– Что ты, – машет на него руками Ирка, – ни в коем случае. Ты – моя гавань. Мой порт назначения. Совсем как Яффо. Ирка оглядывается вокруг. Корабли и лодки устало покачиваются, черпают носами остатки солнца, готовятся ко сну. Она поднимает лицо, сморит на Илью. Он молчит, Ирке кажется, что именно сейчас Илья начнет пугаться, поэтому она продолжает быстро, почти скороговоркой: – Не в том смысле, что я теперь прилепилась к тебе навсегда, вовсе нет. – И она усмехается: – Даже не надейся. Кажется ей или нет, но Илюша с облегчением вздыхает. Ирка вздыхает в ответ и продолжает говорить то, чему уже сама почти верит: – Лодка на то и лодка, чтобы жить в море. А если лодка вздумает уплыть и увезти с собой порт, то ничего у нее не получится. Потому что порт крепко к берегу пришпилен, да и канаты у лодки лопнут. Вот и человек так же. Если вдруг представить, что ты мой не только на сегодня, а навсегда, то… Она замолкает, смотрит на Илью, а чтобы разрядить обстановку, улыбается, смешно морщит нос: – То я бы от счастья просто лопнула, понимаешь? Илья все понимает и ловко переводит разговор на другую тему: – Я понимаю, что еще немного, и ты простынешь, сидя здесь в темноте на мокрых камнях. Давай уже пойдем, а по дороге ты мне расскажешь все остальное. – Давай, – легко соглашается Ирка, которая на самом деле уже сказала все, что хотела. Ну почти. – А куда мы пойдем? – спрашивает она, хватаясь за его руку. – Мы едем обратно? – Ну вот еще, обратно, – возмущенно говорит Илья, – у нас с тобой еще много приключений впереди. – Это здорово, – почти подпрыгивает Ирка, – тогда пошли скорей. Путь их лежит из порта на улицу Левински, ту самую Левински, которая неподалеку от Таханы Мерказит, то есть, по-русски, от автобусной станции. – У меня есть приятель, – поясняет на ходу Илюша, – он тут недалеко снимает квартиру и как раз сейчас в отъезде, а у меня ключи. Пошли? – Пошли, пошли, надо же нам где-то переночевать, – радуется Ирка. – А что за квартира? Там уютно? – М-мм, – мычит Илья, – он одинокий чувак, работает на заправке, все что угодно, но только не уютно, ты уж прости. Я не захотел гостиницу нам снимать на одну ночь, понимаешь? – Понимаю, – быстро соглашается Ирка, – чего же тут непонятного, приятель так приятель, это ж только на одну ночь. А балкон там есть? – Не знаю, а зачем тебе балкон? – удивляется Илюша. – Балкон – это здорово, – мечтательно тянет Ирка. – Представляешь, мы с тобой завтракаем на балконе. Во-первых, мы с тобой еще ни разу не завтракали вместе, а во-вторых – ветер с моря. – Ох, ну ты и ребенок все-таки, – качает он головой, – настоящий ребенок. – Мне и мама так всегда говорит, – кивает Ирка, – но это же замечательно. Зачем тебе нужна еще одна серьезная тетя, скажи? Илюша усмехается одним уголком рта, ничего не отвечает на это ее «еще». Они идут рядом, его рука у нее на талии, время от времени он останавливается под фонарем, сверяется с картой, читает названия улиц. – Почти пришли, – говорит он тихим голосом, – уже совсем недолго. – А отчего ты шепчешь? – переходит на шепот Ирка. – Приятель предупредил. Неблагополучный район. Лучше, чтобы тихо. – А я и не знала, что в Израиле есть… Ирка не успевает договорить, из переулка напротив выходит темная фигура. Фигура покачивается, приваливается спиной к стене грязного дома, оседает. Ирка сжимает руку Ильи, останавливается. Глава третья Ирка подбегает первая. На земле лежит мальчишка, подросток, на губах у него пена, а может, его недавно вырвало. Руки раскинуты по сторонам, они худые, со следами старых уколов. Ирка наклоняется к его рту – дыхания нет. Щупает пульс на шее – ничего. Она запихивает пальцы в его рот, проверяя, нет ли там остатков пищи или еще какой гадости. Выпрямляется, размахивается, бьет кулаком по его груди, пытается завести сердце. Потом начинает делать искусственное дыхание, так, как их учили. Считает вслух, чтоб не так страшно. Из подворотни выходят другие темные фигуры, толпятся поодаль, наблюдают. Наверняка это такие же мальчишки и девчонки, как вот этот, бездыханный. Надо же, как Ирка на него набросилась. Смелая, выходит. И не противно ей. Илья набирает номер «скорой», быстро и четко объясняет ситуацию, называет адрес, подходит к Ирке, отстраняет ее. – Давай я. Ты устала уже, да и не женское это дело. Давай, давай, – повторяет он, хватает ее, как котенка, за шкирку, оттаскивает от подростка. Наклоняется над ним, видит, что тот уже задышал. Снимает с себя футболку, вытирает парнишке лицо, сворачивает, подкладывает осторожно под голову. На руках его остаются пятна крови, он морщится. – Кто-то его по голове звезданул вдобавок. Придется полицию тоже вызывать. Но полиция уже тут, слышна сирена, виден синий крутящийся глаз. Темные фигуры вокруг оживают, начинают пятиться и уходить обратно в подворотню. Только одна девчонка остается, смотрит с опаской, потом подходит к Ирке и спрашивает хрипло: – Он будет жить? – Будет, – вздыхает Ирка, вытирая руки о подол сарафана, поднимает лицо, всматривается в лицо девушки. – Это твой парень, что ли? – Брат, – отвечает та, отворачивается, уходит, пропадает. Ирка качает головой. – Кошмар какой-то, – шепчет она, – дети же. То же самое она будет повторять потом, уже дома, вспоминая этот вечер. А пока – эмоции кончились, Ирка стоит прямо, как солдатик, четко отвечает сначала на вопросы полицейского, потом на вопросы врача. Илюша помогает укладывать паренька на носилки, поднимает футболку с земли, отряхивает, подходит к ней, с тревогой заглядывает в лицо: – Ты как? В порядке? – В порядке, – криво улыбается она, потом они ждут, пока полицейские заполнят бумаги, расписываются, дают свои телефоны и адреса, «скорая» давно уехала, наконец уезжают и полицейские, улица пуста, только обрывки газет и прочий мусор шевелятся от ветра. Илюша берет ее за руку, уводит. Оказывается, нужный им дом в пяти минутах ходьбы, он двухэтажный. Ирке отчего-то кажется, что они раньше в нем бывали. – Надо хорошенько помыться, – бормочет Ирка, прислонившись к косяку, пока Илюша возится с замком. Дверь распахивается, крохотная прихожая, лампочка без абажура, ванна, слава богу, есть горячая вода. – Иди купайся, – говорит Илья, – дай только я вымою руки, чтобы чайник поставить и посмотреть, что тут вообще есть. Она кивает, нет сил говорить слова. Молча берет у него из рук грязную футболку. Уходит в ванну, сначала моет руки, потом стаскивает через голову сарафан, остается в одних трусиках, кладет свой сарафан и его футболку в раковину и начинает их намыливать, ей кажется, что не только от одежды, но и от куска мыла теперь всегда будет пахнуть бедой. В ванну возвращается Илья, он хочет спросить, что она будет – чай или кофе, но молчит, смотрит на ее плечи, нежно покусанные сегодняшним солнцем, на лопатки, торчащие, будто крылышки, на розовые кружевные трусики, на белую полоску незагорелой кожи над ними. Горло у него перехватывает, он и сам не знает почему, а слова застревают. А Ирка жмыхает в раковине сарафан и футболку и тихо повторяет: – Кошмар какой. Дети же. Илюша возвращается на кухню и заваривает чай. Потом выходит на балкон, надо же, здесь действительно есть балкон. Курит. Пока он курит, Ирка успевает выстирать и выжать одежду, повесить ее сушить, залезть в ванну, помыться, вытереться и наконец-то добрести до кровати. Илья тушит сигарету, идет в ванну, начинает мыться. Мыслей в голове нет, и это хорошо. Когда он возвращается в комнату, то видит Ирку – она лежит, закутанная в простынь, почему-то не вдоль кровати, а наискосок, лицо ее безмятежно, а губы причмокивают во сне. Он ложится рядом, стягивает простынь, обнимает ее ногой и рукой, утыкается в шею и засыпает раньше, чем успевает почувствовать ее уже такой привычный запах. Утро застает их в той же позе, будит, придвигает друг к другу ближе, еще ближе, настраивает их тела на один ритм, обрывается внезапно. Ирка на пару секунд теряет сознание, а может, наоборот, находит, она так до конца и не смогла понять, что с ней происходит вот в эти моменты, но точно знает, что такого никогда не было раньше, с другими, а это значит…