— Что ты о нём знаешь? Старик почесал бородищу, а после, пожав плечами, начал: — Странный он… просто так людей топит. — Как это, просто так? — Ну, скажем, не пришёлся ты ему чем-то? Тогда жди, что если подойдёшь к воде — утащит в реку и утопит. «А сразу предупредить не мог? — думал Стенсер. — Он что, смерти моей хочет?» — Однако к тем, кто ему по сердцу пришёлся, может не трогать, не вредить, но и даже помогать. — Как это помогать? — решил уточнить человек, между тем вспоминая, что, — «ему ведь нужны… как он говорил? Послушные и почитающие его… слуги? Так разве станет он просто так себя лишать верных и почитающих его… рыб?» — Да не знаю я как, только без рыбы от него редко уходил прежний его любимчик. «Прежний любимчик? Он что-то знает о других?» — Что можешь о том, любимчике, сказать? — Да ничего не могу… пропал давным-давно… даже упомнить не могу, как давно. Стенсер вздохнул. Он уж понадеялся, что сможет чего-то приличного разузнать, но ошибся. И всё же не бросил попыток понять происходящее и докопаться до правды: — Можешь ещё чего о речнике сказать? — Да что тут скажешь? Своенравный он. Может сделать всё, что угодно. Ничего-то для него не имеет значения и негласные правила для него — пустой звук. — Хорошо, значит, буду с ним осторожнее… — сказал человек, но домовой перебил. — Да будь хоть трижды осторожен, если он захочет, то только подойди к реке — утопит! И не спросит, что да для чего… всё-то ему законы не писаны. «Законы… негласные правила… нужно попробовать разузнать!» — решил Стенсер. — Будимир, а что это за правила и законы? — Так, — махнул он рукой, словно это сущий пустяк, — устои духов. Тебе, человеку, это знать не нужно. «Что? — только и смог подумать Стенсер, а после, не сразу, начал разбираться. — То есть, он считает себя не человеком… но кем тогда? Духом? Да и что за духи такие? Что это значит?» Задаваясь всё новыми и новыми вопросами, в какой-то момент человек спросил: — Ты хочешь сказать, что ты не человек? — Что? Нет, нет конечно! Стенсер окончательно потерял под ногами почву. И далеко не сразу смог сказать: — Можешь мне подробнее рассказать о духах, о себе и правилах духов? — Какие разговоры? Ужин готов. Бери ложку, тарелку и айда есть! Стенсер попытался вернуться к разговору за едой, но старик, с набитым ртом, пробубнил: — Не говори за едой, к худу это! А после ужина отмахнулся словами: — После еды не худо и поспать, особенно ночью. И только засыпая, мужчина понял, что старик старательно избегал важного разговора. Сомневался, сначала, но после, раз за разом восстанавливая в памяти разговор, и понимая, что его обдурили, сказал себе: «Стенсер, ты идиот!» 14 Стенсер был молод, горяч и… по меньшей мере, неосмотрителен. Домовой велел ему не ходить в лес, говорил, что это опасно, но куда уж там! Пары дней, когда мужчина лазил по старым домам, в поисках дров, да ломания старых заборчиков с головой хватило, чтобы мужчина пресытился таким делом, — слишком нудно и трудоёмко. А гнилые и трухлявые доски заборчиков прогорали, почти что, как бумага, да и тепла от них было совсем уж мало. Так и получилось, что Стенсер, тайком от старика, ранним утром ушёл в лес. С собой он прихватил топорик и крепкую, плетёную верёвку. Он не знал, ни на практике, ни в теории, как нужно связывать хворост, но всё же догадался, что просто в охапке таскать валежник, — не самая лучшая затея. Мужчина даже не позавтракал, думая, что скоро вернётся домой. Он не представлял, каких сложностей собирался себе нажить. Нет, он даже не задумывался, что поход в лес, — дело не из простых, особенно, если лес не знакомый. Для него утро начиналось мягкой прохладой, лёгким паром изо рта и почти осевшим на высокой траве туманом. Он был в каком-то весёлом расположение духа. Его влекло в неизвестность. Мечтательность и авантюризм ещё живо отзывались в его сердце, — он нисколько не сомневался, что всё окончиться хорошо. Улыбался, смело шагал в сторону леса, и думать не думал, что что-то может случиться не так, как ему это представлялось. Он твёрдо был убеждён, что это будет лёгкая и увеселительная прогулка. Стенсер думал, что дорога до леса окажется лёгкой и быстрой, но получилось иначе. Он хорошо видел, куда ему было нужно, не петлял, но всё же путь оказался значительно более протяжённым, чем он предполагал. Да и подъём на склон, на котором и раскинулось предлесье, переходившее в лес, порядочно его утомило. Вроде бы, у него были все причины усомниться в своей затее, задуматься, что впереди его ждёт значительно больше сложностей, но… куда там! Он был молод и не желал считаться с разумностью. К тому же, стоя среди сосново-берёзового молодняка, мужчина обернулся и… увидел рассвет. Простой рассвет смог произвести невероятнейшее явление, — он до того восхитился, что затаив дыхание, глядел, как свет заливал и деревню, и близкое, не много в стороне, поле. Он глядел вдаль и не верил глазам, как именно утреннее солнце преобразило уже видимые края. Да и само небо было, вокруг солнца, каким-то рыжеватым. Вполне обычное утро, которое, впрочем, его вдохновило и, казалось, смыло без следа, своей красотой, всякую усталость. Стенсер ещё какое-то время простоял там, у самого леса. Солнце уже приподнялось над горизонтом, а воздух начал прогреваться. Тогда он и шагнул в лес, который, к очередному удивлению, стал прибежищем для мягкого сумрака. И чем дальше он уходил вглубь, больше просто из любопытства, чем ища валежник, тем мрачнее становилось окружение. Он не понимал, что именно авантюризм и тяга к новым открытиям его влекла всё дальше и дальше. Ему хотелось увидеть как можно больше, а страху, беспокойству или сомнениям в его уме не находилось места. Он проходил мимо упавшего и явно сухого соснового молодняка. Вертел головой, пытаясь всё увидеть и запомнить. Вглядывался во мрак и разглядывал мох, покрывавший стволы деревьев. С некоторым удовольствием, как ребёнок, шагал пружинящим шагом по многолетней хвойной подушке. Лес для Стенсера стал целым открытием. Он останавливался перед соснами-исполинами, которые пострадали от удара молнии, — обгоревшие и засохшие деревья внушали благоговейный страх и преклонение перед могуществом природы и её устройства. Мужчина вглядывался в рассеянный свет, который, пробиваясь местами, спускался от крон как будто бы материальными дорожками. Несколько раз, подходя к ним, он пытался их схватить, заранее зная, что из этого ничего не выйдет. После неудачи не печалился, а смотрел на свет сквозь растопыренные пальцы. Лес, с его многочисленными особенностями, стал кладезем открытий. Стенсер ещё много бродил, просто так, прогуливаясь в своё удовольствие. Но разве может что-то длиться вечно? В какой-то момент он ощутил лёгкую жажду, а после и живот заурчал. Мужчина совсем немного ещё походил по лесу, — вспомнил, зачем изначально пришёл. И, оглядевшись кругом, представив, как далеко ему возвращаться, решил, что лучше не стоит сразу собирать валежник, — посчитал, что лучше поближе к выходу из леса его собрать. Совершенно не о чём не думая, он развернулся, да зашагал назад, той же едва различимой тропой, которой и пришёл. Стенсер был убеждён, что точно знает путь назад, — закрывая глаза, он целиком воссоздавал путь, который пришёл. Мужчина помнил ориентиры в виде буреломов, расщеплённых и обгоревших деревьев, да и многих других, но ни одного так и не мог найти. Чувствуя лёгкую тревогу, отмахивался от неё. Старался идти быстрее, перебирая в голове мысли о том, как должен был возвращаться назад. Выстраивал вновь и вновь путь, который проделал от деревни, только это ему нисколько не помогала. Приходя в тихий ужас, Стенсер обратил внимание на едва различимые следы, — его следы. Он инстинктивно чувствовал некоторую неправильность, — но это не особо пугало. По-настоящему его проняло, когда он, посмотрев под ноги, смог различить свои, множественные следы, — он не просто заблудился, а уже не один раз прошёлся в одном и том же месте. 15 Стенсер, выбившись из сил, сидел под деревом, прислонившись к нему спиной. Ноги он вытянул перед собой и глядел вглубь леса. Рядом была тропа, которую он исходил вдоль и поперёк, которую выучил наизусть. Мужчина, оказавшись в совсем безнадёжном положении, не отчаивался. Он обдумывал то, что случилось. Внимательнейшим образом вспоминал, как сойдя с тропы и углубляясь в глушь, оказывался там же, откуда уходил. Стенсер ещё мог понять, что, идя по едва различимой тропе, он мог ходить кругами, — что, собственно, и случилось. Но, когда сходишь с тропы и идёшь, не сворачивая, в одном направление, а после, совсем неожиданно возвращаешься к тому месту, откуда уходил… Это внушало здравые опасения и беспокойства. «Разве так может быть? — злясь, думал мужчина. — Что же это за странный лес такой?» И всё же, как бы не было это безнадёжным, немного отдохнув, Стенсер поднимался на ноги и топал, пытаясь вырваться из лап леса. Не отчаивался, боролся и пытался найти путь назад, в деревню. Изнемогая от жажды, страдая от голода, ни один раз принимался мысленно себя костерить, но… сам же себя и обрывал, думая: «На это я трачу силы? На это я трачу время?» — этих мыслей ему хватало, чтобы перестать растрачивать возможности. Он тщательно обдумывал происходящее и уже догадывался, что что-то не так. Что не он оплошал, что не просто заблудился, но кто-то ему в этом помог. Стенсер пытался сообразить, кто бы это мог быть и как от подобного наваждения избавиться. Только он ничего не знал ни о лесных духах, ни о том, как их от себя можно попытаться отогнать. Делал единственное, что мог, — шагал. Спустя какое-то время, Стенсер заметил, как зашевелился мох, покрывавший пень рядом с дорогой. Он, остановившись, вгляделся. Больше мужчина не увидел ни малейшего шевеления, но, твёрдо знал, что там точно что-то есть. Ещё больше в этом он убедился, когда услышал тихий-тихий голос. — Чего зыркаешь? Скучный ты, проваливай! Стенсер шагнул в сторону пня, но, подойти не решился. Мало того, что мох зашевелился, так ещё и голос предостерегающе сказал: — Проваливай, пока разрешаю! — голос был низким, басовитым.