялся со своего места еще до того, как Эрик понял, что начал дремать, сжал пальцами кожу на внутреннем сгибе его локтя и закрутил ее так, что по руке потекла кровь. Эрик вскрикнул и очнулся. — Ты же на самом деле не хочешь, чтобы я снова вставал? У меня ужасно болят суставы, и я из-за этого становлюсь раздражительным. Больше не надо, понял? Эрик застонал в знак согласия. Добившись от него внимания, Милтон кивнул, вернулся на свое место и продолжил: — Ленни всегда жульничал в прятки, так что на игру это было не очень похоже. Мы вроде как дурачились в тот день, убивали время до ужина. Мама сделала выпечку, и Ленни постоянно скулил, говорил, что сходит с ума от запаха. Играть он не хотел — голодный, он всегда вел себя как младенец, — но я пообещал ему свой кусок пирога, если он выиграет. Лимонный пирог — он больше всего его любил. Эрик моргнул, чтобы показать, что он слушает. — Ленни, эта бестолочь, никогда не слушал, что ему говорили. Отчим сколько раз предупреждал его — мол, держись подальше от участка Николов; даже один раз отшлепал хорошенько, чтобы не забывал… Милтон рассеянно почесал затылок, уставившись в пространство и негромко мыча. Горят огни, но что ж никто не пашет, пробредил Эрик и снова поймал себя на том, что едва сдерживает смешок.