Собираясь взять пальто со стула, она вдруг увидела знакомую рыжеватую копну волос, обладатель которой целенаправленно двигался в ее сторону сквозь толпу. – Привет! Как я рад, что ты еще здесь. Прости, что опоздал. Белые зубы сверкнули в слащавой самодовольной улыбке. Адъютант притянул ее к себе, чтобы поцеловать в обе щеки – за это никто на тебя косо не посмотрит, если ты достаточно уверен в себе. Рози почувствовала, как в ее крови смешался коктейль из новых химических веществ. Он заметил пустой бокал за соседним столиком и решил, что это ее. – Хочешь еще? Рози была только за. Глава 36 В выходные в Виндзор решили не ехать. Вместо этого в субботу вечером королевская семья почти в полном составе отправилась в Альберт-холл на Фестиваль Поминовения[66]. Королеву с Филипом сопровождали все дети, кузены и Уильям с Кэтрин. Не хватало только Гарри, у которого нашлись дела поважнее. Таблоиды были одержимы обсуждением причин, по которым его новая подруга не явилась на матч по регби. Все как всегда: делай – не делай, пресса все равно выскажет свое мнение. На мероприятии в Альберт-холле, как всегда, царила веселая атмосфера. Несмотря на то что в этом году отмечали столетие битвы на Сомме и двадцать пять лет со дня первой войны в Персидском заливе. На вечере исполнили замечательную, очень трогательную композицию, посвященную летчицам из Управления вспомогательного воздушного транспорта[67], которые во время войны перегоняли на базы истребители “спитфайры”. Круглый зал был под завязку заполнен военнослужащими в форме и ветеранами, которые подпевали с присущим солдатам задором. Королева подумала, что праздновать в окружении живых очень приятно. Завтрашний день будет посвящен мертвым. Воскресное утро выдалось тусклым и пасмурным, влажный холод пронизывал до костей. Ее матушка называла такую погоду только по‑шотландски, ведь кто как не шотландцы знают толк в слякоти. Как бы то ни было, солнце едва взошло, а королева уже возглавляла процессию, шедшую возложить маковые венки к Кенотафу[68] в честь Дня Поминовения, в окружении молчаливой толпы. В этот момент она чувствовала гордость, смешанную с грустью, потому что они с сэром Саймоном как раз обсуждали, что, скорее всего, она лично выполняет эту ответственную задачу в последний раз. Такое дело можно спокойно доверить Чарльзу, а то пожилому монарху еще не хватало сломать бедро, спускаясь спиной с многоуровневой каменной платформы, залитой ноябрьским дождем. Королева была согласна с таким ходом мыслей, однако сердцем ей всегда хотелось показывать пример, отдавая дань уважения, как она делала сейчас. На балконе здания министерства иностранных дел, с которого открывался вид на мемориал, стояли Камилла, Кэтрин и Софи, одетые в черное. Для них, как и для подавляющего большинства зрителей, наблюдавших за церемонией по телевизору или выстроившихся вдоль улицы – и для тех, кто, возможно, никак в этом не участвовал, – все эти войны и жертвы, о которых вспоминали сегодня, были далеким прошлым или сюжетом из исторических фильмов. Но у королевы и тех, кто шел с ней по улице Уайтхолл, перед глазами всплывали яркие, живые воспоминания. И хотя лично ей опасность не грозила, она потеряла любимых мужчин: друзей, дядьев и, в конце концов, отца, которого курение и постоянный стресс во время войны свели в могилу раньше срока. Она оплакивала жен и подруг, сыновей и дочерей, а теперь еще и мужей и партнеров тех, кто погиб в недавних войнах. Она всегда помнила, что каждый солдат отдал жизнь на службе ее отцу, а потом и ей самой. Никто из них не должен быть забыт. И зная, как их много, почти невозможно сдержать слезы. Скорбное настроение не покидало королеву после обеда, когда все разъехались и во дворце снова воцарилась тишина. Она как раз шла переодеть черное платье, когда ее нагнал личный секретарь. – Мэм, я хотел сообщить вам кое‑что о туннеле, – сказал сэр Саймон. – Сэр Джеймс упомянул, что герцог распорядился их проверить. Также он просил вам передать, что охрана спустилась вниз, чтобы все осмотреть, но вход в туннель был закрыт на огромный ржавый навесной замок. Без болтореза дверь никак не открыть. Так что за проверку безопасности можно не беспокоиться. – Какое облегчение, не правда ли? – сказала королева и вопрошающе посмотрела на бумажную папку, зажатую у него под мышкой. – Это последний отчет старшего инспектора, – объяснил сэр Саймон. – Мне показалось, что вы захотите ознакомиться с ним чуть позже. Если не возражаете, я положу его вам на стол… – Спасибо, я возьму его прямо сейчас. – Сегодняшняя записка лежит сверху, мэм, – сказал он, наслаждаясь своей предусмотрительностью. – Предупреждаю вас, что это крайне удручающее чтение. – Неужели? Вы уже с ним ознакомились? – Бегло просмотрел, чтобы быть в курсе дела. Помощник Стронга раздобыл дополнительную информацию о прошлом миссис Харрис. Похоже, она всегда была человеком с тяжелым характером, часто попадала в неприятности и принимала неверные решения. У нее был трудный старт в жизни, возможно, этим многое объясняется. Старший инспектор считает, что она сама могла писать себе записки. Вы знали об этом? – Догадывалась. – Честно говоря, мне сложно такое представить, но инспектор приводит веские доводы. Они есть в отчете. Если пожелаете, я могу их вам вкратце пересказать. – Спасибо, Саймон, не нужно. Я сама прочитаю. Когда личный секретарь ушел, королева позволила себе разочарованно вздохнуть. У Рози был выходной, и сэр Саймон пытался ей помочь. Он никогда не стал бы таким замечательным, не относись он критически ко всему, что считал важным. В нем она узнала своего собрата по духу, но ей не нравилось, что он роется в бумагах Рози. Королева поднялась в свои покои, чтобы переодеться, но не заметила, как зачиталась отчетом в бумажной папке, которую положила на туалетный столик. Она так долго его ждала. Обнаруженные сержантом Хайгейтом факты, безусловно, были печальные, учитывая то, что в итоге произошло с миссис Харрис. Когда Синтии Баттерфилд было три года, ее отец ушел из семьи к другой женщине. Второй брак ее матери, в котором, возможно, имело место насилие, был несчастливым и закончился разводом. После него женщина стала жить в затворничестве. Преодолев трудности, через которые ей пришлось пройти в детстве, юная Синтия уехала из Брайтона в Эдинбург, затем в Лондон, чтобы изучать историю искусств, а потом начала довольно успешную карьеру. Сэр Саймон упомянул “неверные решения”. В отчете говорится, что на Синтию обратили пристальное внимание летом 1986 года, когда она работала куратором. В ее личном деле об этом почти не говорится, однако, похоже, ее обвинили в том, что она совершает “элементарные ошибки”. Тем же летом она перевелась из Королевской коллекции в отдел обустройства. Эту работу ей предложил Сидни Смерк, ее руководитель, который, как теперь известно, периодически выпивал и вел себя агрессивно. На тот момент она стала единственной женщиной в “чисто мужском” отделе, а потом перешла в хозяйственную службу. Из всего этого сэр Саймон сделал вывод, что у нее “тяжелый характер”, но королева обратила внимание на дату. В том же году обнаружили картины Джентилески. Она с легкостью представила себе ситуацию, в которой Шолто Харви не захотел, чтобы увлеченная своей работой помощница заглядывала ему через плечо. По всей видимости, именно он указал на ее “элементарные ошибки”. “Может быть, Синтия все делала правильно? – вопрошала королева. – Просто на нее пожаловался энергичный и всеми уважаемый старший сотрудник? Кто бы ей поверил, если бы она заявила о своей невиновности?” Все дело в том, что в тех ситуациях, где сэр Саймон видел “тяжелый характер” и “неприятности”, королева обнаружила силу и упорство перед лицом несправедливости. Также сержант-детектив Хайгейт пообщался с человеком, которому Синтия Харрис передала по завещанию все личное имущество. Эта женщина – Хелен Фишер – рассказала все, что ей было известно, о соседке по комнате, которая стала ее подругой на всю жизнь. Только-только переехавшая в Лондон Синтия была уверена в себе и шикарно выглядела. В те годы ее кумиром стала Луиза Брукс, темноволосая кинозвезда эпохи джаза[69]. Синтия обожала путешествовать и питала невероятную страсть к шедеврам мирового искусства. Но она не реализовала свой потенциал, и в конце концов все ее надежды рухнули. Даже из короткого пересказа в отчете было ясно, что этих двух женщин связывала крепкая дружба. Королева подумала, что надо будет не забыть попросить леди Кэролайн написать мисс Фишер письмо с соболезнованиями. Ей говорили, что у миссис Харрис не было близких родственников, но это вовсе не означает, что никто ее не оплакивает. Хотя казалось, что во дворце таких людей точно нет. Королева встала из‑за туалетного столика. Все в том же черном платье и на каблуках, в компании Уиллоу и дорги, она спустилась по маленькой лестнице на первый этаж Северного крыла, где находился коридор, ведущий к северо-западному павильону с бассейном. Лакей, охранявший вход, явно не ожидал ее увидеть, но умело скрыл свое удивление. Вдруг осознав, что она забыла код для открытия двери, королева обрадовалась, что было кому прийти ей на помощь. Вот Филип часто плавает, он наверняка помнит код наизусть. – Ваше Величество, – сказал лакей с легким поклоном и пропустил ее внутрь, но первыми в бассейн забежали собаки. За высокими панорамными окнами в георгианском стиле виднелось темное небо – насколько может быть темным залитый жутковатым оранжевым светом уличных фонарей центр Лондона. Сам павильон был наполнен атмосферным светом прожекторов, висевших прямо под потолком, и повсюду сверкали волнистые блики от лампочек на бортиках бассейна. Довольные собаки разбрелись по покрытому плиткой полу, но королева не отпускала их далеко от себя. Их беспечное любопытство казалось ей неуместным. Должно быть, именно здесь, между дверью в раздевалку и пологим входом в воду, всю ночь пролежал труп. “Массивная кровопотеря”. В памяти всплыли слова из самого первого полицейского отчета. Кровь вытекла из тела: этого достаточно для наступления смерти. Адъютант сказал – потому что ей пришло в голову спросить, – что человек умирает при потере от половины до двух третей крови. Солдатам такие вещи известны. В каком‑то смысле радует, что люди могут выживать, даже если по их сосудам течет лишь половина от нормального объема. Но Синтии Харрис не повезло. Стоя среди пульсирующих бликов, слыша гудение фильтра и плеск еле заметных волн, королева задумалась о том, что последнее, что видела и слышала Синтия перед тем, как потерять сознание. Она остро ощущала незримое присутствие горничной – вернее, ее отсутствие. Быстрой чередой в голове пронеслись воспоминания: взмах шикарных, подстриженных под каре волос, когда‑то почти черных, а теперь выцветших до практически белоснежных; любая комната, к которой она прикладывала свою руку, была идеально убрана и гармонично обставлена – никто другой не мог добиться такого же совершенства; искренняя радость на лице – теперь более чем понятная, – когда по ее совету картину переставили в другую раму и они вместе стояли перед ней в гостевой комнате, наслаждаясь новым впечатлением. Королева преисполнилась состраданием к этой женщине. Тверже, чем когда-либо, она убедилась, что видение сэра Саймона в корне отличалось от ее. Дело не в “тяжелом характере”, а… Как же это называется? Подходящее выражение вертелось на языке, но вспомнить его никак не получалось. – Как говорят, когда работодатель делает твое пребывание на работе таким невыносимым, что ты хочешь уйти? – спросила королева лакея. Он на мгновение задумался. – Конструктивное увольнение, мэм. – Точно! Спасибо. За долгие годы ее правления бывали времена, когда пресса, казалось, пыталась провернуть с ней то же самое. Вот только одно дело королева, и совсем другое – куратор. Почему бы не устроиться куратором в другое место? Женщина, которую описала мисс Фишер, была без ума от своей работы. Королева снова посмотрела на то место, где обнаружили тело. Вместо озлобленной старухи она увидела выпускницу университета, оставшуюся без поддержки семьи, которая обожала звезд немого кино и мечтала попасть в мир высокого искусства. Она представила, как над ней нависает тень ее начальника, Шолто. Королева по личному опыту знала, каким обаятельным он может быть. У него не возникло бы трудностей с тем, чтобы помешать Синтии получить должность в другом престижном месте. В лондонском сообществе творческих людей, где все друг друга знали, одного слова заместителя хранителя королевских картин хватило бы, чтобы построить или разрушить карьеру молодого специалиста. Почему он захотел ее разрушить? Если Шолто Харви всего лишь хотел убрать Синтию с дороги, чтобы она не мешала ему изготовить поддельные копии портретов Джентилески и вывезти четыре оригинальных картины из здания, то он явно перегнул палку. Королева все больше убеждалась в том, что Шолто просто свернул их, как ковер, и вывез из Сент-Джеймсского дворца прямо у всех под носом – да, именно так он и сделал. Ей не давала покоя мысль о том, почему он так поступил со своей помощницей. Она никак не могла разглядеть в нем злого и мстительного человека. К тому же преступника. И все же Дэниел Блейк, юный консерватор, которого он нанял, погиб. Хотя королеве не в чем было упрекнуть Шолто – и красноречивые рассказы о да Винчи тут ни при чем. Вместе с собаками она прошла вдоль края бассейна прямо к тому месту, где упала миссис Харрис. Не обращая внимания на протестующее колено, королева наклонилась, чтобы осмотреть стыки между плитками. Не сказать, что они были как новенькие после стольких‑то лет без ремонта, но разглядеть вполне определенные пятна не представлялось возможным. Королева предположила, что горничные усердно натерли их отбеливателем. И все же, здесь истекла кровью женщина, в полном одиночестве. Королева помолилась за нее, в глубине души надеясь, что она быстро потеряла сознание и не успела испугаться. Ей снова показалось, как над этим местом витает тень Шолто Харви. Все ниточки вели к нему. Каждая зацепка подтверждала теорию королевы – но все же, он ее не убивал. Его здесь не было. Его не было даже в стране. Лучше алиби не найдешь. Ответы наверняка кроются в банде браковщиков, деятельность которой, как ясно дала понять Рози, все еще продолжалась. Кто бы мог подумать, что обертка от шоколадного батончика станет убедительным доказательством темных делишек, творящихся под землей? Фантик теперь хранился в запечатанном конверте (во всяком случае, королева надеялась, что он запечатан) у Рози в ящике стола – вдруг пригодится. Тем не менее никаких явных улик, свидетельствующих о том, что в туннелях кто‑то хозяйничал, не было. Как и предполагала королева, они быстро замели все следы, даже отходящую дверную петлю починили. Так что без однозначных подтверждений им нельзя было ничего предъявить. Но был и еще один вопрос, который до сих пор оставался без ответа: кому предъявлять? Королева пыталась вычислить участников банды. Если в ближайшее время не получится ничего найти, придется обратиться в соответствующие инстанции. “Они думают, это несчастный случай”, – сказала сама себе королева, наблюдая за световой рябью под ногами. Но ее первоначальная догадка все еще оставалась в силе: даже если Синтия и умерла в одиночестве, причиной кровопотери было не падение на осколки стекла. Глава 37