Бодиль кивнула, и глаза у неё потемнели. Ей потребовалось время, чтобы собраться с мыслями и начать свой рассказ. – В первый раз я расплакалась и побежала к матери. Отца не было дома, – начала она в конце концов. – Я испугалась и пробовала остановить брата, но не сумела. Но мать сказала только, что мне повезло, что я вообще живу. И она запретила мне рассказывать об этом отцу, когда он вернётся, потому что я сама виновата, что Йорген стал таким. – Но это ведь не значило, что вы должны были предоставить ему своё тело для удовлетворения тех инстинктов, которыми он больше не в силах был управлять, – возразила Луиза. – Под таким углом мы это не обсуждали. Я ведь прекрасно знала, что он не может ничего с этим поделать. Он стал таким, получив травму головы. Он не делал это специально, чтобы причинить мне боль. – А ваш отец? – спросила Луиза. – Он так ничего и не узнал? – Узнал, – кивнула Парков. – Но много позже. – Ваша мать так ему ничего и не рассказала? Бодиль покачала головой. – Отец никогда не укорял меня за тот несчастный случай, и, когда ему стало ясно, что происходит, он с помощью одного школьного учителя постарался устроить так, чтобы я попала в услужение в дом главного врача в Эбберёдгоре. Мы виделись с отцом время от времени, но, даже когда Йоргена отослали после жалобы соседа, мне не разрешали приезжать домой, потому что мать не могла примириться с тем, что его поместили в закрытое учреждение. Пожилая женщина ненадолго замолчала, глядя на стену поверх их голов. – И когда позже мой отец умер, она снова забрала Йоргена домой. Я часто думаю о том, что, должно быть, ей тоже непросто приходилось все последующие годы. Наступила такая тишина, что тиканье настенных часов звучало в ней громом. – Когда мать заболела и лежала уже при смерти, она послала мне письмо, в котором просила меня приехать, – тихим голосом продолжила Бодиль. – Она хотела взять с меня обещание, что я позабочусь о Йоргене, когда её не станет, и что я больше никогда не сдам его никуда. А если бы я не согласилась, она бы отказалась от меня как от своей дочери. Но ей и не нужно было угрожать мне, я и так всегда знала, что наступит и мой черёд заботиться о нём. Так что я была готова к этому. К этому времени я уже устроилась на работу в Элиселунд и договорилась с главным врачом о том, что, когда подойдёт время, моего брата можно будет тайно переселить в подвал. – Мы побеседовали с Лиллиан Йохансен. Она рассказала, как вы позволяли ему использовать девушек из Элиселунда, – сказала Луиза. – Но она не могла объяснить нам, каким образом вам удалось забрать двойняшек из интерната. Бодиль вопросительно посмотрела на неё, словно не поняв, о чём её спрашивают. – Ну как – мы увезли их на машине, – сказала она, разведя руками. – Ведь у Эрнста был автомобиль. Мы всегда его брали, если нам нужно было ненадолго уехать вместе. – Вместе, – повторила Луиза. – Значит, у вас с главным врачом были отношения? Парков кивнула и сложила руки на коленях. – Наверное, можно и так сказать. Мы оба были друг другу полезны. Он мне помогал с братом, а я всегда была рядом, когда у него возникала в этом надобность. Но я оборвала эти отношения, когда мы с Йоргеновыми девочками перебрались сюда. Он тогда очень рассердился, обвинял меня в том, что я его подставила. – Это из-за вашего разрыва он покончил с собой? – Не думаю, – возразила старая женщина. – Он ведь так и не научился решать проблемы самостоятельно. Ну и к тому же он, видимо, сообразил, что ему придётся нелегко, когда подписанные им документы будут разбирать в связи с закрытием Элиселунда. Луиза была потрясена тем, с какой лёгкостью Бодиль принесла главного врача в жертву. – А вы не боялись, что он может раскрыть вашу тайну? – спросила она. – Нет, – сказала Парков, – зачем бы ему это делать? Ведь это он расписался на свидетельствах о смерти. И к тому же он, как и я, понимал, что здесь им будет лучше, – добавила она. – После закрытия Элиселунда пациентов перевели бы в другие заведения. Ещё неизвестно, как бы они это перенесли и не разлучили ли бы их при этом. Она помолчала немного, а затем продолжила всё тем же бесстрастным голосом: – Здесь, у нас, они были в надёжном месте и всё делалось по строгим правилам. Для таких людей регулярность подходит лучше всего, а Йоргену достаточно удовлетворить свои психические и физические потребности, и он тогда прекрасно себя ведёт. Да вы же и сами видели. Рик открыла уже рот, чтобы вставить слово, но не успела, как Бодиль стала рассказывать дальше: – Метте навсегда остановилась в своём развитии на уровне маленькой девочки, и брат всегда хорошо с ней обходился. Получив своё от одной, он подсаживался к другой и расчёсывал ей длинные волосы. Он всегда причёсывал её очень осторожно, чтобы не причинить ей боль. Они все трое прекрасно ладили друг с другом. – Так он не тронул Метте? – уточнила Луиза. Бодиль покачала головой. – Она же не была женщиной. Она не возбуждала в нём таких желаний. – Даже после того, как пропала Лисе? – Он на неё в таком плане не обращал внимания. Он бы никогда не тронул ребёнка. – Но вас-то тронул? – сказала Рик и проверила, не погасла ли лампочка на диктофоне. Её коллега сидела, глядя в окно. Трудно было сказать, слушает ли она вообще их разговор. Бодиль опустила голову и ничего не сказала, а Луиза продолжила: – Вы поэтому не вмешались, когда он приволок домой женщину-бегунью? – строго спросила она. – Чтобы он на вас не перекинулся? Не сразу, но Парков всё же кивнула, и несмотря на то, что Рик страшно противно было слушать всё это, она внезапно ощутила и жалость к сидящей перед ней старой женщине. В тот день много лет назад удар автомобиля искалечил жизнь не только Йоргену. Жизнь Бодиль тоже была искалечена. Ей пришлось взять на себя ответственность, до которой она ещё не доросла, а её мать постаралась сделать так, чтобы она никогда не забывала о своей вине. В этой ненормальной жизни не нашлось места для нормальных чувств. – А как было заведено, когда Йорген ещё жил у вашей матери? – продолжила Луиза тем не менее задавать неприятные вопросы. – Мать сама удовлетворяла все его потребности. Она ни за что бы не допустила, чтобы он получал это вне дома. Она умела любовью развить в нём хорошие задатки. Вы только посмотрите, какие у нас везде цветы – они ими вместе занимались. Они среза́ли цветы в саду, а потом сидели и любовались ими. Это его отвлекало, и тогда он не так настойчиво искал других утех. Вот и когда мы узоры на тарелочках рисуем, это на него так же действует. Рик подумала о тех трёх жёлтых розах, которые Йорген срезал для неё. В конце концов, они украсили Камилле свадебный стол. Теперь Луиза пожалела, что не выкинула их сразу. – А Лисе и Метте никогда не пытались сбежать отсюда? – задала Рик новый вопрос. Бодиль удивлённо посмотрела на неё: – Нет, с чего бы это им сбегать? – С того, что людям вообще-то не нравится жить в конюшне. – Ну не в дом же их брать! – воскликнула Парков. – Я ведь запираю половину, на которой живёт Йорген, после ужина. Он бывает особенно беспокойным по вечерам, и тогда лучше, чтобы рядом с ним никого не было. Луиза слышала, что повреждение лобных долей мозга может сопровождаться сильнейшей агрессивностью, но не знала, насколько серьёзны были полученные братом Бодиль травмы. – Но бывали дни, когда мы проводили время все вместе, – продолжала пожилая женщина. – У меня создалось впечатление, что девочки Йоргена были рады здесь жить. Зимой мы включаем электрообогреватели, так что слишком холодно у них не бывает. Йоргену тоже не нравится, если он к ним приходит, а там холодно. – А он к ним туда ходил, только когда вдруг ощущал такую потребность? – спросила Рик, потрясённая тем, в каком свете Бодиль пытается обрисовать их повседневную жизнь. – Так было удобнее всего. Когда на него накатывало, лучше уж было дать ему сразу получить своё, – заявила Парков, а потом, немного помолчав, добавила: – Ну и мне не хотелось, чтобы это происходило в доме. – Но бегунью же держали в его комнате, – вставила Луиза. – Это только потому, что он ужасно рассердился, когда я велела ему отвести её на конюшню. – Бодиль казалась искренне опечаленной. – Последнюю неделю после того, как одна из сестёр пропала, он был не в своей тарелке. Я исходила весь лес, искала её, но потом услышала, что нашли мёртвую женщину, и подумала, что это, должно быть, она. Я ничего не сказала Йоргену, хотя он всё время спрашивает, скоро ли она вернётся домой. Я не знаю, успокоится ли он когда-нибудь. И что же теперь будет? Рик не знала, что на это ответить. Она сидела, потеряв дар речи, до глубины души потрясённая невозмутимым тоном Парков, говорившей о близнецах так, словно это были вещи. И словно она действительно считала, что они с братом создали им прекрасные условия для жизни. – Почему вы позволили всем пребывать в заблуждении, будто Йорген – ваш муж? – сменила Луиза тему. Бодиль выпрямилась и усмехнулась: – Когда брат и сестра в нашем возрасте живут вместе, народ начинает судачить, а мне не хотелось, чтобы задавалось слишком много вопросов. Поэтому я и придумала эту историю с несчастным случаем на работе. Такие вещи вызывают симпатию, ведь это с любым может случиться. Рик внезапно почувствовала, что не в состоянии больше слушать это. Всё равно потом нужно будет проводить ещё допросы, так что на этот раз достаточно. – Хотите что-нибудь добавить к сказанному? – спросила она. Парков покачала головой. – По правде сказать, в саду у нас ещё две закопаны, – сообщила она, помолчав. – Вам бы, наверное, стоило и их забрать отсюда. – Это что такое значит? – Ну я же не знала, куда их ещё деть. Если бы я о них рассказала раньше, Йоргену бы не позволили здесь остаться. – Это вы о ком? – растерянно подала голос коллега Луизы. – Он, конечно, крутовато с ними обошёлся, – призналась Бодиль, не отвечая на вопрос. – Но вы поймите, он же не плохой человек. Просто у него силища такая, что, когда ему приспичит, лучше не сопротивляться. В глазах у неё блеснула слеза, и она замолчала. – Возможно, речь идёт о Лотте Свенсен из Вальсё и о молодой женщине из Эспергерде, – догадалась Луиза. – Они пропали в то лето, когда прокатилась первая волна изнасилований в лесу. Их тела так и не нашли. Вслед за Бодиль женщины-полицейские вышли на террасу, а оттуда в сад. – Я теперь уж и не помню, где точно мы их закопали, – сказала хозяйка дома, оглядывая широкий газон. – Где-то вон в той стороне, где у нас огородик. Она подвела сотрудниц полиции к опушке леса, где был вскопан и засеян большой участок земли.