– Я не утверждаю, что произошло именно это – но так вполне могло случиться. Ну что ж, оставим пока и это под вопросом. Вернемся к беседе между миссис Кавендиш и ее свекровью, которую вам удалось частично подслушать. – Я о ней совсем забыл, – задумчиво сказал я. – Для меня это вообще непостижимо – неужели миссис Кавендиш, воплощение гордости и хладнокровия, позволила себе вмешаться в дело, которое совершенно ее не касалось? – Вот именно. Невероятный поступок для такой респектабельной особы. – Загадочная история, – согласился я. – Тем не менее, она не имеет отношения к делу и не стоит нашего внимания. Пуаро издал страдальческий стон. – Сколько раз вам повторять! Все, абсолютно все следует принимать во внимание! Если факт не соответствует вашей гипотезе – к дьяволу эту гипотезу. – Ладно, посмотрим, кто прав, – сказал я раздраженно. – Вот именно, посмотрим. Мы уже дошли до коттеджа «Околица», и Пуаро повел меня наверх в свою комнату. Там он угостил меня русской папироской, из тех, что порой покуривал сам. Забавно было наблюдать, как методично он складывает использованные спички в маленькую фарфоровую пепельницу. Мое недавнее раздражение схлынуло, как не бывало. Пуаро поставил два кресла перед открытым окном, мы сидели и курили, любуясь видом на деревенскую улицу. В воздухе веяло теплом и негой. День обещал быть жарким. Внезапно мое внимание привлек худосочный молодой человек, который что было духу несся по улице. Сразу бросалось в глаза необычное выражение его лица – смесь возбуждения и ужаса. – Поглядите-ка, Пуаро! – кивнул я. Он наклонился вперед. – Вот это да! Это же мистер Мейс из аптеки. Он идет сюда. Молодой человек остановился перед коттеджем «Околица» и, поколебавшись всего мгновение, забарабанил в дверь. – Минуточку! – крикнул Пуаро из окна. – Я уже спускаюсь. Жестом велев мне следовать за ним, он сбежал по лестнице и открыл входную дверь. Мистер Мейс начал свою речь с порога. – Мистер Пуаро, умоляю, простите, что я вас побеспокоил, говорят, вы только что вернулись из усадьбы? – Так и есть. Молодой человек облизал губы, пересохшие не то от волнения, не то от любопытства. Лицо его подергивалось. – По всей деревне судачат о внезапной смерти старой миссис Инглторп. Ходят слухи, – он благоговейно понизил голос, – будто ее отравили. Это правда? Пуаро даже глазом не моргнул. – Только врачи вправе делать подобные заявления, мистер Мейс. – Да-да, разумеется…. Конечно… – Казалось, молодой человек уже не в силах сдерживаться. Он схватил Пуаро за руку и лихорадочно зашептал: – Вы только скажите, мистер Пуаро, это же не стрихнин? Пуаро уклончиво пробормотал что-то, но вряд ли юный мистер Мейс почерпнул из этого ответа необходимые сведения. Закрыв за ним дверь, Пуаро повернулся и, встретившись со мной взглядом, мрачно кивнул. – Да, вот именно. Ему будет что рассказать на дознании. Мы снова медленно поднялись в его комнату. Я уже открыл рот, чтобы начать задавать вопросы, но Пуаро упреждающим жестом остановил меня. – Не сейчас, не сейчас, мон ами. Мне требуется время на размышление. Мой разум в каком-то беспорядке, что довольно нехорошо. Он просидел минут десять молча и совершенно неподвижно, если не считать нескольких выразительных движений бровями, а глаза его тем временем становились все зеленее. Наконец маленький сыщик встрепенулся и глубоко вздохнул. – Что ж, тяжелый момент позади. Теперь все обдумано, систематизировано и классифицировано. Никогда нельзя допускать путаницы. Конечно, это дело пока далеко от завершения. Ибо оно – одно из самых сложных. Оно поставило меня в тупик. Меня! Эркюля Пуаро! Но главное, что мы располагаем двумя чрезвычайно важными фактами. – И что же это за факты? – Во-первых, вчерашняя погода. Это очень важно. – Но вчера день выдался отличный, – запротестовал я. – Пуаро, вы просто морочите мне голову! – Ни в малейшей степени. Термометр показывал плюс двадцать семь градусов в тени. Не забывайте об этом, мой друг. Это ключ к разгадке! – Хорошо, а второй факт? – То, что мсье Инглторп весьма странно одевается, что у него черная борода и он носит пенсне. – Пуаро, вы же это не серьезно? – Абсолютно серьезно, мой друг. – Но это же не факты, а какая-то чепуха! – Напротив, это очень важно. – А если присяжные на дознании предъявят Альфреду Инглторпу обвинение в умышленном убийстве, что будет с вашими теориями? – Они не станут менее верными от того, что двенадцать ослов совершили ошибку. Но ничего подобного не произойдет. Во-первых, вряд ли сельские присяжные рискнут взять на себя ответственность за подобное обвинение, тем более, мистер Инглторп фактически находится в положении местного сквайра. А кроме того, – с безмятежным видом добавил он, – я этого не допущу. – Вы не допустите? – Вот именно. Я смотрел на этого удивительного человека со смешанным чувством раздражения и восхищения. Он выглядел чертовски самоуверенно. Словно прочитав мои мысли, маленький бельгиец ласково кивнул. – О да, мон ами, я не позволю им вынести такой вердикт. – Он встал и положил руку мне на плечо. Выражение его лица резко изменилось, на глазах выступили слезы. – Видите ли, я не могу забыть о бедной, погибшей миссис Инглторп. Она была неспособна вызвать к себе любовь – о нет! Но она проявила большую доброту к нам, бельгийцам, и я в долгу перед ней. – Я сделал попытку запротестовать, но Пуаро еще не закончил. – Нет-нет, Гастингс, позвольте мне договорить. Я хочу сказать вам вот что. Тень миссис Инглторп явится ко мне для возмездия, если я допущу, чтобы ее супруга Альфреда Инглторпа арестовали сейчас, когда одно мое слово может его спасти! Глава 6 Дознание Накануне дознания Пуаро развил невероятную деятельность. Он дважды посетил мистера Уэллса для доверительного разговора и исходил пешком всю округу. Мне было немного обидно, что все эти прогулки он предпринимает без меня, в особенности потому, что я понятия не имел, в каком направлении движется его расследование. Я решил, что оно непременно должно привести маленького детектива на ферму Райкса. Наведавшись в коттедж «Околица» вечером в среду и не застав Пуаро дома, я отправился прямиком туда через поля. По пути мне встретился старый поселянин, который глянул на меня с плутоватым прищуром: – Вы, видать, из усадьбы, а? – Верно. Я ищу своего приятеля, который мог пройти этой дорогой. – Потешный такой коротышка, да? Трещит, руками машет, что твоя мельница? Он, кажись, из бельгийцев, которых поселили в деревне? – Да-да, это он. Значит, вы его видели? – Бывать-то он здесь бывал. И не раз. Приятель ваш, вон как! Да, разлетались вокруг господинчики из усадьбы, чисто у нас тут медом намазано! И он двусмысленно ухмыльнулся. – Значит, джентльмены из усадьбы часто бывают на ферме? – небрежным тоном уточнил я. Старикашка подмигнул мне еще более многозначительно. – Уж один-то отсюда прям не вылезает, мистер. Но имен называть мы не будем. Уж больно он щедрый господин, если вы меня понимаете. Ох, премного благодарен, сэр, дай вам бог здоровья! Я решительно зашагал дальше. Так, значит, Эвелин Говард была права! При мысли о щедрости Альфреда Инглторпа за счет жены, которую он бессовестно обманывал, меня передернуло от омерзения. Что же толкнуло его к преступлению – пикантное личико миссис Райкс или жажда денег? Вероятно, похоть и алчность в равной степени стали мотивами убийства. Примечательно, что Пуаро в последнее время был одержим установлением точного времени ссоры Инглторпа с женой. Он неоднократно утверждал, что Доркас ошибается, называя четыре часа пополудни, и всячески пытался заставить ее признать, что ссора могла произойти и в четыре тридцать. Но Доркас была непоколебима, как скала. Между временем, когда она услышала голоса, и пятью часами, когда она отнесла чай своей хозяйке, прошло никак не меньше часа – и ничто не могло ее в этом разубедить. Дознание проходило в пятницу в деревне, в «Руках Столпника». Ни меня, ни Пуаро не было в списке лиц, вызванных для дачи показаний, так что мы довольствовались ролью зрителей, сидя рядышком.