Он в последний раз окинул взглядом комнату. – Полагаю, здесь нам уже делать нечего, разве что… – Он пристально уставился на пепел за каминной решеткой. – Огонь горит – и все сжигает дотла. Но если повезет – возможно – посмотрим! Ловко передвигаясь на четвереньках по каминному коврику, маленький бельгиец с величайшей тщательностью и осторожностью просеял золу в очаге. Внезапно он издал тихий возглас торжества. – Гастингс, пинцет! Я тут же передал требуемый инструмент и он бережно извлек из кучки пепла обгоревший клочок бумаги. – Что вы скажете об этом, мон ами? – воскликнул Пуаро. Я внимательно осмотрел улику. Бумага была очень плотная, совсем не похожая на почтовую. Вот точное воспроизведение этого обрывка: – Пуаро! – вскричал я. – Это же фрагмент завещания! [Гастингс узнал неизменную юридическую формулу: «Это есть моя последняя воля и завещание»] – Ну, разумеется. Я взглянул на него с подозрением. – Вижу, вы не удивлены? – Нисколько. Это я и ожидал найти. Я молча наблюдал, как он с методичностью, присущей всем его поступкам, прячет свою находку в чемоданчик. А в голове моей крутился целый вихрь мыслей. Что еще за таинственное завещание? И кто его уничтожил? Вероятно, это он оставил пятно стеарина на полу? Допустим. Но как он вообще смог попасть в комнату? Ведь двери были заперты изнутри! – А теперь, друг мой, нам пора, – бодро прервал мои размышления Пуаро. – Я хочу задать несколько вопросов горничной по имени… Доркас, если я не ошибаюсь. Мы прошли через комнату Альфреда Инглторпа, и Пуаро задержался здесь для непродолжительного, но весьма основательного осмотра. Выйдя в коридор, мы заперли дверь, как и двери спальни миссис Инглторп чуть ранее. Пуаро изъявил желание осмотреть будуар, и я проводил его туда, а сам отправился на поиски Доркас. Однако когда я нашел и привел ее, будуар был пуст. – Пуаро, где вы? – окликнул я. – Я здесь, мой друг. Оказалось, он вышел через французское окно на лужайку и застыл, очарованный яркими куртинами в форме разнообразных геометрических фигур и символов. – Восхитительно, – бормотал он. – Восхитительно! Какая симметрия! Обратите внимание на этот полумесяц. А эти ромбы! Какая аккуратность! Как идеально выверено расстояние между растениями! Должно быть, эти клумбы разбиты недавно? – Да, кажется этим занимались еще вчера. Может, вы все же вернетесь? Я привел Доркас. – Э бьен, э бьен! Ладно. Но, Гастингс, никогда не жалейте лишней минутки для того, что услаждает взор. – Да, но это дело важнее! – А почему вы решили, что эти дивные бегонии не важны? В ответ я лишь пожал плечами. С ним и впрямь было бесполезно спорить, если на него накатывал такой стих. – Вы не согласны? Но никто не знает, как обернется дело. Ладно, давайте побеседуем с нашей славной Доркас. Доркас чинно поджидала нас в будуаре, скрестив руки поверх передника. Аккуратно уложенные в прическу седые волосы покрывал белоснежный чепец. Словом, Доркас была воплощением идеально вышколенной преданной служанки, которую редко встретишь в наши дни. Разумеется, к иностранцу Пуаро она испытывала величайшую подозрительность, но ему быстро удалось завоевать ее расположение. Для начала он предупредительно подвинул к ней стул. – Садитесь, мадемуазель. – Благодарю, сэр. – Вы служите у своей хозяйки уже много лет, не так ли? – Десять лет, сэр. – Долгий срок! Долгая верная служба. Вы были очень к ней привязаны? – Она была мне доброй и щедрой госпожой, сэр. – Что ж, тогда вы не откажетесь ответить на несколько моих вопросов. Я задаю их с ведома и полного одобрения мистера Кавендиша. – Я к вашим услугам, сэр. – В таком случае, припомним, что произошло вчера после обеда. Ваша хозяйка поссорилась с мужем? – Да, сэр. Но не знаю, подобает ли мне… – замялась Доркас. Пуаро заглянул ей в глаза. – Добрейшая моя Доркас, мне нужны мельчайшие подробности этой ссоры. И не бойтесь, что поступаете скверно, выдавая хозяйские секреты. Ваша госпожа мертва, и если мы хотим за нее отомстить, нам необходимо знать все. Ничто не может вернуть ее к жизни, но если дело нечисто, убийца должен понести наказание. – Воистину так, аминь! – пылко откликнулась Доркас. – Не будем называть имен, но есть в этом доме один обитатель, которого никто на дух не переносит! В недобрый час переступил он наш порог! Пуаро подождал, пока схлынет ее праведный гнев, а потом вновь перешел на деловой тон. – Ну, так что насчет этой ссоры? С чего она началась? – Видите ли, сэр, вчера я случайно проходила по коридору в этой части дома… – В котором часу? – Точно сказать не могу, сэр, но задолго до чаепития. Может, часа в четыре, а может, чуть позже. Так вот, сэр, как я уже и сказала, я случайно проходила мимо, и услышала, как господа разговаривают – очень громко и сердито. Я вовсе не собиралась подслушивать… но… словом, так уж вышло, что я остановилась. Двери были закрыты, однако хозяйка говорила очень четко и ясно, я слышала каждое слово. «Ты солгал мне и предал мое доверие», – сказала она. Что сказал на это мистер Инглторп, я не разобрала, он говорил немного тише, но вот ее ответ: «Как ты смеешь? Я содержу тебя, кормлю и одеваю! Ты обязан мне всем! И вот как ты меня отблагодарил – навлек позор на нашу семью!» Что он сказал на это, я опять-таки не расслышала, а хозяйка продолжала: «Как бы ты сейчас не оправдывался, это ничего не изменит. Я ясно вижу, в чем состоит мой долг. Я приняла твердое решение. И даже угроза публичного скандала меня не устрашит». – Тут мне показалось, что они собираются выйти в коридор, и поспешила убраться. – Вы уверены, что слышали голос мистера Инглторпа? – Но, сэр, а с кем же еще она могла так разговаривать? В пять миссис Инглторп позвонила и велела принести в будуар чашку чая – и ничегошеньки из еды. Ужасно она выглядела – такая бледная и расстроенная. «Доркас, – говорит, – я испытала настоящее потрясение». – «Очень жаль это слышать, мэм, – говорю я на это. – Выпейте горячего чайку и сразу почувствуете себя лучше». Она что-то держала в руке – не то письмо, не то просто записку, она глаз не сводила с этого листка бумаги, будто не могла поверить в то, что прочитала там. И хотя я еще не ушла, она не смогла сдержаться, знай бормочет: «Всего несколько слов – и все изменилось!». А потом возьми да и скажи мне: «Никогда не доверяй мужчинам, Доркас, они того не стоят». Я поспешила вниз и принесла ей чашку отличного крепкого чая, она поблагодарила меня и сказала, что как только выпьет его, ей, несомненно, полегчает. «Ума не приложу, что мне делать, Доркас, – говорит. – Скандал между мужем и женой – это ужасно. Я предпочла бы все замять, если бы только могла». Тут вошла миссис Кавендиш, так что хозяйка ничего больше не сказала. – А эту бумагу, чем бы она ни была, она при этом держала в руке? – Да, сэр. – А что она сделала с ней потом, как по-вашему? – Не могу сказать точно сэр, но, вероятно, заперла в своем лиловом портфеле. – Это там она хранила самые важные бумаги? – Да, сэр. Каждое утро она приносила его с собой в будуар и забирала в спальню каждый вечер. – А когда она потеряла ключ от его замочка? – Обнаружилось это вечером во время ужина, сэр. Хозяйка очень расстроилась и велела мне поискать его как следует повсюду. – Но у нее же был дубликат? – О да, сэр. Отвечая, Доркас с любопытством взглянула на маленького детектива. Признаться, я и сам был заинтригован. Пуаро улыбнулся. – Не удивляйтесь, Доркас, моя работа – все знать. Это тот самый потерянный ключ? – Он продемонстрировал служанке ключ, который вытащил из замка бювара, когда мы с ним были наверху. Доркас вылупила на него глаза. – Так и есть, сэр, это он. Но где же вы его нашли? Я каждый уголок обыскала. – Ах, уверяю вас, вчера он был совсем не там, где сегодня. Но поговорим о другом. Имеется ли в гардеробе вашей госпожи темно-зеленое платье? И снова Доркас изумилась до глубины души. – Нет, сэр! – Вы совершенно в этом уверены? – Совершенно, сэр. – А еще у кого-нибудь в доме есть наряд зеленого цвета?