— Будимир, есть разговор! Старик, словно не услышав, развернулся, и молча, скрылся за печью. Молодой мужчина пытался поговорить с домовым, обращался к нему, только тот молчал. — Да чего ты разобиделся-то? Что я тебе сделал? — удивляясь, говорил человек. Только домовой молчал, ни на что не реагировал. И даже когда Стенсер сготовил ужин, на приглашение поесть, старик ответил молчанием. «Чем я его задеть успел?» — изумлялся Стенсер. У него были догадки о причинах такого поведения домового, но не больше того… только догадки… много догадок. И одна «краше» другой. «Обиделся, что я дворовому решил помогать? Взъелся, что с Кондратием общался? Не понравилось, что дворового из сарая прогнал? Костёр, который мы с Кондратием сделали, чем-то задел? Разобиделся, что его не спросил и не посоветовался с ним?» — и многое, многое другое, переполняло его голову. Целые вереницы образов выстраивались, и поочерёдно мучили его. Совсем скоро, чувствуя усталость, Стенсер забрался под одеяло. Но и тогда мысли не покинули его голову. Напротив, он ещё больше думал. Только результативность… катастрофически ухудшилась. Различные образы наползали друг на друга, менялись местами, изменялись и… как один из образов, точно причина, по которой домовой так разобиделся на него, Стенсера, был таков: «Будимир, наверное, думает, что я опять выпивал… только на этот раз в хорошей компании и разобиделся, что его не позвали. Он ошибочно подумал, что мы изрядно набрались, а его вот, забыли позвать! И он, похоже, до того разобиделся, что и говорить с нами больше не желает!» Были и другие, не менее бредовые идеи и предположения. И до того Стенсер увлёкся размышлениями, что не заметил, как уснул. 48 Проснувшись, Стенсер вновь попытался пообщаться со стариком, но тот не отзывался. И только, когда молодой мужчина завтракал, едва слышно приоткрылась дверь. Стенсер, не ожидая подобного, глянул в ту сторону, — едва заметил удиравшего старика. «Даже словом со мной обмолвиться не желает» — печально подумал человек. — «А я-то думал, что всего лишь приснилось… эх, мечтатель!» Расправившись с завтраком, он быстро прибрался за собой и пошёл на улицу. От всех горестных мыслей ему получалось отмахиваться рассуждением, что: «Уж банник меня не прогонит… он, похоже, самый такой… открытый из этих, братьев». Было ранее, ещё прохладное утро. Стенсер, чтобы не мёрзнуть, пробежался до бани. Поначалу это давалось с некоторым усилием и неохотой. Только молодой человек до того увлёкся лёгким бегом, что когда добежал до бани, счастливо улыбался и подзабыл, ради чего хотел поговорить с банником. С пару минут он стоял на пороге, пытаясь сообразить: «А как я ему объясню, что Будимир на меня обиделся и даже говорить не желает?» Но, за время пробежки, мужчина успел разогреться, а холод… Стенсер шагнул в баню, больше спасаясь от холода. И уже видя перед собой сердитого банника, понял: «Опять маюсь глупостью… слова хочу подбирать… как скажу, так скажу!» * * * — И ты чему-то удивляешься? — не на шутку сердясь, отвечал банник. — Ты совсем дурак, или ещё решил потешиться и надо мной? — Кто, спрашивается, ещё над кем потешается! — не оставаясь в долгу, сердился Стенсер. — Ты ведь наверняка знаешь от домового, что я о духах почти ничего не знаю, что здесь совсем недавно поселился… так чего ты на меня так смотришь? Объясни, чтобы я, молодой и глупый, понял, что не так сделал! С минуту они стояли в паре шагов друг от друга и грозно глядели друг на друга. Стенсер мысленно удивлялся: «Как наш разговор смог так быстро перерасти во что-то подобное?», — но всё же не давал слабины. — Ладно. — сказал банник, тяжело вздохнул, и кивнул на дверь в баню. — Идём туда… на свет и в тепло… не дело тут стоять, а уж тем более разговоры важные разговаривать! Внутри бани было жарко натоплено. Стенсер не удержался и спросил: — На что тебе, — огляделся кругом, — такой жар? Неужели паришься? — Косточки у меня старые, знаешь ли, нужно в тепле их держать… чтобы не болели. Ты это, присаживайся, да слушай внимательно. Стенсер присел на скамейку. Он и в самом деле прислушался, только слишком уж внимательно. Помимо бульканья кипевшей в баке воды, Стенсер услышал и редкие шорохи из-за печи. «Да никак домовой там притаился!» — подумал он, поглядел на банника, который начинал рассказывать, и решил, что не стоит тому говорить о своей догадке. — «Будимиру таиться нужды нет… но раз так, то чего я буду им мешать играть в своим детские тайны? Банник хочет сделать вид, что мы с ним общаемся, а вокруг никого кроме нас нет? Ну, что же… пусть будет так!» — Полуденники, они не так просты, как могло бы показаться. Они могут помочь, и даже будут, но понимаешь… как они говорят: — У всего есть своя цена! Стенсер кивнул, но только после понял, что ничего не понял. — Можешь яснее объяснить… что они могут попросить взамен? — Зависит от того, — отвечал банник, — насколько много ты у них попросил. Чем больше им пришлось стараться, помогая тебе, тем выше цена их помощи. Колыхнулись забытые воспоминания. В голове возник образ магазина, разговоры нескольких людей и звон монет. Он явственно увидел, как на стол, со звоном, упало несколько разных металлических монет. — Торговля, верно? — удивляясь воспоминаниям, спросил Стенсер. — Торговля… торговля… — сказал банник. — И домовой думает, что ты вчера, расплачиваясь с полуденником, пытался убить дворового… — Что? — изумился молодой мужчина. — Нет-нет-нет, я у него ничего… а, нет… просил… было дело… только он взамен ничего не попросил. — Полуденники редко сразу просят что-то взамен… обычно, они радостно помогают всем, кому могут, и только после, когда сами не справляются, просят ответную… услугу. — Да нет же, не просил… — начал, было, человек, но запнулся на середине фразы. — Стало быть, просил? — прищурившись и недобро глядя на Стенсера, спросил банник. — Да. Ты прав. Просил… только это никоим образом не касается дворового… или тебя с домовым. Да и разве мог бы я дворовому навредить? Ты ведь просил ему помочь! Стоявший напротив Стенсера старик поморщился, точно неожиданно заболел зуб. А где-то за печью более громко, совсем уж явственно, что-то брякнуло. В какое-то мгновение всё, что окружало Стенсера, переменилось. С диким шипением, от каменки поднялся густой, ужасно жаркий туман. Прежде, чем ошалевший от происходящего человек что-то понял, хлопнула дверь бани, а следом предбанника. Стенсеру потребовалось не больше пары мгновений, чтобы сообразить что, да к чему, и выбраться в предбанник и захлопнуть дверь. И только закрыв дверь, Стенсер начал понимать, что едва не угодил в западню. Ведь, когда он пришёл к баннику, дверь в саму баню была раскрыта, и не было видно, что на эту самую, как теперь думал Стенсер, треклятую дверь, набили массивную задвижку. За пару мгновений, проведённых в бане с густым и жарким туманом, он успел покрыться ужасно горячей испариной. С тревогой мужчина думал, что его изначально собирались запереть там, в бане… «Что бы со мной тогда было?» — Подумал Стенсер. 49 Стенсер весь день занимался какими-то делами. Поздним вечером доел то, что оставалось в кастрюльке. И, порядочно уставший, лёг спать. Сон долгое время не желал приходить, но всё же подкрался, как хищная кошка. Стенсер уснул, не заметив этого. Он точно освободился от оков тела, и как бесплодный дух стоял над своим телом. Не понимая, что происходит, он попытался зажечь свет, но руки его проходили сквозь предметы. Он не мог ничего сдвинуть, ни на что не мог повлиять. Был всего лишь немым и бестелесным наблюдателем. Не успел он впасть в отчаяние, только начал проникаться страхом, как рядом раздалось тихое, скрипучие посмеивание. Стенсер глянул рядом с собой и увидел домового. Тот потирал руки, смотрел на сонное тело, и заговорщицки посмеивался. Потребовалось не больше пары мгновений, чтобы сердце молодого мужчины переполнилось неприязнью и отвращением. А в мозгу засела острая мысль: «Сволочь, так это ты, со мной, да такое!» Словно отвечая на незаданный вопрос, старик поднял голову и посмотрел яркими, светившимися во мраке глазами на человека. Домовой ухмыльнулся. И так неприятно выглядела эта старческая, почти беззубая ухмылка, что Стенсер до боли сжал кулаки. Какое-то мгновение, и весь мир кругом поплыл. Мрачные краски густились, становились более насыщенными. Печь, стоявшая рядом, лежавшее под одеялом, безвольное тело, стол с приставленными стульями, сама комната, — всё это растворилось. И только мерзко ухмылявшийся старик, пристально глядевший в глаза Стенсера, оставался, точно не подвластный странной стихии. Стенсер очнулся с оглушительным рёвом. Сердце колошматило. Всё тело покрыло холодным потом. И только ухмылка домового не покинула его и по пробуждению. «Вот же… старый!» — подумал Стенсер, пытаясь подняться на ноги. Какая-то причудливая слабость сковывала тело. И даже просто встать оказалось чем-то сложным. Стенсер стоял, но ноги дрожали, и чувства явственно говорили: «Скоро упаду». Молодой мужчина, веря в лучшее, попытался дойти до стола, сесть за него… но едва сделав второй шаг, бессильно рухнул на пол. И уже лёжа на полу, чувствуя, что тело не слушается его, только и мог, что глядеть перед собой. А впереди стояли два стула: «восемь деревянных ножек и стена» — это всё, что он мог видеть в течение долгих, томительных, несказанно мучительных часов, пока его тело не смогло вновь провалиться в темноту. И ни единого видения или чувства не потревожило его обессиленного забытья. Придя в себя, Стенсеру стоило великого усилия подняться. Ему было плохо и подташнивало, как тогда, когда дворовой угодил ему поленом по голове. И всё же молодой мужчина заставил себя выбраться из дома. Почему-то мерещилось, что сами стены давят на него. И, что удивительно, это оказалось правдой. Сидя на скамеечке, рядом с домом, ему стало заметно лучше. И солнышко так приятно пригревало, а воздух был чист и свеж. Единственное, что его расстраивало, это прилипшая к телу, от пота, одежда. «Нет… не могу я это стерпеть! Слишком уж… неприятно… мерзко! — думал Стенсер, а в голове возник образ реки. — Мне нужно умыться… а лучше постираться… только к баннику я больше ни ногой… не после того случая!» Вспомнив о той странной, не нужной задвижке, о том жаре, который был в бане, Стенсер не мог отделаться от скверной мысли.