– Что вы такое говорите? – Официально я не имею к этому делу никакого отношения. И пока я не отыщу последнее звено в своей цепи, я должен оставаться за кулисами. А миссис Кавендиш пусть думает, что я работаю на ее мужа. – По-моему, это низость! – вознегодовал я. – Отнюдь. Мы имеем дело с исключительно умным и беспринципным противником, и должны использовать все средства, которые в наших силах, иначе он ускользнет из рук правосудия. Вот почему я старался держаться в тени. Расследование вел Джепп, и все лавры принадлежат ему. Ну, а если меня все-таки вызовут для дачи показаний, – он широко улыбнулся, – то, вероятно, в качестве свидетеля защиты. Я не мог поверить своим ушам. – Это вполне распространенная практика, – продолжал Пуаро. – Как ни странно, я могу дать показания, которые опровергнут одно утверждение обвинителей. – Которое из них? – То, что касается уничтоженного завещания. Джон Кавендиш здесь ни при чем. Пуаро оказался сущим пророком. Не стану вдаваться в подробности утомительной процедуры предварительного разбирательства в полиции – слишком уж это скучно. Скажу лишь, что Джон Кавендиш воспользовался своим правом хранить молчание и его дело было должным образом передано в Центральный уголовный суд. Сентябрь все мы провели в Лондоне. Мэри арендовала особняк в Кенсингтоне, фешенебельном районе на юго-западе. Пуаро был частым гостем в ее доме. Сам я получил работу в министерстве обороны, так что виделся с ними постоянно. Неделя пролетала за неделей и Пуаро уже явно начал нервничать. Ему никак не удавалось отыскать пресловутое «последнее звено». В глубине души я надеялся, что оно и не найдется. Ведь о каком счастье для Мэри можно говорить, если Джона осудят? Пятнадцатого сентября Джон Кавендиш оказался на скамье подсудимых в Олд-Бейли [Олд-Бейли – Центральный уголовный суд Англии и Уэльса, обычно называемый Олд-Бейли в честь улицы, на которой он расположен]. Он был обвинен в преднамеренном убийстве Эмили Агнес Инглторп и провозгласил свое: «Не виновен!» Его защиту взял на себя знаменитый королевский адвокат сэр Эрнест Хэвиуэзер. Государственный обвинитель мистер Филипс выступал первым. Он заявил, что совершенное убийство было не просто преднамеренным, но и в высшей степени хладнокровным. Это ни что иное, как умышленное злодейское отравление любящей и доверчивой женщины пасынком, для которого она была больше, чем матерью. С самого детства она содержала и неустанно опекала Джона Кавендиша. Он и его жена проживали в Стайлз-Корте в роскошной обстановке, окруженные ее заботой и вниманием. Она была щедрой и великодушной благодетельницей для обоих. Обвинение располагает доказательствами, продолжал прокурор, что подсудимый растранжирил все деньги и находился на грани банкротства. Помимо этого он вступил в предосудительную связь с некой миссис Райкс, женой соседа-фермера. Наконец, слухи дошли до миссис Инглторп. Накануне своей смерти она вызвала пасынка на откровенный разговор и завязалась ссора, часть которой была подслушана. Незадолго до этого подсудимый купил стрихнин в деревенской аптеке, замаскировавшись под человека, на которого надеялся переложить вину за преступление и к которому испытывал откровенную неприязнь. Речь идет о муже миссис Инглторп. К счастью для мистера Инглторпа, он смог предоставить неопровержимое алиби. Днем 17 июля, сразу же после ссоры с сыном, миссис Инглторп написала новое завещание. Это завещание было уничтожено в камине ее спальни на следующее утро после убийства, уцелел обрывок. Однако обнаружились свидетельства того, что оно было составлено в пользу ее мужа. Убитая уже отдавала подобное письменное распоряжение еще до замужества, но – тут мистер Филипс выразительно поднял указательный палец – подсудимый этого не знал. Что побудило миссис Инглторп составить новое завещание при том, что имелось старое, он затрудняется сказать. Эта леди была уже в годах и могла кое-что забыть. А возможно – это казалось прокурору более вероятным, ведь миссис Инглторп ранее беседовала на эту тему с пасынком – она решила что заключенный брак отменяет последнее волеизъявление. Дамы не всегда сведущи в юридических вопросах. Известно также, что примерно за год до смерти миссис Инглторп составила завещание, в котором наследником назначался подсудимый. Обвинение располагает уликами, которые неоспоримо свидетельствуют: именно подсудимый отнес своей мачехе чашку кофе в ту роковую ночь. Позже он проник в ее спальню и уничтожил документ с последним волеизъявлением покойной. Несомненно, он воображал, что теперь в силу вступает предыдущее завещание, по которому все состояние миссис Инглторп переходит к нему. Подсудимый был арестован после того, как инспектор Джепп – блестящий и заслуженный детектив нашей уголовной полиции – обнаружил в его спальне тот самый пузырек со стрихнином, который за день до убийства был продан в деревенской аптеке человеку, выдававшему себя за мистера Инглторпа. Присяжным предстоит решить, являются ли эти изобличающие факты убедительным доказательством вины подсудимого. И, тонко намекнув, что любое иное решение было бы просто немыслимым для людей, претендующих на звание разумных существ, мистер Филипс вернулся на свое место и промокнул лоб платком. Первыми свидетелями обвинения в основном были те, кто уже выступал на дознании. Прежде всего заслушали показания медиков. Сэр Эрнест Хэвиуэзер, прославившийся на всю Англию своей беспардонной манерой запугивания свидетелей, задал лишь два вопроса. – Правильно ли я понимаю, доктор Бауэрштейн, что стрихнин, примененный в качестве отравляющего вещества, действует крайне быстро? – Да. – И вы не можете объяснить задержку симптомов в данном конкретном случае? – Нет. – Благодарю вас. Мистер Мейс опознал предъявленный ему пузырек. Он действительно продал его мистеру Инглторпу. Однако под нажимом прокурора был вынужден признать, что прежде видел мистера Инглторпа только издали и никогда с ним не разговаривал. Перекрестному допросу свидетель подвергнут не был. Вызванный следом Альфред Инглторп покупку яда категорически отрицал. Не признавал он и того, что поссорился с женой. Его заявления подтверждались показаниями целого ряда свидетелей. Садовники из Стайлз-Корта рассказали, как их просили заверить завещание хозяйки. Настал черед Доркас. Верная домоправительница, бесконечно преданная своим «молодым джентльменам», категорически отрицала, что могла слышать голос Джона, и упорно настаивала на том, что именно мистер Инглторп был в будуаре с ее хозяйкой. На лице подсудимого при этих словах промелькнула тень улыбки. Он слишком хорошо понимал бесполезность этих самоотверженных заявлений, ведь защита не собиралась оспаривать факт ссоры Джона и его мачехи. Миссис Кавендиш, разумеется, нельзя было принудить к даче показаний против мужа. Задав еще несколько вопросов на другие темы, мистер Филипс поинтересовался: – Вы помните посылку от фирмы Парксон, которую доставили в июне для Лоуренса Кавендиша? Доркас замотала головой. – Не помню, сэр. Может статься, так и было, да только мистера Лоуренса не было дома почитай весь июнь. – А если посылка пришла в его отсутствие, как бы с ней поступили? – Положили бы в его комнате, или переслали бы в Уэльс, где он гостил. – Это входит в ваши обязанности? – Нет, сэр. Я просто кладу почту на столик в холле, а подобными делами у нас ведает мисс Говард. Вызванная на свидетельское место Эвелин Говард после дачи показаний по другим вопросам, ответила и на этот. – Нам доставляют много почты. Конкретно эту посылку я не помню. – А не могли бы вы сказать, была ли эта бандероль отправлена мистеру Лоуренсу Кавендишу в Уэльс, или ее просто оставили в его комнате? – Не думаю, что ему посылали что-то подобное. Я бы непременно запомнила. – Допустим, в Стайлз была доставлена посылка на имя мистера Лоуренса Кавендиша, а затем она исчезла – вы бы заметили ее отсутствие? – Не обязательно. Я просто решила бы, что ею кто-то занялся. – Полагаю, мисс Говард, именно вы нашли этот лист оберточной бумаги? – Прокурор продемонстрировал тот самый пыльный листок, который мы с Пуаро рассматривали в утренней гостиной Стайлз-Корта. – Да, я. – А почему вы вообще озаботились его поисками? – Бельгийский детектив, который занимался этим делом, попросил меня найти его. – И где же именно вы обнаружили его в конце концов? – Наверху…. шкафа. – Это был шкаф в спальне подсудимого? – Кажется… кажется, да. – Вы же лично занимались поисками, как же вы можете не знать точно? – Он лежал на платяном шкафу подсудимого. – Вот это другое дело. Приказчик из магазина театрального реквизита сообщил, что 29 июня они выслали мистеру Л. Кавендишу согласно предварительной договоренности черную бороду. Ее заказали письмом, к которому прилагался оплаченный почтовый перевод. Нет, письмо они не сохранили, но подобные операции фиксируются в приходно-расходных книгах. В соответствии с распоряжениями заказчика, борода была отправлена на имя Л. Кавендиша, эсквайра, в имение Стайлз-Корт. Сэр Эрнест Хэвиуэзер, устрашающе посапывая, поднялся со своего места. – Откуда пришло письмо? – Из Стайлз-Корта. – Это тот самый адрес, по которому вы отправили посылку? – Да. – И письмо пришло оттуда? – Да. Хэвиуэзер налетел на него, как коршун на добычу. – С чего вы так решили? – Не… не понимаю… – Откуда вы знаете, что письмо пришло из Стайлза? Вы что же, видели почтовый штемпель? – Нет, но…