Мужчина стоял среди полумрака комнаты. Окно было невероятно грязным и пыльным. И всё же он вглядывался в столь близкую темноту. «Не могло ведь всё это само собой сделаться!» — думал мужчина, а в его богатом воображение возник образ, как стул, на оживших ножках, бегает по сумрачному дому, а свитер, каким-то не ясным образом, важно расхаживает и помахивает рукавами. Мужчина сжал кожаную, удобную рукоять ножа. Сжал, продолжая рыскать взглядом по комнате, а сам рассуждал: «Тут явно кто-то есть… кто-то, помог, но всё же таится… зачем? Если бы он хотел, то мог бы мне, моим же ножом… И всё же я жив… но зачем же тогда прятаться!» Тяжело вздохнув, мужчина, пытаясь звучать увереннее, сказал в темноту: — Я не знаю кто ты. И даже не знаю, есть ли ты… возможно, я просто свихнулся и всё тут… но если нет… Если не я сам повесил свитер, то, стало быть, тут есть кто-то ещё. Верно? Не спорю, я мог забыть такую мелкую деталь… и всё же… Тут кто-нибудь есть? Мужчина замолчал. И в этом молчание, в тягостной тишине, он чутко улавливал любой, самый незначительный отзвук. Когда он услышал, как где-то заскреблись когти по дереву, то его богатое воображение услужливо подкинуло образ: Крыса, созывающая родичей с округи. Целое полчище маленьких, но агрессивных грызунов, которые заполоняют дом. И, как итог, в считанные мгновения его, человека, сгрызают живьём. Отогнав дурные мысли, мужчина продолжил: — Не спорю, ты мне помог, но… понимаешь ли ты, как выглядишь, когда прячешься? Разве станет тот, кому нужно сказать спасибо, прятаться? А если и станет, то почему? Зачем тебе таиться, когда я тебе признателен? Так что не бойся, выходи… поздороваемся, глядишь, добросердечно пообщаемся! — говорил мужчина, но чувствовал, что вряд ли смог убедить, и сам себе с издёвкой сказал: «Убедил! Вот непременно кто-то возьмёт, да выйдет!» К его великому изумлению к нему, в самом деле, вышел хозяин дома. Мужчина оторопел и удивлённо уставился на жалкого вида старикашку: редкие волосы на висках топорщились, чумазое лицо и длинная бородища были измазанные копотью, а одежда, — грязное тряпьё. — Чего звал? — спросил старик застуженным голосом. — Так это ты, — мужчина кивнул на стул со свитером, — повесил? — Да. Негоже одежду раскидывать. Особенно мокрую. — В самом деле… негоже… — отвечал мужчина. — Того и гляди, испорчу. Старик начал отступать назад, растаивая во мраке. Мужчина, заметив это, быстро сказал: — Стой… постой немного. Дай мне собраться с мыслями. — старик вновь шагнул в круг робкого света. Мужчина понимал, что старик ему не угроза, но всё же не разжимал рукояти ножа. — Так ты хозяин дома? — Да, — ответил старик, а после, к удивлению человека, добавил. — Спасибо за хозяина. — и вновь шагнул во мрак, растворяясь в темноте. — Ты не против, если я тут задержусь? На ночёвку. Из темноты послышалось: — Только на одну ночь? Если собираешься жить в деревне, то лучше оставайся тут… а то… всякое тут может случиться. «Какое такое всякое? Он что, пытается меня запугать?» — думал мужчина, а вслух сказал. — А что, есть, кого боятся? — Не кого, а чего, — отвечал сиплый голос. — Дома старые. Того и гляди, рухнут. — А этот что же, крепкий? В голосе старика послышалась обида: — Само собой… на что я тут ещё нужен? «Вот и как это понимать?» — спрашивал себя мужчина. Ответом ему послужило тянущее чувство голода. «И то верно. На пустой желудок ничего доброго не соображу!» — и с этой мыслью человек вытащил последние полешки и бросил их на тлеющие угли. Пламя занялось быстро. Мужчина, оглядевшись, наткнулся на брошенный пузатый рюкзак. Подойдя, осмотрел завязки и подумал: «Всё, вроде, завязано… только, не лазил ли?.. Ну, да ладно!» Мужчина потрошил рюкзак, вытаскивал различную бытовую утварь: сковородку, кастрюльку, рабочие инструменты. Вытащил он и еду: вяленое мясо, консервные банки «суповые концентраты Братьев Бертос, — с припиской, — теперь с мясными кубиками!», и хлеб… размякший, кашеобразный хлеб. «Ну, прелесть! Просто великолепно! — думал мужчина, счищая с пальцев раскисший хлеб и смахивая его в кастрюльку. Только после он понял, что там была не одна буханка, и что всё это придётся выскребать. — Ох, ну что за ночь, чудо, а не ночь!» Этим его огорчения не ограничились. Внутри рюкзака были тряпичные мешочки с крупами… и один из мешочков порвался. Большая часть гречневой крупы высыпалась, а это значило: «Вот ведь! Что, опять выскребать? — подумав с мгновение, представив, как будет выбирать по крупинке, сказал себе. — Завтра… потом… когда-нибудь потом!» Под конец мужчина вытащил из рюкзака, к великому облегчению и радости, два плотных, клетчатых одеяла, которые почти не намокли: «Нижнее, так и вовсе сухое!» В скором времени мужчина стоял у печи, и, сняв с чугунной плиты одну конфорок, жарил хлеб с кусочками вяленого мяса. Во время готовки возникла одна заминка. Видя свои скромные запасы, мужчина пытался вразумить себя, что ему одному запасов надолго не хватит. И всё же сказал себе: — «Да гори оно всё!» — добавил на сковородку ещё больше, чем готовил себе и ждал, когда же хлеб немного подсохнет и подрумянится. Рядом со столом стояли два шкафа. Один совершенно пустой, но другой… «Пусть и немного, — думал человек, осматривая тарелки, — но уже кое-что!» Положив в тарелку большую часть позднего ужина, мужчина поставил тарелку на стол и, чувствуя сомнение, сказал чуть громче обычного: — Хозяин, идём ужинать. — голос прозвучал так, словно сказал кто-то другой, незнакомый. Старик, выйдя из темноты, удивлённо сказал: — Спасибо. — и, сев за стол, жадно накинулся на еду. Он ел голыми руками, обжигался об горячее, чавкал и давился, — невероятно спешил, точно опасаясь, что отберут. «Это сколько нужно голодать, чтобы так есть?» — изумлялся мужчина. Мужчина и сам хотел скорее приняться за ужин, — тело требовало, но видя пример старика… ему была неприятна одна только мысль, что он может также остервенело есть. Когда старик доел, он встал из-за стола и, чуть склонившись, повторил: — Спасибо. Понимая, что тот сейчас уйдёт, мужчина оторвался и жестом попросил старика не спешить. Дожевав кусок, начал разговор: — Послушай, дед… как-то не правильно, что ли? Но, я же тебя не знаю, а под одной крышей находимся… тебя как величать? — Как величать? — повторил старик и хмыкнул. — А я и не помню… Забыл, старый… — махнув грязной рукой, добавил. — Но знаешь, ты можешь звать меня просто, как другие, — домовой. 4 — Старик, знаешь, — задумчиво говорил мужчина, — а я ведь не могу имя вспомнить. Да и прозвище не скажу, — забыл. — Тоже, стало быть? — в голосе старика послышалось недоверие, а сам он сощурил глаза и пристально вгляделся в растерянное лицо мужчины. — Ну, да. — сказал он, а сам думал. — «Только каким образом такое могло случиться?» Старик кивнул, постоял немного и скрылся в темноте. А мужчина, оставшись на едине со своими мыслями, присел у огня и крепко так призадумался: «Разве можно забыть имя? Это… — он попытался вспомнить что-то ещё, но ощутил, как лесным пожарищем, в его груди разбегалось чувство страха. — Я… всё забыл?» И сколько бы он ни рылся в своих скудных воспоминаниях, сколько бы ни старался вспомнить хоть что-то важное, результат был один — ничего. Он пытался вспомнить, откуда пришёл, и зачем ему нужно было придти именно в эту деревню, но, опять-таки, не смог этого упомнить. И чем больше мужчина пытался вырвать из мрака забвения какие-то обрывки воспоминания, тем больнее и тягостнее становилось на сердце. Только в какой-то момент, когда болезненность стала совсем уж нестерпимой, он наткнулся на одну мысль, которую стал развивать: «Если я не помню прошлого, стало быть, не так уж оно и важно для меня? А если так… если я пришёл, в брошенное место, да с инструментом… значит, у меня не было прежде дома, а тут… просто случайно… или не случайно, но искал новый дом… Всё это значит, что ничего, в сущности, я не потерял, а только приобрёл — новый дом. Целая деревня, и возможно, полностью моя! Разве что этот дом и старик, но, вроде как остальные-то дома!» Спустя незначительное время мужчина уже думал по-другому и насчёт имени: «Если я его забыл, то, наверное, оно не имело значения. Значит, я не только могу, но и должен взять себе новое и больше не беспокоиться об этом. Жить дальше… спокойно так жить, да добра наживать!» Ещё немного подумав, продолжил: «Не знаю этого старика, но, если он здесь живёт, то, поди, лучше меня знает, как с этим управиться — глянул на незнакомый рабочий инструмент, — а ещё он знает местность. Да и дом вроде не так уж и плох… И если у него не совсем уж скверный характер, то… А почему бы не попроситься к нему жить? Да и он так же, как и я, забыл своё имя». Размышление он окончил так: «И мне, и ему следует обзавестись новыми именами. Ведь старых уж не вернуть, а болеть по ним — бессмысленно. Так что буду двигаться дальше… надеюсь, и он сможет». Встав со стула, мужчина вышел в центр комнаты, и обратился к темноте: — Эй, старик! Не спишь ещё? Идём, разговор есть. Раздался тяжёлый вздох, а после, спустя где-то минуту, из мрака вышел старик. — Чего тебе? Мужчина объяснил свою мысль, но, судя по угрюмости на морщинистом лице старика — тот не разделял его идеи. И, как итог, он спросил мужчину: — А на кой ляд? — Как же? Жизнь не ждёт, нужно двигаться дальше! — И причём тут новые имена?