– «Покончено»? В каком смысле? Он умер? – Да нет, взяли его энти… дютюктивы. У меня перехватило дыхание. – Хотите сказать, его арестовали? – А то как же, и вот что я вам… Но я не стал слушать и опрометью бросился на поиски Пуаро. Глава 10 Арест К моему крайнему неудовольствию, маленького детектива не оказалось дома. По мнению старика бельгийца, открывшего на мой стук, Пуаро уехал в Лондон. Я был обескуражен этим известием. Что ему делать в Лондоне? Укатил ли он по велению внезапного импульса, или расставаясь со мной несколькими часами ранее он уже принял решение отправиться туда? Испытывая вполне объяснимое раздражение, я вернулся в Стайлз. Теперь, в отсутствие Пуаро, я не знал, как же мне быть. Предвидел ли мой друг арест доктора Бауэрштейна? А может быть, он даже ему способствовал? Не зная ответов на эти вопросы, я не мог решить, следует ли рассказывать обитателям Стайлза о том, что узнал в деревне. Даже самому себе я боялся признаться, что больше всего страшусь реакции Мэри Кавендиш. А вдруг это станет для нее ударом? Подозрение, что она – сообщница доктора, я к этому времени уже отбросил. Не могла она быть замешана в преступлении и никак себя не выдать – уж меня-то ей было не провести. Конечно, долго скрывать от нее арест Бауэрштейна не удастся – завтра газеты обо всем растрезвонят. И все же мне не хотелось быть гонцом, несущим горькую весть. Если бы только я мог посоветоваться с Пуаро! Ну, в самом деле – с чего он так неожиданно сорвался в Лондон? Но даже вопреки своей воле я безмерно восхищался проницательностью моего друга. Да разве пришло бы мне в голову подозревать доктора, если бы Пуаро не навел меня на эту мысль? Нет, бельгийскому гению сыска определенно еще рано уходить на покой. Немного подумав, я решил доверить свою тайну Джону. И пусть он сам делает выбор, сообщать ли обо всем домочадцам. Услышав новости, Джон изумленно присвистнул. – Вот это номер! Ну, ваша взяла – а я, сказать по правде, не очень-то поверил вашей версии. – Что ж, она и впрямь выглядела дико – пока не поразмыслишь и не поймешь, что только так можно объяснить все факты. Давайте решать, что мы скажем остальным. Завтра об этом уже будут судачить на каждом углу. Джон задумался. – Нет, – сказал он наконец. – Пока что мы ничего никому не будем рассказывать. Да и зачем? Вы верно говорите – завтра они сами обо всем узнают. Велико же было мое изумление, когда, встав спозаранку, чтобы первым добраться до утренних газет, на их страницах я не обнаружил ни единого слова об аресте! Ставшая уже традиционной колонка «Дело об отравлении в Стайлзе» не сообщала, в сущности, ничего нового. Это было довольно загадочно, но я быстро нашел объяснение. Видимо, Джепп по каким-то своим соображениям наложил вето на публикацию сенсационной информации о поимке преступника. Я огорчился, ведь это означало возможность новых арестов. Я решил после завтрака прогуляться до деревни и проверить, не вернулся ли Пуаро, но стоило мне об этом подумать, как знакомое лицо возникло в проеме французского окна и знакомый голос произнес: – Бонжур, мон ами! – Пуаро! – Я с облегчением схватил его в охапку и потащил в комнату. – Никогда я так никому не радовался! Слушайте, я пока рассказал только Джону. Я правильно поступил? Пуаро озадаченно уставился на меня. – Друг мой, я не понимаю, о чем вы говорите. – Об аресте Бауэрштейна, конечно! – нетерпеливо воскликнул я. – Так его арестовали? – А вы что же, не знали об этом? – Не имел ни малейшего понятия. Подумав немного, Пуаро добавил: – Впрочем, я не удивлен. В конце концов от нас до побережья всего какие-то четыре мили. – До побережья? Но какое это имеет отношение к делу? Пуаро пожал плечами. – Разве это не очевидно? – Только не мне. Послушайте, может быть, я и полный тупица, но мне невдомек – какая связь между нашей близостью к морю и убийством миссис Инглторп? – Разумеется, тут нет никакой связи, – улыбаясь, ответил Пуаро. – Но если Бауэрштейна арестовали за убийство миссис Инглторп… – Что?! – изумленно вскричал Пуаро. – Доктора Бауэрштейна арестовали за убийство миссис Инглторп? – А я вам о чем говорю? – Не верю! Такого дурака они свалять не могли! Друг мой, кто вам сказал, что доктора Бауэрштейна подозревают в убийстве? – Никто, – сознался я. – Но тем не менее, он же арестован! – Конечно, его рано или поздно должны были задержать. Но за шпионаж, мон ами. – За шпионаж? – У меня перехватило дыхание. – Вот именно. – Не за то, что он отравил миссис Инглторп? – Нет, если только наш друг Джепп не сошел с ума, – невозмутимо ответил Пуаро. – Но… я думал, что вы тоже его подозреваете? Взгляд Пуаро выражал безграничную жалость к человеку, способному на такие абсурдные предположения. – То есть вы хотите сказать, – я все еще пытался свыкнуться с этой мыслью, – что доктор Бауэрштейн – шпион? – Неужели вам самому это никогда не приходило в голову, мой друг? – Ничего подобного я и представить себе не мог! – Вам не показалось странным, что знаменитый лондонский врач похоронил себя в такой глухой деревушке, где завел привычку ходить туда-сюда по ночам? Я был вынужден признаться, что никогда об этом не думал. – Он же все-таки немец, – задумчиво сказал Пуаро. – Хотя так долго практиковал в этой стране, что все привыкли считать его англичанином. Он натурализовался лет пятнадцать назад, или даже раньше. Очень умный человек – видимо, сказывается примесь еврейской крови. – Какой подлец! – вознегодовал я. – Ну почему же? Напротив, искренний патриот своей родины. Подумайте, на какой риск он шел! Нет, таким человеком нельзя не восхищаться. Но я не мог разделить философскую позицию Пуаро. – И миссис Кавендиш разгуливала по окрестностям с подобным типом! Вся деревня видела ее в его обществе! – Думаю, он извлекал немалую выгоду из этой дружбы, – заметил Пуаро. – Пока сплетники вовсю склоняли их имена, другие странные выходки доктора оставались незамеченными. – Значит, вы считаете, что он не испытывал к ней настоящих чувств? – спросил я чуть более заинтересованно, чем это было уместно в данных обстоятельствах. – Этого я, конечно, утверждать не могу, но… хотите, скажу кое-что по секрету, Гастингс? – Сделайте одолжение. – Так знайте: миссис Кавендиш нет дела и никогда не было дела до доктора Бауэрштейна! – Вы действительно так думаете? – Я не мог скрыть своей радости. – Абсолютно в этом уверен. И скажу вам, почему. – Я слушаю. – Да потому, мон ами, что Мэри Кавендиш испытывает подлинное, глубокое чувство совсем к другому человеку. Я охнул. Что он имел в виду? Неожиданно я испытал безотчетный прилив приятной теплоты. Я человек не тщеславный в отношении женщин, но невольно припомнил некоторые косвенные признаки – должно быть, в свое время я отнесся к ним слишком легкомысленно, а ведь они определенно указывали…