64 Наутро, едва заметив старика, вышедшего на запах завтрака, Стенсер начал расспрашивать о запертой комнате. — Да на что она тебе? — удивлялся домовой. — Какая муха тебя ночью укусила? Стенсер не стал объяснять, что нетерпеливость его возникла после яркого на впечатления сна. Настаивал, что: — Нужно. Старик допытывался, расспрашивал и всячески настаивал, чтобы Стенсер ответил, а тот думал: «И ведь прав… если без видимой причины что-то нужно, то это, должно быть, выглядит какой-то глупостью». — Понимаешь, Будимир, меня беспокоит то, что там находится. Ну, нельзя же спокойно жить, когда мучаешься и сомневаешься, думая, что там может быть какая-то пакость! — А почему там должна быть какая-то пакость? — с сомнением сказал домовой, а на человека посмотрел с явным недоверием. — А почему бы ей там не быть? — не оставшись в долгу, ответил молодой мужчина. — И всё же? — настаивал домовой. — Да кто ж его знает? Ты знаешь, что там? — Нет, — ответил старик, ещё не догадываясь, что сам себе делает каверзу. — Вот именно, — протянул мужчина, — не знаешь! И я не знаю, что там… а там может быть совершенно всё что угодно! Дальше Стенсер напирал, что: «Не дело ведь жить в доме, где может быть всё что угодно, но бояться узнать именно это, ждущее нас, всё что угодно». Старик сомневался, отнекивался, и даже бранился, но мужчина, со всем жаром молодости, не прекращал убеждать домового. И в какой-то момент, махнув рукой, старик особо скверно выругался и полез за печь. Оттуда он вышел, держа в руках ключ. Но, когда Стенсер взял тот ржавый старый ключ, старик не пошёл к двери с огромным замком. — Ты чего? — удивился Стенсер, не понимая. — «Ему что, совсем не любопытно?» — Это, может тебе, занять себя нечем, вот и лезешь, куда не просят… а у меня ещё работа есть… да и так… не до твоих детских игр! — старик говорил это, тихо пятясь, а закончел говорить уже из мрака, укрывшись за печью. «Ну и ладно. — подумал молодой человек. — Мне веселье одному достанется!» Замок какое-то время не поддавался. Но, молодость не знает компромиссов, и взявшись за что-то всерьёз, уже не желает отступать. «Давай же, железяка!» — думал он, в очередной раз, пытаясь открыть заедавший механизм. И мужчина не отступал до тех пор, пока замок не щёлкнул, а вслед за ним, не получилось открыть дверь. «Ну-у-у, — мысленно протянул мужчина, отступив от хлынувшего в основную комнату затхлого смрада. — Вполне ожидаемо». Открыв настежь дверь в дом, Стенсер какое-то время подождал, пока не поутихнет зловонье. После, уже едва справляясь с распиравшим любопытством, зашёл в комнатку. «Мда-а-а… — мысленно протянул Стенсер. — Я ожидал… хоть чего-нибудь… а тут!» Он оглядывал скромное убранство. С одной стороны двуспальная кровать, со сгнившей постелью. С другой стороны, у самой стены, огромный, добротный комод, а над ним, на стене, висело мутное и запылённое зеркало. «Что ж, делать нечего, буду прибираться!» — подумал Стенсер. Но, как оказалось, задумка оживить давно брошенную комнату не так-то и просто осуществить. Сгнившая постель разваливалась в руках, источая ужасно тошнотворный запах, и при этом частью оставалась там, на кровати в виде жижи. Только радости жизни на этом не ограничились, — пришлось долго и упорно отдраивать пол, — на нём были крепко въевшиеся крупные пятна. После этого, Стенсер поочерёдно вытащил все ящики из комода. Выбросив догнивавшее барахло, старательно отмывал дерево от редких вкраплений чёрной плесени. И только после всего этого, Стенсер добрался до зеркала, — небольшое, под толстым слоем пыли. И только местами Стенсер мог разглядеть плохонькое отражение. Взяв лоскут, Стенсер начал старательно оттирать зеркало. Это удавалось через чур уж сложно. И пришлось приложить не малые усилия, чтобы сдвинуться с мёртвой точки. Мужчина до того увлёкся тереть, что не приметил странной шероховатости, — трещины. Эта невнимательность скоро окончилась тем, что тряпка не выдержала, а рука всерьёз и близко познакомилась со стеклянной трещиной. — А-а-а! — вскричал мужчина, отскочив от комода. На зеркале осталась кровь, — значительно меньше, чем он разбрызгал, отскакивая назад, и ещё меньше, чем впоследствии бежало из зажимаемой раны. Не сразу молодой человек глянул на зеркало. Глянул со злобой, точно зеркало сознательно причинило ему такую боль. Но этот гнев быстро померк, уступая место удивлению. Та кровь, что осталась на зеркале, плавно, не спеша, но неумолимо расплывалась по поверхности. Вся грязь, пыль, и прочее, чему там быть не следовало, отступало, просто отваливаясь от стеклянной глади. И даже та трещина, точно рана, торопливо затягивалась. И менее чем в пару минут зеркало было как новое. «Вот дела!» — подумал мужчина, зажимая глубокую рану. Конечно, ему было больно, но любопытство… разве можно с ним совладать? Стенсер шагнул к трюмо, приблизился, чуть ли ни в упор, продолжая вглядываться в зеркало и ожидать. «Должно ведь что-то случиться. — думал он. — Не может такое получиться само собой, без последствий!» Он ожидал чего-то интересного, любопытного и, по возможности, полезного. Но вместо этого испытал не шуточный страх. В отражение, он видел себя, — другого себя, стоявшего позади, — и кровоточившую руку, которая тянулась к его правому плечу. 65 В какое-то краткое мгновение, в уме Стенсера возникло понимание, что удрать не получится. Тот, кто был за спиной, загораживал единственный выход. А окровавленная рука не внушала доверия, не прибавляла веры в то, что можно ещё всё разрешить без конфликта. Молодой мужчина сделал единственное, что ещё мог, — рванулся вперёд, к самому комоду. Круто обернувшись, он приготовился встретить угрозу лицом к лицу. И даже не заботясь о том, что нечем отбиваться, он был решительно настроен, а руки сжимал до боли. Он взглядом рыскал по полумраку комнаты, — искал противника. «Что это за шутка такая?» — думал он, никого не находя. Не закрывая глаз, молодой мужчина легко мог припомнить ту окровавленную руку, что тянулась к его плечу. «Как это понимать?» — удивлялся он, но рук не разжимал. — «Разве могло такое просто показаться… или… померещиться?» Ещё какое-то время он думал об этом, но после, словно снизошло озарение, — он повернулся к комоду и посмотрел в мутное зеркало. И его догадка оказалась верна. Всё дело было в зеркале. «Это… издевательство такое?» — не веря, подумал молодой человек. Там, в поддёрнутом маревом отражение, Стенсер увидел себя. Увидел окровавленную руку, лежавшую на своём плече. И увидел ещё одного себя, стоящего рядом, — другой он горько улыбался. Та зеркальная копия, стоявшая в отражение чуть позади, пристально глядела в зеркало, также, как и он сам. Стенсер повернул голову, посмотрел туда, где должна была стоять его зеркальная копия, но… никого там не было. Перевёл взгляд на мутноватый кругляш, — в отражение вновь их было двое. Один сердитый, другой печальный. «И кто это у нас такой остроумный? Кому так нравится издеваться над мной?» — думал Стенсер, всё больше и больше распыляясь. — «Я разве кому-то сделал какое-либо зло? Может, обидел кого? — припомнив речника, мысленно добавил. — Просто так… нет, не было такого… так почему же со мной так обходятся?» Руки молодого мужчины задрожали. Пальцы побелели от перенапряжения. А в голове начало пульсировать. «И ладно бы в открытую, честь по чести, лицом к лицу… но нет же! Шутками, издёвками! Что, весело, должно быть, издеваться над человеком, сидя где-то в тени? Ну-ну… — думал он, подходя в упор к комоду — Ну-ну!» Рука одним быстрым, порывистым движением, врезалась в зеркало, разбив то на мелкие кусочки. И не чувствуя боли, не замечая новых, множественных ран, Стенсер закончил мысль. «Пусть я и не знаю, кто ты… пусть я не знаю, где ты… но рано или поздно… когда ты, шутник, попадёшь мне под руку… тогда… ох, берегись меня… берегись!» Встревоженный шумом битого стекла, домовой вбежал в маленькую комнатку. Он видел только спину мужчины и его обессилено свисавшую, всё ещё сжатую в кулаки, руку. — Что здесь… — домовой запнулся, разглядев, как обильно течёт кровь из множества ран, — происходит. Стенсер ничего не мог объяснить. Даже не пытался. Та злоба, которая так неожиданно на него накатила, исчезла без следа, совершенно ничего не оставив после себя. Опустащённый, он почувствовал ужаснейшую тоску, точно став той зеркальной копией. Он не понимал, почему ему так стало горестно на сердце, не мог понять себя, и всё же, печально спросил домового: — Будимир, почему мне так скверно? Старик только всплеснул руками, и как не разумное дитя, повёл молодого мужчину прочь из злополучной комнаты. После на плечи домового легла тяжёлая доля врачевания ран. Пришлось вытащить редкие, застрявшие в руке, кусочки зеркала. Сами раны домовой замазал кашецой из трав. И только после, уже запыхавшийся от беготни старик, плотно замотал тряпкой, — точно бинтом, рану. Стенсер тем временем, точно умалишённый, спокойно сидел, почти ничего кругом не замечая. И даже раны, казалось, не замечал. Только слёзы беззвучно катились по лицу.