— Ещё? — коротко, но явно обеспокоенно, спросил домовой. — Нет, спасибо, — отвечал Стенсер. — Мне ещё спина нужна будет. Старик такой шутки не оценил и, встав перед молодым мужчиной, хмуро посмотрел на него. Посмотрел-посмотрел, да и, смягчившись, сказал: — Мог бы и попросить помочь. — Когда кашлем зашёлся? — Когда простыл! Стенсер не знал, что ответить и, помолчав, только пожал плечами. Домовой тяжело вздохнул, махнул рукой и, расстроившись, сказал: — Эх, дурачьё молодое… ничего-то вы не смыслите! Мужчина не знал, что ему на это ответить, а старик быстро ушёл куда-то на улицу. Стенсер старался понять, что же случилось, и о чём он только что говорил со стариком, но ничего не получилось. Да и сонливость, как назло, начала наваливаться. Так и не прикоснувшись к горячей еде, Стенсер побрёл к своей лежанке. Он уснул неожиданно легко. Только по временам в его обрывочные сны вклинивался домовой. Старик, изумляя Стенсера, заботился о нём и то поил какими-то травами, то с ложечки кормил, приговаривая: — Ешь, не артачься! — и с какой-то теплотой и даже нежностью прибавлял. — Эх, молодо-зелено! 6 Стенсер готовил завтрак и сам не верил своему счастью, — болезнь, которая только прошлым утром совершенно его подкосила, неожиданно отступила. Но, на этом чудеса не окончились, — его тело заметно легче двигалось, а мысли приобрели невероятнейшую чистоту. И только тогда молодой мужчина впервые смог задуматься о том, что же происходит и куда его вовсе занесло. Он внимательнейшим образом обдумывал свою встречу с домовым, о том, как они оба выбрали имена. Пытался упомнить, почему решился взять именно это имя, но… только в этом моменте его ясность мысли оказывалась бессильна перед мраком забвения. Молодой мужчина вспоминал о том, как его свалила болезнь и те обрывочные воспоминания, которые ему прежде казались просто сном. И, как будто бы вновь переживая прошлое, он видел перед собой, сидящего рядом старика, который поил его какими-то травами. Вспомнил, как по-отечески, с доброй руганью и подтруниваниями домовой кормил его с ложечки. «Надо бы спасибо ему сказать, — подумал мужчина. — Да и не только за это». Стенсер перерывал воспоминания о том, как пришёл в этот дом, и как сначала не мог открыть дверь, которая во что-то упиралась и ни по чём не поддавалась. Он уже понимал, в чём было дело: «Задвижка» — подумал молодой мужчина. — «Она была заперта» — а после, продолжал. — «Если бы он захотел, то я ни по чём бы в дом не попал!» После этого Стенсер вспомнил случай со свитером и как домовой его повесил. «Чтобы не испортилась вещица», — подумал он. Вслед за этим размышления перекинулись на одну прежде не замеченную странность. В последние два дня дрова в доме брались сами собой. На этот счёт он подумал так: «Просто так ничего не случается, а это значит… стало быть, старик, пока я был неосмотрителен и болел, занимался столь важным вопросом… — на пару мгновений мысленно замолчав, продолжил. — Не спорю, это его дом… Только, всё же мне следовало этим заниматься, — как-никак, а гость, тем более, — не прошенный!» И, уже раскладывая завтрак по тарелкам, Стенсер подумал: «А славный всё-таки старик! Столько раз выручил и ничего, ничего даже не требует… — и с некоторым тёплым чувством где-то в груди, радуясь добросердечному отношению, продолжил. — Как к родному, что ли, относится?» Улыбаясь, Стенсер громким голосом позвал: — Эй, Будимир, идём завтракать! За завтраком домовой ни мало изумил человека, — он ни просто перестал торопливо давиться, но и даже использовал ложку. Подобное, на памяти Стенсера случилось впервые. И, само собой, старик не мог не заметить столь пристального к себе внимания. Не отрывая взгляда от тарелки, старик спросил: — Чего глазеешь? Еда стынет, жуй быстрее! — а после, съев немного и опустив ложку в тарелку, ехидно улыбнувшись, спросил. — Или тебе что, понравилось, когда тебя как маленького и неразумного с ложеньки кормют? Стенсер невольно засмеялся, но, отнекиваясь, ответил: — Спасибо тебе, что с этим выручил, — а после, вспомнив, как в этом доме укрылся от дождя, прибавил. — Да и за то, что под крышу пустил, тоже спасибо! Хохотнув, старик ответил: — А-а, — протянул он, махнув рукой, — не за что! Разговор неожиданно оборвался. И всё же старик не спешил вновь браться за еду, а помолчав немного, вновь улыбаясь, с отеческим вниманием, спросил: — А что за Марьялу ты звал? — А? — удивившись, воскликнул мужчина. Он посмотрел на старика так красноречиво-непонимающе, что тот прибавил. — Пока в бреду тут лежал, — указал на лежанку рядом с печью, — часто звал Марьялу. — и, передразнивая бредовый голос молодого мужчины, домовой продолжил. — Марьяла, Марьяла! Позовите Марьялу! Где моя Марьяла? Стенсер честно попытался упомнить странную Марьялу, но это имя… или слово, не пробуждало, ни в его сердце, ни в уме никаких чувств и воспоминаний, — всего лишь звук, и только. Пожав плечами и усмехнувшись, молодой мужчина ответил: — А кто её знает? Я этого не помню… а не помню, — значит, так уж оно мне было важно! Только старик не поверил. Сощурившись, он внимательно вгляделся в глаза Стенсера, а после, словно что-то поняв, покивал и, с ехидной улыбкой, сказал: — Угу, ясно. Стенсер задумался о том, что же мог старик такого подумать. И это ему не очень понравилось: «Да ведь он считает, что я таюсь? Что-то от него замалчиваю и… и наверное он даже не верит, что я память потерял… думает, что просто плут какой-то!» А дальше молодой мужчина с жаром доказывал, что и в самом деле не помнит никакой такой Марьялы, что он потерял память и вообще: — Зачем мне тебя обманывать? — Не знаю, — с какой-то невероятной лёгкостью в голосе и добродушием, отвечал старик. — Сам удивляюсь, зачем? И Стенсер приходил в тихое отчаяние, потому что ну никак не выходило по-настоящему доказать, что он забыл прошлое, что не знает никакой Марьялы. А старик едва удерживался, чтобы не расхохотаться, продолжал понемногу поддевать молодого и глупого мужчину. Когда Стенсер смолк, не находя ни единственного слова, чтобы оправдаться, старик не смог удержаться и расхохотался. Сначала не понимая и удивляясь, Стенсер глядел на домового, но после, приходя к простому пониманию, что его обдурили, начал закипать от нараставшего и клокотавшего внутри гнева. — Ах, ты… старый! Но старик сделал то, чего человек явно не ожидал, — просто поднял руку, призывая к спокойствию, а после, уняв смех, домовой, вновь добродушно улыбаясь, сказал: — Рад, что хворь и в самом деле оставила тебя! 7 Завтрак неожиданно затянулся. Как казалось, случайно начавшийся разговор, неожиданно перерос в монолог домового. Старик, по временам прерываясь, и почёсывая свою огромную бородищу, рассказывал человеку, какую тот умудрился получить хворь. Сам же Стенсер, сидя за столом напротив старика, внимательнейшим образом слушал. — Это не обычная какая-то болезнь или простуда, нет! — восклицал старик, выпучивая глаза, тем больше нагоняя страху, — эта хворь не так проста, как тебе могло показаться! Она получена в ночи, а потому на ней непременно есть след полуночницы… и даже если её нет поблизости, так это не значит, что тебе повезло… вот со мной, тебе явно повезло, уж я-то знаю толк во врачевание! — старик поднял указательный палец, и замолчал, всем своим видом давая понять, как это необычно и важно. — Так ты врач? — спросил Стенсер, подумав, что домовой ждёт от него вопроса. — Тьфу, твои врачи да дохтара! — ругнулся старик, отмахиваясь от слов молодого мужчины, как от мухи. — Ничего они не смыслят, слышишь? Ни-че-го! Это, быть может там, в городе, они хоть чаго-то, да понимают, но тут… грош им всем цена! Стенсер кивнул, посчитав, что не стоит пока ни о чём спрашивать, сообразил, что старик и сам не плохо и без его помощи сможет говорить. — Так что я хотел? — спросил домовой и почесал затылок. «Неужели ему это как-то поможет вспомнить? — подумал молодой мужчина. — Наверное, нужно подска…» Но, старик опередил его, вспомнив: — Точно, та хворь! — воскликнул домовой, радостно заулыбавшись. «Да ну ладно! — мысленно воскликнул Стенсер. — Оно что, так работает?» — Если её, эту полуночную заразу сразу не извести, то она, как какой-нибудь жучок, начнёт тебя, подобно дереву грызть. «Это он меня сейчас деревом назвал? — подумал молодой мужчина. — Или сразу бесчувственным, ничего не соображающим чурбаном?» — Понимаешь? — говорил домовой. — Эта хворь неустанно, денно и ночно съедала бы тебя. И что бы ты ни делал, к какому бы своему дохтору не побежал, а всё равно, это бы тебе нисколички не помогло! — старик расплылся в улыбке, а после, как будто бы объясняя что-то совсем уж маленькому и глупому ребёнку, продолжил. — Травы нужно знать! Травы, в них вся сила и жизнь, понимаешь? Старик явно заговорил о том, что ему было близко. Говорил с интересом и упоением, улыбался и, даже глаза его стали блестеть в тихом сумраке дома. — Муравушка и мать, и защитница, и спасительница всякой малой твари. Но и о нас не забывает, — как самым любимым своим детям помогает. Взять хотя бы зверобой, — домовой поглядел на Стенсера, — ты знаешь такую траву?